Донская рана - Александр Александрович Тамоников
Однако ему нельзя было надеяться только на рассказы больных и самого доктора Вольфа. Нужны были более важные, тщательно оберегаемые немецким командованием факты. Их Шубин начал получать уже с 4 января – и, конечно, не в госпитале. О поставщиках информации также позаботился Роберт Петерс. В тот короткий срок, который они провели вместе в новогоднюю ночь в курятнике, резидент не только обеспечил Шубина документами и раной в плече, он также передал ему наработанные связи.
Основным поставщиком информации был сам Петерс – он многое узнавал в немецком штабе, в котором служил. Туда, в штаб генерала Гота, стекались сведения и с других участков фронта. Так что Шубину лишь оставалось получать записки Петерса, превращать их в зашифрованные донесения и передавать советскому командованию.
Однако уже 4 января Петерс сообщил в своей записке Шубину, что донесение, которое разведчик сейчас читает, последнее. «Немцы стали меня подозревать, – писал Петерс. – У меня в комнате провели обыск, за мной установлено наблюдение. Следует ждать ареста. Я больше не смогу приходить сюда и оставлять донесения. Передайте это командованию. Даст ли оно мне разрешение вернуться к нашим частям? Если такое разрешение будет дано, завтра постарайтесь мне об этом сообщить. Стойте в шесть вечера у входа в госпиталь и держите в руках белый носовой платок. Это будет означать, что разрешение получено. Тогда я постараюсь исчезнуть и перейти линию фронта. А вы останетесь нашим резидентом в Ростове вместо меня. Ищите другого информатора. Верю, что вы его найдете».
Шубин передал сообщение Петерса в штаб, и тут же получил ответ. Полковник Уколов разрешал советскому резиденту передать свой пост Шубину и скрыться. Поэтому на следующий вечер, прежде чем отправиться в курятник, Глеб постоял на улице у входа в госпиталь с белым платком в руке. И увидел, как по другой стороне улицы прошел Петерс. А в нескольких шагах за ним, маскируясь под обычного солдата, шел немецкий оперативник. Так Шубин в последний раз видел своего предшественника на посту советского резидента в Ростове. И с этого дня он начал поиски информатора среди немецких военных.
Впрочем, Петерс был не единственным поставщиком информации для Шубина. За время своей службы на Кавказе резидент успел завербовать еще двоих человек. Одним из них был железнодорожный мастер Петр Чижов. Его, в общем, даже вербовать было не нужно: Петр Егорович сам искал, как бы ему навредить немцам, только не знал, как это сделать. Он поставлял нашим разведчикам – сначала Петерсу, а затем, начиная с января 1943-го, Шубину – информацию о движении немецких воинских эшелонов, о том, что и куда везут. На основании этих данных наши специалисты могли понять, на каких участках фронта немцы готовят удары, а откуда, наоборот, забирают силы.
А еще одним поставщиком информации была Аня Мухина, которая работала официанткой в немецкой солдатской столовой в Ростове. Она тоже, как и Чижов, ненавидела оккупантов и хотела с ними бороться. Когда она осенью 1942 года только шла на работу в столовую, она знала два десятка немецких слов, не больше. Но у нее, как видно, были способности к языкам – за время работы Аня в совершенстве овладела немецким, стала также понимать румынский и даже венгерский, который считается очень трудным языком. Слушая разговоры солдат, ефрейторов и фельдфебелей, она узнавала много интересного, и все это пересказывала нашим резидентам.
Так что маршруты прогулок Шубина постепенно усложнялись и удлинялись. Кроме пивной, где его ждал доктор Вольф, и курятника, где его дожидалась рация, разведчику также нужно было посетить железнодорожное депо и солдатскую столовую. Прогулки получались продолжительные, зато очень полезные.
Но ведь доктор Вольф сказал своему пациенту, что тому недолго оставалось лежать в госпитале? Ведь доктор был уверен, что рана ефрейтора Кнехта уже почти зажила?
Все вроде так, но вот какая штука: эта самая рана в плече упорно не хотела заживать! Днем доктор накладывал на нее повязку, делал пациенту все нужные для скорейшего выздоровления уколы, и дело явно шло к выписке. Однако за ночь рана по непонятным причинам вновь воспалялась, температура у больного повышалась, и к утру он чувствовал себя плохо – едва ли не хуже, чем при своем поступлении в госпиталь. Кнехт лежал в госпитале уже вторую неделю, а ему становилось не лучше, а только хуже. Доктор Гюнтер Вольф не знал, что и делать. Сначала он отказывался звать на помощь своих более опытных коллег, ведь таким образом он показывал свою слабость как врача. Но когда миновали две недели, а Кнехт все не шел на поправку, Вольф скрепя сердце все же обратился за помощью к другим врачам. У постели ефрейтора собрался целый консилиум. Внимательно осмотрев больного, изучив историю его лечения, эти доктора пришли к заключению, что связист страдает от какого-то врожденного недуга, который раньше не давал о себе знать, а вот после ранения вдруг проявился. Говорили о лейкозе, раке печени, о скрытой форме туберкулеза… Заключение врачей было единодушным: Эрих Кнехт представляет собой особо интересный случай с точки зрения медицины; его необходимо оставить в госпитале на длительное время, внимательно наблюдать за его состоянием и пробовать разные способы лечения. О выписке больше не было разговоров.
Это был именно тот результат, которого и добивался Шубин. Да, это он сам вызывал обострение своей болезни, воздействуя на организм с помощью методики, которой его научил специалист из Индии перед заброской в немецкий тыл. Он научил Шубина повышать температуру тела и ускорять жизненные процессы, что разведчик и делал. Вот почему его рана никак не хотела заживать, вот почему доктору Вольфу и другим немецким специалистам никак не удавалось сбить у раненого повышенную температуру. Используя эти способы, Шубин мог не беспокоиться за свое будущее в госпитале: он мог бы лежать длительное время.
Другое дело, какую цену ему приходилось за это платить. Наносить вред своему организму было больно, и не просто больно, а мучительно больно. Кроме того, Шубин помнил слова своего индийского наставника. Тот говорил, что долго пользоваться этой методикой опасно: можно настолько расшатать
