Николай Кулаков - Подарок командиру
…Затем они играли впятером. А я думал о том, сколько замечательных талантов, а может быть, и гениев вычеркнула из жизни война, развязанная проклятыми фашистами!
Николай Флеров
Североморцы
В холодный и ясный день подмосковной осени, когда на лесной тропинке ранним утром прозвенит под ногою тоненькая корочка льда, а в полдень кажется иногда, что снова возвратилось лето, я вспоминаю иную осень, давнее время, заполярный край.
Осень 1944 года была на Севере необычная — не очень холодная, светлая. Снег еще не лег прочно и надолго в ягельных низинах и не закрыл макушки крохотных березок и рябин. И за туманным Кольским заливом, на Рыбачьем, думалось о Москве. Она вспоминалась тогда еще и потому, что все мы, фронтовики, где бы и кто бы ни родился и до того ни жил, кто бы и где бы сейчас ни воевал, — все мы думали о Москве, смотрели в ту сторону, где она от нас находилась. Многие не знали, что в то время были погашены кремлевские рубиновые звезды, но и для тех, кто знал об этом, знакомые темно-красные лучи все равно пробивали мрак ночи, проникали в самые дальние дали, вселяли веру в победу.
Свет их озарял и наши пути наступления 1944 года.
Имя нам было — североморцы. И уже входило в песни и с песнями выходило на морские и океанские просторы:
С туманами и нордами,С кипящею волнойВ безбрежье за фиордамиВстречаться не впервой.
И помним, что зовемся мыНе зря североморцами,Не зря храним на СевереМы Родины покой.
Гранитные скалы за далью облаков.Встречай, Ледовитый, советских моряков.А волны встают за грядою гряда.А североморцы в морях, как всегда.
Североморцы, фронтовые друзья мои! Знаю, и для вас всех памятно это время 1944 года. Ведь нам до того еще не приходилось освобождать свои и чужие города. Правда, мы и не отступали. Северный флот не сдавал немецким фашистам своих баз. Ведь это на Севере есть тот пограничный столб, что оставался знаком не перейденной здесь врагом границы.
Североморцы… Вижу их, боевых своих товарищей, вижу и не знаю, как же рассказать о них, если одних Героев Советского Союза за годы Великой Отечественной войны на Северном флоте было более восьмидесяти человек, а летчик Борис Сафонов и катерник Александр Шабалин удостоены этого звания дважды. Дважды получил звание Героя Советского Союза и разведчик Виктор Леонов (второй раз за подвиги в войне с империалистической Японией). А ведь отважными и смелыми людьми, героями боев здесь были все.
Может быть, рассказать о самых ярких победах, о самых необыкновенных человеческих судьбах? Но о них давно уже написаны книги…
Я вновь и вновь перелистываю пожелтевшие от времени страницы фронтовых блокнотов. И нахожу иной раз наскоро сделанные в разное время записи, и думаю, что ведь не сразу пришел он к нам на Север, октябрь 1944 года. Мы готовили его, готовили долго, настойчиво. И мы верили в него за много месяцев и дней до того, как над Мустатунтури запылало пламя артиллерийской подготовки перед наступлением.
И как же не вспомнить мне нынче, что было задолго до 1944 года, — припорошенный майским снегом северный аэродром, застывшие в торжественном молчании ряды летчиков-североморцев и их командир, вставший на колено и целующий шелк врученного только что полку гвардейского Знамени. А за пять минут до того мы с командиром жали друг другу руки, и я всматривался в широкое, чуть скуластое, с добрыми светлыми глазами лицо этого человека, имя которого — Борис Сафонов — было уже известно всей стране.
Борис Сафонов! Фашистские асы не решались идти в открытый бой, если в воздухе был «Сафон», как они его называли.
В победном нашем наступлении 1944 года была немалая доля заслуг Бориса Сафонова и его полка, хотя самого командира к тому времени давно уже не было в живых. Он погиб над северными штормами, сбивая фашистский самолет. Всего им лично и в групповых боях было сбито тридцать девять самолетов противника.
Как же не вспомнить мне и не сказать о своем друге, теперь уже и по писательскому перу, Герое Советского Союза Сергее Курзенкове, человеке поистине легендарной судьбы, ибо не часты случаи, подобные пережитому им. Сергей, раненный в одном из воздушных боев, с трудом выбросился из горящего самолета с парашютом. И тут же камнем рухнул вниз: у парашюта были перебиты лямки. Гибель неминуема, мгновенна. Падение. Удар… Но что это? Сознание возвратилось к Сергею. Это не конец. Он жив. Он упал на снежный наст склона сопки. Скольжение уменьшило силу удара при падении. Курзенкова нашли, удачно оперировали. И когда мы теперь встречаемся с ним, то всегда вспоминаем Заполярье. А еще — Бориса Сафонова. Это командир Курзенкова, любимый человек и товарищ. И тогда я опять вижу весну 1942 года, майский аэродром и высокого, крепкого в плечах, богатырского сложения человека о мягкой улыбкой на удивительно приятном лице, сжимающего в руках древко гвардейского Знамени.
А как не вспомнить подводников, которые были в числе первых североморцев в 1933 году, когда здесь создавался флот и как основа его с Балтики пришли сюда две подводные лодки. Тогда на одной из них служил Иван Александрович Колышкин, полюбивший и эту диковинную красу природы, и беспокойные северные моря, и строгие корпуса базы, и узенький пирс, откуда машут руками остающиеся на земле друзья и где встречают, чтобы самим теперь отправиться к зеленым квадратам моря.
Колышкин первым из подводников-североморцев получил высокое звание Героя Советского Союза.
А Николай Иванович Морозов, комдив североморских «малюток», — как сейчас вижу его, полного, добродушного человека с острыми, будто все вокруг видящими глазами и с неиссякаемыми запасами всевозможных морских «баек», часть которых мне удалось как-то записать. Это оттуда, из его рассказов, взятых из гущи самой жизни, пришло выражение, ставшее крылатым. А рассказ коротко выглядел так: «Подводная лодка возвратилась из долгого, трудного похода. И только пришли новое задание. Ни минуты отдыха, Я сказал команде: „Как, товарищи, выдержим?“ А мне отвечают: „Мы-то выдержим. Железо бы выдержало“».
Но я говорю о летчиках, о подводниках и пока ни слова о тех, с кем особенно часто делил боевую судьбу, — о моряках эсминцев, тральщиков, сторожевых кораблей. Поэмы писать о каждом из них.
О таких, как Николай Дебелов, командир корабля, на моих глазах потопившего у Карских ворот за один час две немецкие подводные лодки из преследовавшей нас «волчьей стаи».
Поэмы писать о краснознаменном лидере «Баку». Он совершил беспримерный поход с востока на север. Тихоокеанцы стали североморцами. Что это были за люди! Борис Павлович Беляев, командир корабля. А за глаза для всех — батя, и только! А тех двоих краснофлотцев, что во время шторма так и не смогли сменить друг друга в румпельном отделении, накрыла волна, и оба остались в полузатопленном помещении, а вода все прибывала. А Володя Тонконогов, чернобровый и точно бы хмурый, а на деле душевного характера человек, командир БЧ-5, как он их подбадривал по телефону, мол, потерпите ребята, качка уменьшается, все будет хорошо. А потом говорил мне, положив трубку на место: «Дело идет к урагану. Надо принимать решительные меры, спасти ребят…». А затем было действительно тихо. Мы стояли уже в базе, и командир бригады Павел Иванович Колчин вручал краснофлотцам ордена Красной Звезды. Потому что корабль выполнил тогда очень важное задание, и оно тоже было нашим вкладом в победу на Севере осенью 1944 года.
И вот октябрь, год сорок четвертый. Помню хорошо ранние холодные сумерки над причалом. Еще немного, и заполярное солнце уже надолго покинет нас, до весны. Вслед за первыми десантами идем в порт. Печенга, древняя земля наша, исконно русская. Почему ты так долго называлась Петсамо!?.
Вот где впервые довелось увидеть не только останки домов, сожженных и взорванных гитлеровцами перед уходом. Мы увидели и результат всей боевой работы — летчиков, подводников, морских пехотинцев. За городом, точно оголенный короткоствольный лес, простиралось чуть ли не до горизонта кладбище гитлеровцев, бесславно закончивших здесь свой путь.
25 октября 1944 года. Это день особо памятный, мне. День освобождения норвежского города и порта Киркенес. Вот тогда в сожженном начисто Киркенесе и написались эти строчки:
Да, я это видел своими глазами:Холодное солнце, обугленный лес,Под отблеском дальних пожаров пред намиВ безмолвных останках домов — Киркенес.
А мы шли дальше. К тому времени североморцы уже уничтожили и повредили более пятисот транспортов и кораблей врага, сбили более тысячи его самолетов. Фашисты откатывались назад. Грозное эхо нашего наступления гремело по дорогам и ущельям. Шли рядом — 14-я армия и Северный флот. И слушали солдаты, матросы, офицеры победные салюты, что гремели в их честь над Москвой.
