Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин
Щербина схватил бросательный конец своего троса, крикнул:
— Эй, на «Жемчужине!» — и швырнул швартов. Его тотчас же подхватили.
Через секунду-другую трос туго натянулся. Взят монитор на буксир!
— Полный вперед!
Из трубы «Верного» повалил дым, зашумели, зарываясь в воду, плицы колес. С натугой тащил «Верный» за собой грузный монитор, выводя его из-под вражеского огня.
А огонь стал усиливаться: гитлеровцы на берегу воспользовались тем, что после начала буксировки «Верный» и «Жемчужин» стали стрелять реже и не так метко, и тот и другой лишились свободы маневра, который позволил бы вести огонь с наибольшим успехом.
Снова содрогнулся корпус «Верного» — в его носовую часть влетел снаряд. С грохотом побежала вниз из правого клюза якорная цепь, тяжело плюхнулся в воду, пошел ко дну якорь. Никто не отдавал его, в момент, когда разорвался снаряд, соскочил с места стопор носового шпиля и освободил цепь.
Якорь упал на дно, «Верный» остановился. Его сразу же стало разворачивать правым бортом. Туго натянутая якорь-цепь скользила вдоль борта, приближаясь к гребному колесу — вот-вот запутается в нем. Если это произойдет, возобновить ход удастся не скоро, даже если якорь и будет поднят.
И снова свой корабль, а вместе с ним и беспомощно влекомый течением монитор, выручил боцман «Верного» Щербина. Он был уже на баке, привел в действие шпиль, чтобы как можно быстрее поднять якорь. Цепь ходко побежала вверх, влажно поблескивая мокрыми звеньями, но вдруг застопорилась — запуталась, застряла в клюзе. Щербина не растерялся. Он вспрыгнул на бушприт, распластался на нем, пытаясь дотянуться до клюза и распутать цепь. И опять, как перед этим на корме, почувствовал, что взлетел, подкинутый неведомой силой. На этот раз его сорвало с места воздушной волной не от разрыва, а от выстрела, который сделало носовое орудие «Верного».
От падения в воду боцмана спасла его ловкость: уже почти коснувшись ногами воды, он чудом успел ухватиться за бортовой выступ, подтянулся на руках и вскарабкался на палубу. Не теряя времени, снова бросился на бушприт. На этот раз ему удалось мгновенно освободить застрявшую в клюзе цепь, и якорь был поднят уже беспрепятственно. «Верный» тотчас же запустил машину и повел за собой на буксире монитор.
Через несколько минут Тарасовка скрылась за поворотом берега. Корабли вышли из зоны обстрела. Не отстал и «Передовой»— с поврежденной машиной он все же держал ход.
Можно прямо сказать, что монитор «Жемчужин» уцелел в тот день благодаря Щербине, благодаря его сноровистости и храбрости. Многие из экипажа «Верного» отважно действовали в этом бою, как и в предыдущих. Но не случайно, что в самый критический момент решающий поступок совершил именно Щербина, комсомолец, для которого флотская служба была не только воинской обязанностью, а и свершением давней мечты. Родившись и выросши на днепровском берегу, в селе близ Херсона, Щербина с детства страстно хотел стать моряком и уже в пятнадцать лет упросил, чтобы его взяли в команду рыболовецкого судна. К тому времени, незадолго до войны, когда Щербина достиг призывного возраста, он имел уже солидный моряцкий стаж. Ему очень хотелось служить на флоте. Но хотя по всем статьям Щербина подходил для морской службы, призывать его не стали — ему полагалась льгота по семейному положению. Однако он стал настаивать и в конце концов добился своего. Щербину направили служить на Днепровскую флотилию. Так он попал на «Жемчужин». Служил отлично и к началу войны дослужился до нашивок старшины 2 статьи, получил должность главного боцмана канонерской лодки. Щербину знали не только на его корабле, но и на других. Очень благодарны были ему моряки «Жемчужина», по праву посчитавшие Щербину своим спасителем.
Через два часа после начала боя возле Тарасовки «Верный» с «Жемчужиным» на буксире, за которым малым ходом следовал поврежденный «Передовой», пройдя еще несколько километров по течению, стали вплотную к левому берегу и, как это делалось всегда, замаскировались прибрежной зеленью. Место для швартовки кораблей командовавший ими командир «Передового» капитан-лейтенант Павлов выбрал не случайно: на противоположном, западном берегу не было видно никакого жилья, дороги там проходили вдали от берега.
Доложив по радио командованию о результатах только что закончившегося боя, капитан-лейтенант Павлов собрал у себя на флагмане командиров кораблей, чтобы обсудить создавшееся положение.
А положение было весьма нелегким. Не только «Жемчужин», у которого серьезно были повреждены обе машины, но и «Передовой», едва дотянувший до стоянки, практически своего хода не имели. Требовался серьезный, многочасовой ремонт, да и то было сомнительно, что этот ремонт удастся совершить своими силами. Оставаться на стоянке долго рискованно, в любую минуту на берегу мог показаться противник. Все-таки решили сделать все возможное, чтобы корабли вновь обрели ход. Но можно ли стоять в ожидании, пока будут исправлены повреждения? Ведь задача — идти к Кременчугу, защищать переправы — остается.
Обсудив с командирами кораблей все дальнейшие действия, капитан-лейтенант объявил свое решение:
— «Верному» — идти прежним назначением. «Передовому» и «Жемчужину» — восстанавливать машины и ждать аварийно-спасательную партию, она должна подойти по левому берегу. Если на противоположный берег выйдет противник и обнаружит корабли — вести огонь до последнего снаряда. Если возникнет опасность захвата кораблей противником — корабли взорвать.
— А если «Верному» взять на буксир «Жемчужина» и «Передового» и идти всем вместе, а ремонтироваться на ходу? — предложил старший лейтенант Терехин. — Артиллерия трех кораблей — немалая сила. Если противник откроет огонь с берега, отобьемся, прорвемся!
— Нет! — не согласился Павлов. — Два корабля на буксире «Верного» — много. В случае обстрела он не сможет маневрировать, эффективно стрелять. Да и мы тоже. Идите одни.
— Есть! — вынужден был согласиться Терехин.
Вернувшись на свой корабль, Терехин собрал команду.
— Идем одни. Таков приказ. Может быть, снова придется прорываться с боем. На этот раз нам не поможет артиллерия других кораблей. Вся надежда только на себя. До выхода два часа. За это время исправить все повреждения, корабль к бою и походу изготовить!
Нещадно палившее августовское солнце уже перекатилось за зенит, когда «Верный», сбросив зеленую маскировку, отвалил от береговой кручи. Комендоры заняли места по боевому расписанию, готовые в любую секунду открыть огонь.
Терехин стоял на мостике с биноклем, внимательно всматриваясь в правый берег. Особенно тщательно вглядывался он в дорогу, тянувшуюся вдоль реки меж прибрежными селами. Дорога то подходила к реке совсем близко, то отдалялась в степь на несколько километров. Терехин радовался — она была пустынна. Но вот сердце тревожно екнуло — вдали на дороге показалось чуть приметное, низко стелющееся по земле мутновато-белое облачко, оно быстро приближалось, росло, вытягивалось, напоминая собой дымзавесу на ветру…
Терехин подкрутил окуляры, присмотрелся — автоколонна. Движется с запада. Свои спешно отходящие войска? Или немцы?
Корабль и далекая автоколонна, до которой было не меньше пяти-шести километров, шли навстречу друг другу, быстро сближаясь. Теперь сквозь пелену пыли уже можно было разглядеть, что по дороге движутся десятки бронемашин, танков, грузовиков с орудиями на прицепе. Различались очертания отдельных машин, было видно — по обочине и впереди колонны катят многочисленные мотоциклы. Нет сомнения, это враг! Первая ли это колонна, головная, или где-то поблизости и другие силы противника уже вышли к берегу?
Совсем невысоко над кораблем в воздухе словно рванули невидимое полотно.
— Батарея противника справа! — выкрикнул стоявший на мостике вблизи Терехина сигнальщик. Но Терехин видел уже и сам — чуть впереди по ходу, в густых зарослях, подступающих к самой воде, мелькнула вспышка орудийного выстрела, неподалеку от нее — вторая, третья, четвертая…
Орудия «Верного» развернулись вправо, открыли огонь.
Канонерская лодка шла прежним курсом, вниз по течению, ведя бой с теми батареями и танками противника, которые еще раньше свернули с дороги и заняли позиции вдоль берега на протяжении многих километров. Очевидно, в этом месте противник вышел к Днепру раньше, чем в Тарасовку.
Если бы в это время посмотреть на «Верный» несведущим глазом, можно было бы удивиться, как странно движется корабль, возле которого то и дело вскидываются пенные столбы от падающих в воду снарядов. «Верный» то увеличивал ход, то сбавлял, то вдруг круто разворачивался, словно бы намереваясь лечь на обратный курс, то совершал плавные эволюции. Глядя со стороны, трудно было бы даже за две-три минуты предугадать, куда пойдет канонерская лодка.
