Олег Селянкин - Я с тобой, товарищ...
А тот именно сейчас почувствовал, как велика нервная и физическая усталость. Поэтому в ответ одной рукой обнял Николая за плечи, на мгновение привлек к себе. Лишь после этого и сказал прерывающимся от радости голосом:
— Наши, Никола… Наши в двух шагах…
Этот короткий разговор слышали и солдаты. Один из них вышел вперед и спросил одновременно строго и доброжелательно:
— Кто такие? Куда идете?
Едва упали в сторожкую тишину четыре этих слова, Николай, охнув, стал оседать. Савелий подхватил его, не дал упасть. Тут Николай и заплакал. Впервые за все эти дни. А у Савелия не было слов, которые могли бы как-то успокоить, он только прижал его голову к своей груди.
Теперь уже все разведчики, оставив около «языка» лишь одного своего товарища, толпились рядом, сочувственно разглядывали, совали в руки краюшки хлеба, кисеты с табаком. А командир разведки протянул фляжку:
— Разрешаю по одному глотку для поднятия жизненного тонуса.
Николай плакать перестал внезапно. Будто устыдившись своей слабости, решительно отстранился от Савелия, потянулся рукой к ближайшему солдату и долго тщательно ощупывал его гимнастерку, плащ-палатку и автомат.
А Савелий, которого в это время засыпали вопросами, только и сказал, что идут они уже восьмые сутки, что Николай служил в таком-то стрелковом полку. Про себя умолчал: от огромной радости напрочь забыл, можно или нет упоминать отряд, в списках которого он числился.
Разведчики быстро соорудили носилки, уложили на них Николая. Он сразу заволновался, почти закричал:
— Савелий! Где ты?
— Чего орешь, рядом я.
— Где ты, где? — не успокаивался Николай.
Савелий положил свою руку на плечо товарища. Тот ухватился за нее и замолчал.
Разведчики принесли Николая к медсанбату. Все время, пока шли сюда, Савелий шагал рядом с носилками, все это время. Николай молча цеплялся за его руку. Не отпустил ее и тогда, когда повели в операционную палатку. Командир разведки уже рассказал врачу то немногое, что успел узнать, и тот вместе с Николаем разрешил войти в операционную и Савелию. Там их посадили на табуретки, стоявшие рядом. И сидели они, держась за руки.
Прикоснулся врач к бинтам на голове Николая — немедленно отвернулся, уставился глазами в землю Савелий: хотя товарищ не издал и звука, ему стало больно, словно от его собственных ран собирались отдирать присохшие бинты.
Так и сидел, пока последний окровавленный бинт не был брошен в таз, где подобных бинтов было не счесть.
Сидел отвернувшись и настороженно ловил отрывистые реплики врача. Вот он потребовал ножницы… Приказывает какой-то жидкостью обработать раны Николая…
Тягостны, мучительны были эти минуты ожидания окончательного приговора врача. Даже голова разболелась.
И вдруг испуганный шепот Николая:
— Мамочка родная, а я вижу… Тебя, доктор… Тебя, сестрица… Я снова все вижу.
Диким голосом закричи Николай, волком взвой от боли — Савелий воспринял бы это как должное. Но то, что услышал, было сказочно, невероятно, и он с искренней тревогой посмотрел на Николая: в своем ли уме?
А тот, сейчас счастливейший из людей, смотрел на него зеленоватыми глазами, смеялся и беззвучно плакал одновременно.
Вернул к действительности врач, который добродушно ворчал:
— Вы, молодой человек, к сожалению, не знаете даже азов медицины как науки. Отсюда и ваша повышенная нервозность. Небось себя и товарища истерзали воплями о своей слепоте? А знай вы хотя бы самое элементарное, вспомнили бы, что контузия довольно часто порождает временную слепоту…
Врач говорил еще что-то, но Савелий больше не слушал его, он с отчетливой ясностью понял, что больше не нужен Николаю, что снова остался один. И он встал, сказал, глядя мимо людей:
— Счастливо оставаться… И спасибо за все…
— Ты куда, Савелий? — встрепенулся Николай.
— Своих искать.
— А я? Меня бросаешь? — разволновался Николай, осторожно, но решительно вырвал из рук медицинской сестры конец бинта, который оставалось лишь закрепить на его голове. — Дудки, Савелий, теперь я от тебя не отстану, теперь я за тобой, как нитка за иголочкой, всюду потянусь!
Сказал это, поясно поклонился сначала врачу, потом сестре:
— Сердечно благодарю за помощь.
Врач, повысив голос, грозно заявил, что ему, красноармейцу Лазареву, просто необходимо хотя бы несколько дней побыть в медсанбате, восстановить силы, дать зарубцеваться ранам. Николай в ответ решительно подтолкнул Савелия к выходу ив палатки.
Пока они были в операционной, большая черная туча закрыла солнце, обрушила на землю потоки воды. Но друзья бодро зашагали по дороге, не обходя пузырящихся луж. Шли к фронту, и Николай яро убеждал Савелия перейти служить к ним в полк, клятвенно заверял, что, если потребуется, дойдет до любого самого высокого начальства, но получит соответствующее разрешение. И тогда они всегда-всегда будут рядом!
А Савелий отмалчивался. У него было радостно на душе, так радостно и светло, что не хотелось думать о ближайшем будущем. Хотя бы еще несколько минут.
