Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск
Весь день продолжался бой за Пукановку и Туровлю. Только к вечеру он стал ослабевать, а с наступлением темноты и вовсе утих. Враг спешно укреплял занятые позиции, строил новые. Партизаны также улучшали свою оборону и вели разведку. На рассвете предстоял новый ожесточенный бой.
Григорий Харапонович Гусаков, заместитель командира разведки нашего отряда, с Кириллом Гусаковым, Никифором Адаменко и Тамербеком Аминовым, взяв с собой пулеметчика Павла Тарбеева, повели разведку к Полоцку — в тыл прорвавшимся гитлеровцам. Вскоре в той стороне вспыхнула яростная перестрелка, отчетливо послышался тупой перестук пулемета, который когда-то сам Павел Тарбеев снял с подбитого танка. Потом глухо разорвались гранаты. И вдруг все затихло.
Такие схватки возникали и в других местах. Создавалось впечатление, что противник взят в кольцо. Видимо, поэтому он заметно нервничал: беспрерывно пускал ракеты, вел бесприцельный пулеметный огонь.
Прошла ночь, напряженная и душная. На рассвете на нашем участке появилась группа партизан из бригады В. В. Мельникова и стала занимать оборону справа от нас. Слышу:
— Константинов, иди сюда, здесь ставь пулемет!
Мне сразу вспомнился давний друг, секретарь Погорелицкого сельского Совета Григорий Ефремович Константинов, с которым вместе начинали борьбу с оккупантами в июне 1941 года. После того как расстались, я о нем ничего не знал. Где он сейчас, хороший веселый парень и музыкант? Где его жена, учительница Мария Станиславовна? Перед самой войной они только сыграли свадьбу, и пришлось расстаться… И вот сейчас кто-то назвал фамилию — Константинов. Не Григорий ли это? Вот бы здорово!
За собой я услышал тяжелое дыхание бегущего человека. Обернулся и увидел партизана с пулеметом. Запыхавшись, он упал недалеко от меня и стал прилаживать пулемет. Что-то знакомое показалось мне в этом парне. Лежим молчком, смотрим в сторону противника. Пулеметчик сосредоточен, готов немедленно открыть огонь. Я тоже лежу с автоматом, палец на крючке…
Вдруг впереди нас закипел бой. Кто прошел войну на фронте или в тылу оккупантов, участвовал в боях с большими силами гитлеровцев, вооруженных до зубов автоматическим оружием, тот помнит и никогда не забудет адский смерч вражеского огня. Такая же картина предстала и сейчас. Партизаны, вооруженные также автоматами и пулеметами, открыли встречный огонь. Трудно стало различить отдельные выстрелы. Слышался такой гул, будто ураган несся по лесу.
Наш участок пока в дело не вступал. Молчат гитлеровцы, молчим и мы, ждем своей очереди. Повернул голову направо, в сторону пулеметчика, смотрю на него, а он недоуменно уставился на меня. Так это же Григорий Константинов, мой друг! Он тоже узнал меня, что-то кричит. Но шум выстрелов глушит нас обоих, и мы не слышим один одного. По жестам и мимике я понимаю, что Григорий несказанно рад нашей встрече. Но — подниматься нельзя. В любую минуту здесь может начаться то, что вот уже полчаса происходит на Туровлянке.
Ко мне подполз командир взвода Василий Иванович Орлов. Весь в пыли, грязный. Бессонная ночь и предыдущий день, прошедшие в боях, изрядно вымотали его. Но не подает виду, старается быть бодрым, веселым, даже нас подбадривает. Теперь у Василия Ивановича уже нет пулемета. А вчера был. Знаю, отдал его Владимиру Иванову, пулеметчику своего же взвода. Сейчас Василий Иванович с автоматом. Здоровье у него неважное, постоянно мучает язва желудка, но держится, не обращает внимания на болезнь. Во взводе находится его младший брат Алексей. Тот высокого роста, здоровый парень и тоже смелый. Оба из деревни Мишневичи, первыми ушли в партизаны, а Василий Иванович — всей семьей. Хорошим он оказался командиром — спокойным, рассудительным, а главное — храбрым.
Огненный смерч на Туровлянке стал ослабевать. Уже можно различить и винтовочные выстрелы, и пулеметные очереди.
— Теперь подходит наш черед! — крикнул Орлов и пополз вдоль линии обороны.
Лежим, ждем. Григорий посматривает на меня, я — на него. Улыбаемся друг другу, но разговаривать мешает расстояние. Вдоль залегшей цепи ползет связной из бригады В. В. Мельникова, передает приказ: всем продвигаться вперед, на деревню Шостово, чтобы отрезать гитлеровцам путь отступления. Они все же не выдержали партизанского натиска и в беспорядке побежали в сторону Полоцка.
И соседи-партизаны, и взвод Орлова как были вместе, так и рванулись по лесу наперехват. По пути Григорий рассказал мне вот о чем. Когда в Ужлятино пришли оккупанты, ему оставаться там нельзя было. Он — советский работник, коммунист. С женой выехали на ее родину в Ветринский район, затем вместе ушли в партизанский отряд. И он, и Мария Станиславовна — политруки.
— Она тут со своими, с разведчиками. Но где она? — беспокоился Константинов.
Я немало удивился тому, что скромная, симпатичная, молодая женщина возглавила разведку. Значит, заслужила.
Впереди нас вдруг послышалась стрельба и крики. Григорий мгновенно преобразился. Бросился вперед, в самую гущу схватки. Пулемет политрука бил коротко, отрывисто. Вот он приостановился, заменил диск. И снова в самое пекло, где и должен быть политрук. Таким и запомнился мне — с пулеметом в руках, устремленным вперед!
Почти до Заозерья преследовали партизаны отступавшего врага.
С победой возвращалась в свой отряд группа наших партизан, которой командовали начальник штаба Иван Парфенович Щукин и командир взвода Василий Иванович Орлов. На повозке везли раненого брата Орлова — Алексея — и других партизан. В этот раз нам повезло: потери невелики, так как основные бои вела бригада В. В. Мельникова. У них они были значительны.
В «треугольнике»
1Мы уже прижились в новых местах: разведали подступы к аэродрому, в некоторых гарнизонах, как говорится, потревожили противника. И вдруг нас вызвал к себе Фидусов. Всегда немногословный, Макар Филимонович сразу же объявил приказ: группе партизан (я — командир) выйти в треугольник железных дорог Полоцк — Витебск — Невель. Разведчик не спрашивает почему, однако все было так неожиданно, что мы задали этот вопрос. Командир отряда пояснил: попутно совершая боевые операции, следует уточнить расположение вражеских гарнизонов, возводят ли гитлеровцы в своем тылу глубоко эшелонированные линии оборонительных укреплений, а если — да, то где и что именно. В первую очередь нам предстояло узнать, как живут наши люди, партизанские семьи. Для них мы несли свежие газеты, листовки, воззвания подпольных партийных органов, взятые у местных бригад. От командования мы получили общие указания, а следовательно, действия наши зависели от той обстановки, которая сложилась в «треугольнике» после ухода оттуда партизан.
Существует мнение, что партизаны действовали так, как им заблагорассудится. Позже, когда служил в другом виде войск, где все расписано и определено строжайшими инструкциями, я часто вспоминал то время, когда мы, вовсе не военные, а в силу обстоятельств взявшие в руки оружие, делали то же самое, но только другими приемами и методами, что и люди, так сказать, военной косточки. Действовали не по конкретному приказу, не сообразуя каждый свой шаг с пунктами, параграфами и многочисленными наставлениями. Нам приходилось на ходу «писать» свои инструкции — соображать, как поступить в том или другом случае.
Инструкций и наставлений для народных мстителей не было. Попадавший в руки «Спутник партизана» не давал нам ничего нового. Пусть простят меня за такую откровенность составители этого справочника, пригодного разве для бойца, только что ставшего в строй или готовившегося стать в партизанскую шеренгу.
Мы зачастую лезли напролом в таких ситуациях, в каких разведка регулярных частей действовала бы более осмотрительно. Нам просто не хватало времени, и наши действия были иногда опрометчивыми с точки зрения кадровых военных, но практически не проигрышными. Именно эта кажущаяся опрометчивость приносила порой успех партизанским разведчикам.
Оглядываясь на то, давнее, часто задумываюсь: почему я и мои товарищи остались живы, почему в самых напряженных, точнее скажу, гибельных обстоятельствах мы оказывались живыми и невредимыми? В самом деле, и разведчики регулярных частей Красной Армии, и фашистские отлично знали свои и противника инструкции-предписания. А мы-то не знали законов-инструкций ни советской, ни немецкой разведок. Правда, о своей кое-что узнали из рассказов окруженцев. Вот и поступали партизанские разведчики так, как в том или ином конкретном случае подсказывала им собственная интуиция. Поэтому враг не мог предусмотреть «абсурдных» действий партизанской разведки, не мог в тот или иной момент по заранее выработанному шаблону упредить наши действия.
Кроме того, сами условия действий регулярных подразделений противостоящих сторон коренным образом отличались от наших, партизанских. Нам помогали люди — каждый советский человек помогал. Их судьба, их жизнь зависели от наших жизней, как наша от их — «гражданских». Притом, как говорится, не в теоретическом, полуотвлеченном плане, а в конкретном, сегодняшнем. Вот почему, мне думается, мы, хотя порой и шли без оглядки на верную смерть, уцелели. Выжили даже там, где уцелеть теоретически нельзя было, и врагу причинили большой урон.
