Сергей Скрипаль - Счастливчик
– Радуйся, Звереныш, погуляем завтра! – потирал руки Багиров, раскладывая карту, – вот этот кишлак завтра берем. Прячут и поддерживают группировку Масуда, гады! Ох, и отомстим за ребят наших, за пса твоего отыграемся.
Назавтра, когда взятый кишлак уже горел, объятый пламенем со всех сторон, выгоняли на центральную площадь оставшихся в живых жителей, не оказавших во время боя никакого сопротивления, потому и выживших. Заставляли их же разложить трупы стариков и детей, женщин и моджахедов прямо на дороге, отгоняли к дувалам, и Смерть, командовавший из БТРа, трогал машину с места, направляя колеса прямо на головы уже мертвых людей. Головы лопались под тяжестью подпрыгивающей на препятствиях, но неуклонно двигающейся вперед боевой машины. Смерть, развернувшись в конце страшного ряда, направлял БТР на тела и уже кромсал руки, ноги, грудные клетки погибших.
– Не распускать нюни! – рычал проявлявшим слабость, – смотрите сюда! Всем смотреть! Пашку вспомните! А Гришаню-то помните? Это же они, твари, его живого пополам распилили. Что, забыли?! Мы к ним с добром, а они нашим уши обрезают! А – а – а – а... – уже хрипел Смерть, захлебываясь садистской злобой и, утюжа окровавленными колесами остатки трупов, рычал: – Кто мявкнет, своей рукой уложу предателя. Вместе с этими уложу, – кивал в сторону искромсанных тел, – уложу ведь, а?! И скажу, шо так и було! А меня грохнут – Звереныш уложит. Да, Димон?! – и жутко хохотал, обнажая белые крепкие зубы.
Димка согласно кивал головой.
Впрочем, «мявкать» никто не собирался. В команду подбирались конкретные люди для конкретной работы, были единодушны, исполнительны, управляемы. Знали, на что шли.
Смертники под командой Смерти сеяли смерть.
Перед дембелем Димка подал рапорт на сверхсрочную службу и собирался оставаться в Афганистане до полной победы социализма, но тяжелое ранение уложило его в госпиталь. Несмотря на его просьбы, его-таки комиссовали и отправили в санаторий для адаптации и реабилитации.
Димка ожил, появилось желание что-то делать. Остались, правда, вспышки бешеного гнева при разговорах о неправедности той войны. В таких случаях Димку выручала... скорость. На подаренном отцом «Москвичонке» он выезжал за город и на пустынных участках трассы «отыгрывался» на машине.
Вот и сегодня после работы, сцепившись с сотрудником, Димка распсиховался. Сотрудник со знающим видом стал доказывать, что советские солдаты тоже зверствовали в Афганистане, что так нельзя было. Поэтому душманов поддерживала вся страна. «Знаток, мать твою! – заводился Димка, – и в армии-то не служил!»
Взбеленился Димка, почувствовал: нужно остыть, иначе беда будет, хотя и понимал, что прав этот чертов пацан, а смириться с этим не мог.
Долго носился за городом Димка, вспоминал Дика, капитана Смерть, войну, мины, убитых друзей и афганцев.
В город въезжал, уже успокоившись. Приветливо горели фонари на проспекте, машин было мало. Вечер-то поздний. Димка расслабился.
Именно в это время на середину дороги выбежала собака, как две капли воды похожая на Дика. Димка помертвел, поэтому и не осталось времени для плавного торможения.
– Ди – и – и – ик! – разметалось, разнеслось среди жилых домов и рассыпалось осколками лобового стекла около толстого придорожного тополя.
Глава 4. НОЧНОЙ ПОЛЕТ
Очарование ночного полета Шурик почувствовал и понял, побывав в Белоруссии по турпутевке, когда из Минска возвращался домой на классном авиалайнере «Ил-86». Родители частенько баловали его перед армией поездками по турам. Мол, пусть ребенок хоть мир посмотрит, да себя – молодца – миру покажет. Рейс проходил глубокой ночью, пассажиры, погрузившись в удобные, мягкие кресла, спали. Свет в салоне был приглушен до минимума, и этот полумрак убаюкивал, вносил какой-то особый, дополнительный уют. После очередного плавного разворота самолета Шурик выглянул в квадратное оконце иллюминатора и обалдел от восторга. Машина летела... в космосе. Бездонная чернота неба слилась с бархатной чернотой земли. Ночь выдалась безлунная и звездная. Редкие огни на земле с небольшой, уже предпосадочной высоты так были похожи на звездочки, что создавалась полная иллюзия единого глубокого пространства. Звезды – вверху, внизу, по сторонам. Вот какой красотой любуются космонавты! У Шурика аж дух захватило от физического ощущения бездонности окружающего мира, а в моменты проваливания лайнера в воздушные ямы еще и от ощущения невесомости. Чуть-чуть, капельку воображения – ну чем не космический корабль!
Самолет стал заходить на посадку. Но очарование Вселенной не проходило. Огни посадочных дорожек только подчеркивали фантастичность картины. Шурик задумался. При таком уровне развития науки мечты фантастов о рядовых, рейсовых полетах людей в космос, на Луну вполне скоро могут стать реальностью. Если не будет войн, то, может, уже в начале двадцать первого века можно будет запросто куда-нибудь слетать. Шурик прикинул, что в две тысячи первом году ему будет только 41 год. Разве это возраст? Для мужчины – чепуха! Ура! Только бы сбылось! А что, вполне допустимо!
Голос стюардессы, сообщающий по селектору о скорой посадке, о температуре воздуха в аэропорту Минеральные Воды, о правилах поведения во время выхода из самолета спугнул сказку, но не развеял ее очарования. Тем более что для землянина встреча с землей всегда радость, пусть даже после короткой разлуки. Да еще и возвращение домой...
А вот и здание аэропорта, приветливо принимающего в свою внутреннюю чистоту и ухоженность полусонных путешественников. Все-таки воздушная служба – это что-то особенное. Разве можно сравнить аэропорт со зданием железнодорожного вокзала? Вот уж точно, земля и небо. Какая-то особенная цивилизованность, дисциплинированность, комфорт, шаг в будущее и в изящных очертаниях лайнеров, и в приятно звучащих голосах диспетчеров по специально приглушенным динамикам, и в белоснежных рубашках летного состава, и в коротеньких темно-синих юбочках стюардесс, и в улыбках и вежливости, и в устройстве аэропорта и аэродрома. Необъяснимая прелесть! Даже запах внутри здания какой-то особенный, воздушный. Шурик давно ощутил в себе дрожь серебряной струны во время присутствия в аэропорту и теперь вновь наслаждался этим чувством необыкновенности. Он уже шагал к выходу, когда навстречу ему появилась группа стюардесс. Все как одна, длинноногие, в белых блузках, в кокетливо надетых пилотках, молодые и красивые девчонки с чувством собственной значимости прошли мимо Шурика и скрылись в двери служебного входа. Он вздохнул, вот и люди здесь работают необыкновенные. Ну кто-нибудь хоть раз видел некрасивую, неряшливую, неухоженную стюардессу? А вот проводницу в вагоне... Да простят они. Эх, да что там! Нет. Не сравнить. Особый мир! И земля, привычная земля подчеркивает эту небесную особенность своей земной суетой, приземленностью. Очень быстро за ногу стаскивают с небесных высот выкрики таксистов:
– В город, в город...
Толкотня людей, торопящихся домой, обнимающихся перед расставанием и целующихся при встрече. Особенно быстро приводит в себя получение багажа и полностью отрезвляет цена, которую круто заламывают таксисты за проезд до города ночью.
– Не хочешь – до утра жди автобуса, давись в нем, – лукавят водители, зондируя, знает ли прилетевший, что автобусы ходят всю ночь, и продолжают: – А так – три минуты. Хоть на этаж заеду. Сма-а-атри!
– Поехали, черт с тобой! – уж очень не терпится Шурику попасть домой, увидеть родителей, вручить им подарки.
Вот и конец сказке. Хотя... Отчего ночной город так красив? Оттого, что родной? Оттого, что ночью скрадываются, не видны недостатки? Оттого, что ночная подсветка уютно пробивается сквозь густую зелень, высвечивая особую цветовую гамму?
И земля красива, и небо очаровательно, и жизнь прекрасна!
* * *Память об этих картинах гражданской жизни, ощущение скорого полета, возвращения в родной город, домой, пусть даже в отпуск, всего на десять суток, не считая дороги, вновь натянули в душе Шурика ту заветную серебряную, тонко дрожащую струну. И она совсем уже было запела нежную свою песенку, как командир роты, капитан Вольский, хлопнув солдата по плечу, оборвал ее:
– Давай, Реутов, дуй в отпуск. Полетишь этим транспортом. Часа через три будешь в Ташкенте. Там отметишься, а дальше уже сам ищи возможности. Но чтоб через две недели – как штык!
С отметкой в отпускных документах, с вещмешком за плечами Шурик подошел к командиру «Ана», с которым только что разговаривал капитан, уже убежавший по своим делам. Майор, с дергающейся от нервного тика щекой, махнул рукой в сторону раскрытого брюха самолета:
– Вали туда. Там есть солдаты. Покажут, как и что.
Самолет стоял на взлетно-посадочной полосе, уже просевший под тяжестью груза. Вокруг него суетились люди, заканчивая предполетную подготовку. Шурик встал в тени, чтобы и его не припрягли в работу. А что, отпускник он или нет?
