Виктор Леонов - Разведчик морской пехоты
Сможете? — он посмотрел на меня и, не дождавшись ответа, скомандовал: Остальным — за мной!
Но тут загудел зуммер телефона. Майор подошел к аппарату, взял трубку и, подражая голосу фендриха, заговорил по-немецки:
— У аппарата Хейно. Я вас слушаю… Нет, не надо открывать огня. Атака отбита. Обер — в соседнем доте. Скоро прибудут?.. Благодарю!
Мы недвижно стояли, настороженно прислушиваясь к этому разговору, и облегченно вздохнули, когда майор положил трубку.
— Комендант Титовки благодарит вас, Хейно! — едва сдерживая улыбку, обратился майор к фендриху, а потом сказал нам: — Обещает прислать подкрепление и сам сюда пожалует. Что ж! Встретим гостей…
Майор вышел из дота. Разведчики последовали за ним.
Пленные вели себя смирно и лишь тревожно поглядывали в одну сторону. Насколько можно было их понять, они показывали, откуда ожидается опасность.
К доту подошел раненный в руку матрос Волошенюк — его прислал Клименко — и рассказал, как был убит старший лейтенант. Лебедев поднял в атаку взвод и тут же был сражен пулей.
— Должно быть, финский снайпер стрелял разрывными, — сказал Волошенюк.
Снайпер? Я вспомнил про винтовку с оптическим прицелом.
— Проверь, Волошенюк, чем заряжена винтовка, что лежит на столе в доте?
Волошенюк зло посмотрел на пленных и спустился в дот.
Винтовка оказалась незаряженной. Сняв с нее оптический прицел, Волошенюк уже собирался уходить, как опять загудел зуммер. Услышав «алло! алло!», я побежал к доту, чтобы предупредить Волошенюка, но было уже поздно.
— Та шо ты брешешь, як собака? — спрашивал Волошенюк, отчаянно продувая трубку, и только после моего окрика оторвал ее от уха и бросил на стол. — Та хиба ж я знал? — оправдывался он, когда я ему рассказал, что он наделал. Может, бежать до майора?..
Пока разведчики уничтожали склады, доты и оборудование наблюдательных пунктов, из Титовки к мысу подошла колонна егерей. Пленные финны еще издали заметили немцев и дали мне знать. Волошенюк побежал к майору предупредить об опасности.
Из Титовки по Пикшуеву били пушки и минометы. Ранило радиста и разбило радиостанцию.
А с моря к берегу уже шли два наших «морских охотника» и мотобот майора «Касатка». Забравшись на вершину мыса, Коля Даманов флажками просигналил кораблям: «Поддержите нас огнем!» Моряки ударили из пушки и пулеметов, не дали егерям обойти нас со стороны побережья.
Первыми к берегу вышли раненые. Четыре разведчика несли на плащ-палатке убитого Лебедева. Волошенюк и я сопровождали военнопленных. Позади нас разведчики вели неравный бой с наседавшими на них егерями. Последними на командирский мотобот погрузились разведчики из отделений Мотовилина и Радышевцева.
«Касатка» отстала от катеров, и на полпути к базе ее настигли «мессершмитты». Пулеметчик с «Касатки» отбивался от вражеских истребителей и поджег один самолет. Но на палубе «Касатки» уже были убитые и раненые. Недалеко от берега сильно поврежденный мотобот стал тонуть, и майор приказал всем добираться до берега вплавь.
Раненый Добротии последним покинул мотобот. Через три дня в госпиталь, где находились на излечении раненые разведчики, пришли Радышевцев и Даманов. От них я узнал, что Ольга Параева помогла майору Добротину выплыть к берегу и что наши катера забрали всех спасшихся с «Касатки». Добротин находится пока в морском госпитале, а его вестовой Тарзанов, тяжело раненный в грудь, отправлен в тыловой госпиталь. Отряд с большими почестями хоронил Лебедева. Могила его находится на высокой скале, обращенной к морю.
Командиром отряда назначили капитана Инзарцева, — он и послал Радышевцева с Дамановым проведать нас.
— Ждем большого пополнения! — это была последняя новость, которую передали нам друзья.
3Мотовилин и я лежим в одной палате. У Мотовилина легкое ранение. Взлохмаченный и небритый, в длинном до пят халате, Мотовилин ходит из угла в угол и нещадно ругает себя за то, что согласился эвакуироваться в госпиталь. Мне обидно, что Степана выпишут из госпиталя раньше меня, и я останусь здесь один.
Я тоже не бреюсь, даже не причесываюсь. Злясь на себя, зачем-то рассказываю Степану, как можно ошибиться в человеке и какой, например, славной девушкой оказалась Ольга Параева. Степан, конечно, не понимает меня. Поскольку мы находимся в госпитале, он тут же ставит свой «диагноз»:
— Виктор, ты начинаешь портиться. Тебе вреден постельный режим. Как только меня выпишут, смазывай раненую пятку. Я тебя подожду у ворот госпиталя.
Время тянется бесконечно долго, и свет нам не мил. Если, вспоминая былое, я решил все же говорить о днях, проведенных в госпитале, то лишь потому, что они связаны с Добротиным, которого вскоре туда привезли. Много часов скоротали мы в беседах с майором. И эти беседы запомнились надолго.
Майора положили в палату тяжелораненых. Узнав об этом, мы обманули бдительность сестры и вскоре оказались у дверей этой палаты, но столкнулись с дежурным врачом.
— Что сие значит? — строго спросил он. — Кого вам нужно?
— Майора Добротина! — выпалил Степан, и это нас спасло. Майор услышал знакомый басок разведчика.
— Пропустите их, доктор, — попросил майор дежурного врача.
— Пять минут! — строго объявил доктор и, хмуро посмотрев па нас, ушел.
Мы юркнули в палату.
Майор полулежал на высоко взбитых подушках. Он как-то удивленно смотрел на нас, потом угрожающе поманил указательным пальцем.
— Садитесь, раз это вы!.. Что с тобой? — спросил он Степана.
— Пустяки, царапинка. Боюсь, товарищ майор, что тут по-настоящему заболею.
— Так… Как ваша нога, Леонов? Я поморщился и сказал, что врачи грозят продержать меня в госпитале около двух месяцев.
— Ух ты! — облегченно вздохнул майор. — А я как увидел вас — испугался!
Мы со Степаном недоуменно переглянулись.
— Что за вид? — строго спросил майор и окинул нас осуждающим взглядом. Обросшие, растрепанные! Как же мне сказать врачу, что вы — морские разведчики? Не поверит… Хотите быстрей выписаться — следите за собой! Не раскисайте. Чтобы не сердить врача, — он посмотрел на часы и, хотя положенные пять минут еще не истекли, решительно сказал: — Давайте на этом кончим. А вечером обязательно приходите ко мне. Идет?
Мы с радостью согласились и поспешили к выходу. Вечером, тщательно побрившись и освежившись одеколоном, застегнув халаты на все пуговицы, мы явились к майору, а покинули его палату лишь в час отбоя. Потом уже каждый день наведывались к нему. Майор знал, что в строй вступит не скоро, и уж во всяком случае в разведке по тылам врага ему не доведется бывать. Может, поэтому он и говорил с нами о том, что считал крайне важным.
— Почему я не наказал Белова и других паникеров? — повторил он вопрос, заданный ему однажды Степаном. — В самом деле — почему? — Он так искренне удивился этому, что я решил поругать Степана за то, что тот вспомнил этот неприятный случай из жизни отряда. — Ну, слушайте…
Майор поправил подушку и чуть прикрыл глаза, будто силясь что-то вспомнить.
— В ваши годы я уже немало повоевал и все-таки однажды чуть не праздновал труса… Вот тогда-то я и узнал истинную цену самообладания в бою. Для разведчика это особенно важно.
Меня с взводом курсантов выслали в разведку — Юденич тогда наступал на Питер. После ночного поиска расположились мы на отдых в небольшой рощице. Отпустили подпруги, дали коням корму, сами начали подкрепляться. И тут прискакал высланный на опушку рощи дозорный с паническим криком: «Беляки! Целый эскадрон вытянулся из села. Нас окружают!..» Курсанты бросились к коням, уже кое-кто, забыв подтянуть подпруги, болтается с седлом под брюхом лошади. И смех и горе! Сам чуть было не сорвался с места… И вот это «чуть» до сих пор простить себе не могу. Выскочили бы мы врассыпную из рощи и — как зайцы на борзых! Но я взял себя в руки и приказал всем спешиться.
Надо вам сказать, что село было от нас в пяти километрах, а противник вряд ли мог знать о нашем присутствии именно в этой рощице — таких рощиц кругом много, и окружить нас было не так-то просто. Но у страха глаза велики. Когда теряешь самообладание, то уже мысли скачут вкривь и вкось. «Ты что панику разводишь?» — закричал я на дозорного. «Своими глазами видел!» — убеждает он меня.
К опушке рощи мы подошли в полной боевой готовности и тут же установили, что из села вышел не эскадрон, а только взвод и о нашем местоположении он ничего не знал. Мы внезапно атаковали его, разбили наголову и даже пленных захватили…
…Так вот — о Белове! — продолжал майор. — Всю дорогу, пока шел к вам от пирса, я думал, как мне поступить с Беловым? И вспомнил тогда этот, уже давний случай с дозорным. Фамилию его забыл. Дразнили его потом Паникадилом. И был он Паникадилом до тех пор, пока не заслужил орден за храбрость. Уж он старался! А в первом бою, как видите, оплошал. Это бывает…
