Юлиан Семенов - Семнадцать мгновений весны (сборник)
— Воруем, — усмехнулся длинный. — Дальше!
— Я из Днепродзержинска. Папаша — сеял разумное и вечное, мама была членом бюро райкома. Ее расстреляли в тридцать седьмом.
— Минуту, — сказал длинный и перевел сказанное Вихрем шефу.
Вихрь отметил, что переводил немец слово в слово, совершенно не спотыкаясь, без пауз.
— Продолжайте.
— Работал грузчиком, потому что в институт не принимали, сами понимаете. Потом служил в армии. Сдался во время боев под Киевом. Сидел в вашем фильтрационном лагере пятьдесят шесть, дробь «а». После работал на мельзаводе. Отступил с частями немецкой армии во Львов. Сейчас иду в Краков, хочу здесь устроиться на железную дорогу.
— Минуточку, — попросил длинный и перевел все шефу.
Тот слушал, улыбаясь уголками четко вырезанного, капризного, очень красивого рта.
— Очень хорошо, — сказал он. — Пусть расскажет свою историю еще раз, только подробней.
— Я родился в Днепродзержинске в семнадцатом году. Из интеллигентов. Мать расстреляли чекисты, отец учитель, погиб в сорок третьем под бомбежкой. Работал грузчиком, служил в армии, в Киевском военном округе. Сдался в плен под Белой Церковью. Работал на Днепропетровском мельзаводе помощником начальника мукомольного цеха. Отступил во Львов с войсками.
Шеф выслушал Вихря, помахал длинному пальцами — мол, переводить не надо — и попросил:
— Ну, расскажите-ка вашу столь печальную историю еще раз. Пока вы чувствуете себя скованным и чересчур старательно повторяете заученный вами текст.
Длинный переводил слова шефа, а Вихрь в эти секунды, пока ему переводили то, что он и без того понял, мучительно старался найти объяснение двум главным вопросам, которые ему еще не задавали, но зададут обязательно: откуда в его портфеле пистолет и гранаты.
— Вы не верите мне? — спросил Вихрь, когда длинный перевел слова шефа.
— А вы себе верите? Сами-то вы себе верите? — сказал длинный.
— Я не понимаю… — улыбнулся Вихрь. — Можно подумать, что я совершил нечто предосудительное. Мой аусвайс в полном порядке, в портфеле должны лежать характеристики с работы, подписанные вашими людьми…
Он упомянул про портфель, ожидая сразу же вопроса о его содержимом, но ошибся.
— Хорошо, хорошо, — сказал шеф, — мы ждем. Повторите вашу историю, она занятна.
— Я готов повторять ее хоть сто раз — она не станет иной, моя история, как бы я ни хотел этого. Вы думаете, мне очень легко повторять вам о зазря погибшей матери, о вашем фильтрационном лагере, где не так сладко, говоря откровенно? Разве легко рассказывать о гибели отца, об отступлении — страшном, голодном отступлении под бомбежкой с вашими войсками во Львов?
— Мне искренне жаль настоящего Попко, — сказал шеф. — Аусвайс подлинный, мы проверили. История Попко тоже правдива. Но меня интересует: какое вы имеете отношение к господину Попко? Настоящий Попко в данное время проживает в Бреслау, на Моцартштрассе, двадцать четыре, в общежитии рабочих, которые трудятся на фабрике музыкальных инструментов.
«Грубо работает, — решил Вихрь. — Попко сидит у нас».
— Либо это мой однофамилец, — сказал Вихрь, — либо вас вводят в заблуждение. Я готов к очной ставке.
— Ого!
— Конечно… Мне нечего бояться, я чистый перед вами. Я всегда был лояльным по отношению к новой власти.
— Послушайте, — сказал шеф, — я вижу, как вы напряженно ждете того момента, когда я стану спрашивать вас о «парабеллуме» и гранатах. Вы уже приготовили версию, видимо вполне правдоподобную: мол, пистолет нашел во время отступления и гранаты тоже. Вы, верно, станете говорить, что вам это оружие было необходимо для личной безопасности — все это мне понятно. Я не буду вам морочить голову. Я вам сейчас покажу ваш парашют и отпечатки ваших пальцев на шелке и стропах.
— Здесь какая-то досадная ошибка, господин начальник.
— Бросьте. Вас выбросили ночью, и вы закопали свой парашют в двух километрах от наших казарм: солдаты в том лесу заготавливают дрова. Случайность — не спорю, но для вас эта случайность оказалась роковой.
— Пошли, — сказал длинный, — мы вам предъявим парашют для опознания.
— Мне нечего опознавать.
— Бросьте… Вы его закопали под двумя соснами, разве нет? И еще муравейник порушили — большой муравейник. В темноте, видно, упали: прямо в муравейник.
Вихрь почувствовал, как у него зацепенели руки: он действительно упал в муравейник.
— Пошли, пошли.
И они пошли сквозь анфиладу комнат в большой зал. Здесь на вощеном паркете лежал его парашют. Вихрь пожал плечами и заставил себя улыбнуться.
— Не ваш? — спросил гестаповец.
— Конечно не мой.
— Понятно.
Они вернулись в кабинет шефа. Тот расхаживал вокруг стола и говорил по телефону, прижав плечом трубку к уху. Длинный шнур волочился за ним по полу. Шеф молча кивнул Вихрю на несколько листочков бумаги с отпечатками пальцев. Он, видимо, говорил с женщиной, потому что время от времени улыбался и играл бровями. Вихрь посмотрел листочки с отпечатками пальцев и сказал длинному:
— Я, вообще-то, в этой хитрости ничего не понимаю.
— От вас и не требуется ничего понимать. Просто поглядите: здесь заключения наших экспертов. Этого достаточно для того, чтобы расстрелять вас сегодня же.
— От таких шуток мороз дерет по коже…
— А нам не до шуток.
Шеф повесил трубку, закурил и, сев в кресло напротив Вихря, заговорил:
— Слушайте меня внимательно: сейчас не первый год войны, а четвертый. Время убыстрилось, у нас нет возможности держать вас в камере и разрабатывать тщательным образом. Для нас бесспорно, что вас сюда забросили. Вся ваша история с Попко была бы темой для разговоров, не найди мы — абсолютно случайно — парашют. Продолжайте слушать меня внимательно: мне вообще не нужно доказательств вашей вины, чтобы пустить вам пулю в лоб, хотя бы потому, что вы славянин. Сейчас я во всеоружии: вы не просто славянин, вы русский парашютист. Я попробую с вами поработать: два дня вас будут пытать — больше у меня просто-напросто нет времени, а потом либо вы сломитесь, либо мы вас устраним. Я сейчас сказал вам абсолютную правду. Нам трудно, у нас мало времени и много дел. Решайте, как вам поступать. Выбирайте: смерть или работа с нами. Правда, которую вы нам откроете, может быть достаточной гарантией вашей жизни. Вообще-то говоря, запираться вам глупо: игра проиграна, в жизни всякое бывает, как ни обидно.
Вихрь хрустнул пальцами:
— Позвольте сигаретку…
— Курите, курите, — сказал длинный, — сигареты действительно хороши.
— Спасибо.
Длинный щелкнул зажигалкой, дал Вихрю прикурить, отошел к окну, сел на подоконник и распахнул створки. В кабинет ворвался свежий ветер, пробежал по бумагам, лежавшим на столе, поднял их, покрутил и снова опустил на место. Захлопали белые шторы, затрещала карта на стене.
Длинный сказал:
— Действительно, случай редкостный: все очевидно с самого начала, нечего доказывать.
– Ладно, – сказал Вихрь, – ладно. Раз проиграл – значит, проиграл. Да, действительно, я не Попко. Я майор Красной армии, из военной разведки…
…ПРИКАЗ ОКВ О ПОДГОТОВКЕ ОБОРОНЫ РЕЙХА
«Начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил.
Штаб оперативного руководства вооруженными силами.
Ставка верховного главнокомандующего вооруженными силами.
Совершенно секретно.
По вопросу: подготовка обороны рейха.
…В своей деятельности, касающейся подготовительных мероприятий, инстанции вооруженных сил должны руководствоваться принципом, что в их компетенцию входят только чисто военные вопросы, в то время как задачи мобилизации всех сил на территории Германии, ставшей театром военных действий, а также обучение личного состава и особенно мероприятия, связанные с эвакуацией гражданского немецкого населения, являются исключительно задачами партийных инстанций… I
Порядок подчинения.
1. Подготовка обороны территории Германии, на которой ведутся боевые действия, входит… в компетенцию начальника вооружений сухопутных сил и командующего армией резерва…
2. Принципиальные указания по вопросам подготовки обороны страны исходят от штаба оперативного руководства вооруженными силами…
3. Остаются в силе распоряжения по вопросам:
а) борьба с вражескими парашютистами и десантными частями на территории Германии;
б) борьба с отдельными парашютистами;
в) борьба с авиационными и речными минами на водных магистралях Германии;
