Вольф Аакен - «Ведьмин котел» на Восточном фронте. Решающие сражения Второй мировой войны. 1941-1945

Результат был более чем неблагоприятный: наводчик, исполнявший двойную функцию, не мог полностью сконцентрироваться на действиях противника. От этого страдала и интенсивность стрельбы. По этой причине немецким танкам удавалось продолжить свой путь. Они приближались к советским танкам во время перерывов в стрельбе, открывали огонь по ходовой части и тем самым лишали советских гигантов способности маневрировать, и это несмотря на то, что дальность действия советских 7,62-см танковых пушек была гораздо больше, чем немецких.

Вновь здесь советская слабость заключалась не в технике, а в организации.

Несостоятельность немецкого противотанкового орудия была быстро компенсирована благодаря военной смекалке. Быстро установили, что 8,8-см зенитное орудие подходит для борьбы с Т-34. Это орудие было очень маневренно, обладало необычайно быстрой скорострельностью и пробивало даже 4,5-см броню танка Т-34.

С появлением на фронте немецких зенитных орудий Т-34 потерял весь свой ореол ужаса. Для Еременко это послужило еще одним доказательством того, что ему необходимо было выиграть время. Ему нужно было дождаться, пока резервные войска пройдут необходимое обучение близкому бою с танками и пока советская военная индустрия изобретет новые средства для борьбы с танками. А для этого ему нужно было задержать немцев – максимально протянуть время.

В тот момент Еременко находился в отчаянном положении. Немцы все дальше продвигались в глубь страны. Их главной целью было сердце Советского Союза – Москва! А через остатки советских войск немцы шли, как через набегающие на берег океана волны. Что же касается единства фронта, то его как такового уже и не было. Разобщенность становилась все более заметной.

Только в ночь на 7 июля в штабе Еременко обратили внимание на всю тревожность ситуации. Ровно в полночь офицер-связист принес генерал-лейтенанту Еременко следующую радиограмму:

«Около 22 часов враг атаковал позиции 166-го полка 126-й стрелковой дивизии. На стороне врага было примерно 200 боевых самолетов. Большие потери. 166-й полк отступает.

Еременко не мог поверить в то, что сообщил ему товарищ Карманов. Ведь в 22 часа связь с 62-м стрелковым корпусом и подчиненными ему дивизиями была в полном порядке.

Тогда офицер связи с военно-воздушными силами в штабе Еременко объяснил генерал-лейтенанту, что в том, что касается радиограмм, не всему нужно верить. Так как до этого люфтваффе никогда не атаковали советские полевые позиции ночью. И кроме того, более чем сомнительно, что немцы атаковали 200 машинами.

Еременко выехал из штаба и отправился на командный пункт 62-го стрелкового корпуса. Когда он туда прибыл, командир корпуса генерал-майор Карманов только пожал плечами. О немецкой воздушной атаке он точно ничего не знал. Еременко устремил на него тяжелый взгляд. Он был в ярости. Еще бы, этот Карманов, будучи командиром стрелкового корпуса, находился в 50 километрах за передним краем обороны. И ничего не знал о том, что происходит с его дивизиями.

– Поедем вместе, товарищ Карманов.

Вместе с командиром 62-го стрелкового корпуса Еременко сел в машину и приказал водителю ехать на командный пункт 126-й стрелковой дивизии.

Когда машина прибыла на нужный командный пункт, генерал-лейтенант едва не дал волю своей ярости. Товарищи из полкового штаба спрятались в перелеске, расположенном в 28 километрах от переднего края. Командир полка бежал, и никто не знал куда. Но он не искал спасения в бегстве, когда 200 бомбардировщиков бомбили позиции его полка. Только это была неправда! Ни одна немецкая машина не атаковала позиции 166-го стрелкового полка! Он вышел из боя только потому, что командный пункт полка подвергся небольшому обстрелу немецкой артиллерии.

Еременко кипел от гнева, но старался держать себя в руках. Он не позволил себе взорваться. Он назначил нового командира полка. Правда, полк тем временем разбежался. После бегства командира солдаты тоже покинули свои позиции и направились на восток.

Еременко выехал на шоссе, которое блокировал с помощью своего водителя, адъютанта и генерал-майора Карманова. Он взял нескольких офицеров и приказал им собрать оставшихся без командира солдат и остановить убегающих.

Среди задержанных людей оказался и командир полка. Он весь был как комок нервов – мужество покинуло этого человека. Еременко не стал возвращать его в штаб. Пусть, если суждено, погибнет на фронте.

Поэтому он просто оставил командира полка в толпе остановленных беглецов. Генерал-лейтенант сформировал два батальона, успокоил офицеров и постарался вселить мужество в солдат. В конце концов он усилил новые подразделения двумя резервными батальонами и отправил их вперед.

Еременко приказал командиру дивизии лично возглавить атаку. Тот знал, что с Еременко шутки плохи, к тому же генерал-лейтенант вместе с генерал-майором Кармановым направились к фронту, чтобы иметь возможность проследить за атакой.

Четыре батальона нанесли удар по противнику между Сенно и Толочином. Присутствие Еременко вдохновляло красноармейцев. Командир дивизии, зажав в руке пистолет, вел своих людей на врага. Четыре советских батальона с громкими криками «Ура!» атаковали 17-ю немецкую танковую дивизию.

Унтер-офицер Эдвард Кистер из гренадерского полка, находившегося между Сенно и Толочином, так описал эту атаку: «Они шли сомкнутыми рядами без предварительной артиллерийской подготовки. Офицеры были впереди. Они орали охрипшими голосами, и земля, казалось, содрогалась под тяжелой поступью из сапог. Мы подпустили их на расстояние пятьдесят метров и открыли огонь. Ряд за рядом русские падали под нашим огнем. Перед нами оказалась местность, покрытая телами. Красноармейцы гибли сотнями. И хотя местность была пересеченной и предоставляла множество возможностей для укрытия, они не прятались. Дико кричали раненые. А солдаты все продолжали наступать. За погибшими появлялись новые люди, которые занимали позиции за горами трупов. Я видел, как в атаку пошла целая рота. Иваны поддерживали друг друга. Они бежали к нашим позициям и падали как подкошенные под огнем. Никто не пытался отступить. Никто не искал укрытие. Создавалось впечатление, что они хотели погибнуть и своими телами впитать весь наш запас боеприпасов. За один день они атаковали семнадцать раз. А ночью они попытались под защитой горы трупов приблизиться к нашим позициям. Воздух был наполнен смрадным запахом тления – трупы на жаре быстро разлагались. Стоны и крики раненых сильно действовали на нервы. На следующее утро мы отбили еще две атаки. Затем мы получили приказ отойти на заранее подготовленные позиции…»

Память не подвела унтер-офицера Эдварда Кистера. Между Сенно и Толочином генерал-лейтенанту Еременко удалось оттеснить передовые части 17-й и 18-й танковых дивизий на несколько километров в западном направлении. Он позволил измученным людям занять позиции и приказал удерживать их до последнего вздоха. И русские сделали это. Они отбили все немецкие контратаки. Это был первый успех Еременко. Он заложил фундамент стены, которую хотел построить из трупов и скрепить кровью.

Однако первый успех Еременко был обусловлен не только собственной энергией и решимостью. Им он был обязан другому человеку.

Этим человеком был Адольф Гитлер.

Гитлер понял, что война против Советского Союза идет совсем не так, как кампании во Франции или на Балканах. На востоке немецкий вермахт столкнулся с противником, который, несмотря на отдельные случаи паники, не потерял головы. Снова и снова русские оказывали сопротивление. Вновь и вновь ему приходилось направлять на восток подкрепления и резервы.

Пожалуй, дело заключалось не в том, что, как утверждают некоторые современные публицисты, Гитлер, ввиду непредвиденного развития событий, утратил самообладание. В результате упорного советского сопротивления, появления чудесных советских танков Т-34 и постоянного ввода в бой новых резервов он сделал вывод, что его противник – Сталин располагал потенциалом, о котором он раньше не подозревал.

С другой стороны, в районе Минск – Белосток наметилось окружение многих советских армий. Окружаемые вооруженные силы русских всячески старались избежать двустороннего охвата и вырваться из котла на восток. При таком развитии событий Гитлер посчитал правильным задержать танковые группы Гудериана и Гота, чтобы они обеспечили окружение противника в районе Минск – Белосток. Кроме того, Гитлер опасался, что он слишком распылит силы группы армий «Центр», если позволит танкам Гудериана и Гота двигаться дальше на восток.

Из всех танковых командиров активнее всех протестовал против этих замыслов Гитлера Гудериан. Он требовал, чтобы обе танковые группы продвинулись как можно дальше на восток, причем он даже был готов взять на себя риск отсутствия фланговой защиты. Хотя он понимал, что быстрое продвижение на восток вызовет немалые трудности с организацией снабжения, тем не менее придерживался мнения, что необходимо использовать момент внезапности, чтобы как можно скорее выйти к Днепру. И наконец, он знал, что маршал Тимошенко намеревался создать там сильные оборонительные линии.