Вадим Полищук - Зенитчик-2
Я поднялся, забросил сидор на плечо и пошкандыбал к выходу — уж больно велико было искушение. Но я ничего ему не скажу, у него и так все будет хорошо. Сколько же у него будет внуков? Четыре? Нет, кажется, три.
Осмотревшись на площади, я влился в поток москвичей, спешащих по своим делам. Минут через десять добрался до пересекающей Садовое кольцо Пятницкой улицы, еще минут через двадцать пришел красно-желтый вагон с серой крышей и тремя дверями. Странно, мне казалось, что до войны все трамваи были с двумя дверями: в заднюю пассажиры только входили, из передней выходили. Но были, оказывается, и такие. В трамвай я влез, держа в руках сидор, с традиционным вопросом приезжего в незнакомый город.
— А сколько стоит проезд?
Плата была за одну остановку десять копеек и пять копеек дополнительно за каждый следующий участок. Но для каждого маршрута была установлена фиксированная плата за проезд всей линии. Маршрут N 3, один из самых протяженных, был, конечно, и самым дорогостоящим — пятьдесят пять копеек.
— А до Даниловского рынка, сколько будет?
— Двадцать пять.
Получив мелочь, кондукторша оторвала билет от рулонов, висевших у нее на ремне коричневой сумки. Переведя стоимость поездки в количество остановок, я продвинулся ближе к середине вагона. Заскрежетали, закрывающиеся двери, вагон тронулся. На ходу трамвай сильно дребезжал и раскачивался, похоже, дефекты конструкции усугубились недостатками военной эксплуатации, но все-таки он ехал. Еще минут через десять мы доползли до нужной остановки, и я вновь оказался на улице.
Вокзальный милиционер был прав — рановато приехал, торговля еще только разворачивалась. Впрочем, торопиться было некуда, и я отправился на рынок. Вскоре я, как показалось, уловил ритм движения этого, беспорядочного, на первый взгляд, сборища людей. Они четко делились на три категории. Первая, самая большая — покупатели. Эти ходили, толкались, приценивались, короче, постоянно были в движении и что-то делали. Вторая категория — продавцы. Эти никуда не ходили. Они стояли за прилавками, торговались, переговаривались друг с другом, в общем, тоже были при деле. Третья категория была представлена мужчинами, большинство из которых явно было призывного возраста. Эти ничего не продавали и не покупали, даже не приценивались, они наблюдали. Стояли, смотрели, потом вдруг без видимой причины срывались с места и исчезали в толпе, чтобы снова возникнуть в другом месте и так же бесцельно стоять, наблюдая за окружающей толкотней. Видимо, это был мелкоуголовный криминалитет, пасущийся при любом рынке в любое время.
Но это даже не рынок, на рынке все-таки торгуют, а здесь, по большей части, проходил натуральный обмен. Меняли вещи на еду и еду на водку, спичечный коробок махорки стоил пять рублей, и это при том, что средняя зарплата не превышала пятисот. Поразили выставленные на продажу огромные пятнадцатилитровые бутыли с чернилами. Неужели их кто-то покупает?
Понаблюдав за продавцами, я присмотрел себе мелкого барыгу, явно краденным торгует, но такой в МУР стучать не побежит, а если и побежит, то не сразу.
— Добрый день.
Барыга прицельным взглядом просканировал мою тушку.
— А с чего ты взял, что он добрый?
— С того, что если договоримся, то будет добрым.
— Чего надо? — заинтересовался торгаш.
— Для начала, шмотку толкнуть.
Я вытащил из мешка свой костюм. Барыга профессионально рассмотрел швы, пощупал ткань.
— Не наш.
— Английский.
Вообще-то, на самом деле, финский, но барыге это знать ни к чему, а все ярлычки «made in Finland» я предусмотрительно спорол.
— Новый почти, бери — не пожалеешь.
Деловой молча продолжил обследование брюк. Наконец он вынес вердикт.
— Пятьсот.
— Давай назад, я пошел.
Отдавать вещь ему явно не хотелось.
— Размер неходовой. Шестьсот.
— Косарь, ниже не опущусь, новый же почти.
— Семьсот, неизвестно, где ты его взял.
— Девятьсот, мой костюм, если хочешь — надену.
— Восемьсот, последнее слово!
— Договорились!
Судя по довольной ухмылке, которую не смог сдержать торгаш, меня опять здорово объегорили. Однако, спрятав костюм, деньги отдавать он не спешил.
— А что для конца?
— Сапоги нужны хорошие, кожаные, командирские. С размером проблема.
Барыга прикинул мой размер и сразу зарядил.
— Кусок.
— Может, сначала товар посмотрим?
— Посмотрим, — засуетился барыга, — обязательно посмотрим. А чем платить будешь?
— А что сегодня в ходу?
— Иголки для швейных машин, стекла для керосиновых ламп, кремни для зажигалок, спирт, — и понизив голос, — если есть маслята — возьму.
— Грибы-то тебе зачем?
— Грибы?! Ну ты даешь, деревня! Все, все, молчу. Пошли товар посмотрим.
Сдуру я поперся с ним, как бычок на бойню. Подозрения у меня возникли, только когда мы вышли за территорию рынка. Барыга направился к какой-то подворотне, а я чуть приотстал и, скинув с плеча мешок, начал распутывать узел. Подворотня оказалась тупиком, но это было заметно не сразу, а только когда углубишься шагов на десять. Сзади возникли две тени, но моя правая рука уже была внутри мешка. Зашедшие сзади притормозили, рука в мешке могла означать все, что угодно, от солдатской финки до трофейного «парабеллума» или заначенной от начальства гранаты. Я просто разжал пальцы, мешок упал на землю, а пистолет остался в руке. Кляк-кланц. Едва затихло второе «кланц», как в подворотне мы остались вдвоем.
— Стоять!
Барыга моментально влип спиной в стену, уставившись на черный зрачок пистолетного дула.
— Ты чо, козел, рамсы попутал?
— Ошибочка вышла, кореш. Кто ж знал, что ты фартовый?
— Гони лавэ.
— Да ты чо, в натуре?
— В натуре — кум в прокуратуре. Лавэ гони, или совсем зажмуриться решил?
Барыга трясущимися руками начал тащить из карманов банкноты.
— Давай! — торгаш, не спуская глаз с оружия, протянул деньги. — Пшел!
Повинуясь движению ствола, барыга порскнул к выходу. Я запихал деньги в карман, поставил пистолет на предохранитель и сунул его в правый карман шаровар. Подхватил мешок и, завязывая его на ходу, захромал к выходу. Выйдя, направился налево в сторону Садового кольца, но пройти успел всего шагов пять — по противоположной стороне улицы шел патруль. Первая мысль была — метнуться назад и переждать в подворотне, которую я только что покинул, но было уже поздно — меня заметили, и патруль двинулся мне навстречу. А бегать я сейчас не могу — с мешком, да еще и в разорванном сапоге.
— Ваши документы!
— П-пожалуйста, товарищ лейтенант.
Я подпустил легкое заикание, отрабатывая диагноз, указанный в справке. Ох, не переиграть бы!
— Почему заикаетесь?
— П-последствия контузии, в справке н-написано.
Лейтенант пристально разглядывал мою справку о ранении. Совсем еще молодой, видно, только из училища. Кроме него в патруле еще трое курсантов. Один моего роста, второй чуть ниже, третий совсем коротышка. За плечами СВТ с примкнутым штыком, в петлицах буквы «МКПУ». Да это же кремлевские курсанты! Лейтенант перешел к отпускному билету.
— Почему не по форме одеты, товарищ сержант?
— У к-каптерщика в госпитале д-другого ничего не б-было.
Лицо лейтенанта отражало напряженную работу мысли. Если сейчас решит тащить меня в комендатуру, то прыгаю вправо и назад выхватываю пистолет, одновременно снимая его с предохранителя. Стоят они компактной группой, у лейтенанта ТТ в кобуре, курсанты пока со своими винтовками развернуться… Ну не стрелять же в них, в конце концов! С другой стороны, привести в комендатуру контуженного воина, пусть и не по форме одетого, тоже не айс. Восполнять недостатки придется за счет запасов комендатуры, за что местные комендачи лейтенанту спасибо не скажут. Да и возиться с контуженным тоже никому не захочется.
— Приведите в порядок форму одежды.
Лейтенант протянул мне книжку с вложенными в нее справкой и отпускным.
— Д-да где же я с-сапоги и п-петлицы возьму?
Лейтенант посмотрел на меня, как на всю голову контуженного.
— В военторге.
Я еле догадался вскинуть руку к виску, отдавая честь уходящему патрулю.
При каждом шаге пистолет чувствительно бил по бедру и у меня создавалось впечатление, что все встречные подозрительно косятся на мой правый карман. Казалось, «парабеллум» вот-вот прожжет хэбэшку и с лязгом грохнется на тротуар. Убрать его в сидор не было никакой возможности — кругом люди. На обратном пути мне подсказали сесть на шестнадцатый маршрут трамвая, который должен был довезти меня практически до центрального магазина военторга. К счастью, нужный трамвай появился быстро. На этот раз вагон был обычный, с двумя дверями. Я залез в заднюю дверь, отдал кондукторше полтинник, получил билет, прошел в середину вагона и постарался встать так, чтобы никто не задел случайно мой правый бок. Ехать мне было долго.
