Игорь Фролов - Вертолетчик
Здесь требуется небольшое техническое отступление: для облегчения жизнедеятельности летчика, на зимних «ползунках» (по сути — меховой комбинезон без рукавов) сзади предусмотрен треугольный клапан на «молниях», расстегнув которые, летчик может выполнить «контрольное висение», не снимая «ползунков».
Возвращаясь к борттехнику. На своем стремительном пути он проделал сложную работу — расстегнул «молнию» меховой куртки, завел руки за спину, под куртку, нащупал «молнии» «туалетного» клапана, и расстегнул их до упора, чтобы не тратить время в тесной будке. (Может быть, он надеялся, что тяжелая куртка, прижав клапан сверху, не даст ему отпасть. Но, если честно, в этот страшный момент он даже не думал о проблеме внешнего вида.) Все эти операции страждущий борттехник проделал столь быстро, что потом еще с десяток метров несся по тропинке к заветной дощатой дверце, размахивая руками. Поглощенный стремлением к цели, он даже не слышал хохота толпы, которая наблюдала вид сзади.
Поскольку борттехник летел вперед с большой скоростью, расстегнутая куртка, вздыбленная набегающим потоком, освободила клапан. Клапан, в свою очередь, отвалившись, открыл огромную треугольную дыру, в которой, как в люке скафандра коленвалом крутились ягодицы бегущего борттехника, обтянутые пронзительно голубыми китайскими кальсонами.
Когда счастливый борттехник вышел, полк встретил его аплодисментами.
Сила слова
В офицерском общежитии вместе с лейтенантами-двухгодичниками и холостыми кадровыми жил прапорщик по фамилии Шапошник. Он был борттехником и преподавал молодым лейтенантам первые уроки летного мастерства. В частности, в первый же день знакомства, на вопрос, как завести вертолет, прапорщик презрительно ответил:
— Заводят корову в стойло. Вертолет — запускают!
Но эта цитата приведена здесь в максимально очищенном виде. На самом деле в оригинале она выглядела (при том же смысле) совершенно иначе. Шапошник был известен своей простой разговорной речью. Он разговаривал примерно так (неотредактированная цитата):
— Вчера, блядь, купил фонарик, нахуй-блядь. Три цвета, нахуй-блядь. Красный, блядь, синий, блядь, желтый, блядь. Нахуй-блядь, нахуй-блядь…
Тесное общение с таким мастером слова не могло пройти даром для молодых лейтенантов. И не прошло. Однажды утром, перед построением, лейтенант Ф. зайдя в штаб, случайно подслушал, что после первого полугода службы им положен двухнедельный отпуск. От перспективы встретить Новый год дома у молодых борттехников захватило дух.
— Да кто отпустит такую ораву — опустошим полэскадрильи, — усомнились лейтенанты. — Даже и спрашивать не стоит.
— Ну и служите, мудаки, — сказал лейтенант Ф., и шагнул навстречу спускающемуся по ступенькам командиру полка, подполковнику Белову.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — отдавая честь, звонким от напряжения голосом, сказал лейтенант Ф.
— Обращайтесь, — козырнул командир.
— По закону после первого полугода службы лейтенантам-двухгодичникам положен двухнедельный отпуск. И я прошу этот отпуск предоставить! — на одном дыхании оттараторил лейтенант. Перевел дыхание и, совершенно неожиданно для себя добавил: — Нахуй, блядь…
Гомонящие у штаба офицеры стихли. Все головы с шорохом повернулись к эпицентру событий. Командир помолчал, потом улыбнулся и сказал:
— Да, я вижу, вам действительно нужен отпуск. Что ж, оформляйтесь.
Как, спустя двадцать лет, отметил свидетель, лейтенант М., «эхо смеха прокатилось по окрестной тайге».
(Скорее всего, в тот момент лейтенант Ф. частично потерял сознание от ужаса. Это доказывается тем, что сегодня, спустя двадцать лет, он напрочь забыл об этом случае. Эта ячейка памяти просто выгорела. Напомнил ему бывший лейтенант М. В свою очередь, лейтенант М. напрочь забыл о том, как, будучи уже старшим лейтенантом 302-й отдельной вертолетной эскадрильи авиабазы Шинданда, он послал на три буквы инженера этой эскадрильи — об этом ему спустя почти двадцать лет напомнил бывший старший лейтенант Ф. Этот случай мы приведем, как только представится удобный случай.)
Лейтенант и лень
После отпуска лейтенант Ф. долго не мог войти в армейскую колею. Гражданская лень, отступившая за полгода службы, вновь обуяла его.
Февраль, утреннее построение. Солнце, мороз и ветер. Личный состав стоит с поднятыми и застегнутыми воротниками меховых курток. Командир полка (уже подполковник Леонов) идет вдоль строя. Вдруг он останавливается, смотрит на одного из офицеров. Всматривается в то место, где должно быть лицо, говорит:
— Расстегните воротник.
Лейтенант Ф. расстегивает воротник, и на солнце вспыхивает золотом трехдневная щетина. В дополнение к этому видно, что на борттехнике надет не летный свитер цвета какао, а домашний — серый с длинным горлом.
— Почему небриты, товарищ лейтенант?
— Света утром не было в общежитии.
— Побрились бы станком.
— Воды не было, — еще раз соврал лейтенант Ф.
— Почему неуставная форма одежды?
— Свитер постирал вчера.
— А рубашка?
— Воротник порвался…
По мере разговора командир свирепел.
— Вы — холостой лейтенант, но почему я — отец троих детей! — выбрит ежедневно и по форме одет?! Кто командир звена?
— Я, товарищ подполковник! — сказал майор Гула.
— Вот вам, товарищ майор, я и поручаю проверять выбритость лейтенанта Ф. ежедневно и повсеместно!
На следующее утро майор Гула подошел к лейтенанту Ф.:
— Ну, показывай свою гладкую выбритость.
— Вам все места показать, товарищ майор? — спросил борттехник с невинным выражением лица.
Гула вынул из кармана огромный кулак и поднес его к носу борттехника:
— С меня и твоей наглой морды хватит.
Семеро и один
После Нового Года лейтенантам, живущим в общежитии, выделили трехкомнатную квартиру в ДОСах (дома офицерского состава). Лейтенанты не знали — радоваться им или печалиться. В плюс переезда записывалось то, что ДОСы были много ближе к столовой, чем общежитие, находящееся в нижней половине поселка, по ту сторону железной дороги. Минус же был в том, что лейтенантам, уже обжившим комнаты на двух человек, предстояло ввосьмером занять маленькую квартирку в панельной «хрущовке» — а это уже пахло (в прямом смысле слова) обыкновенной казармой. Лейтенанты даже начали, было, отнекиваться, но аргумент командования — «зато теперь утреннюю физзарядку на стадионе пропускать не будете» — перевесил все доводы «против». Пришлось переезжать. Вернее — переходить через весь поселок с узлами и коробками, поскольку машину выделить забыли.
Военная квартира не удивила уже привыкших к армейскому быту лейтенантов. Ободранные обои, ржавая сантехника, комнаты без дверей, электросчетчик с «ломом» (проволочка, тормозящая диск счетчика), батареи пустых пыльных бутылок — и запах, будто на портянки недельной носки сходили по-маленькому все коты городка.
Лейтенанты, свалив вещи в большой комнате, начали делить жилплощадь. Борттехнику Ф. приглянулась маленькая, ближайшая к входной двери комната. Ему очень хотелось поселиться, наконец, одному, и оборудовать себе гнездышко, в котором он чувствовал бы себя, как дома — кровать, стул, стол с настольной лампой — достаточно для вечернего счастья. Ради этого богатства он пошел на авантюру.
— Слушай сюда, — сказал лейтенант Ф. командирским голосом. — Вы семеро занимаете две дальние комнаты. Четверо — в большой, трое — в той, что поменьше. Ну, а я, несчастный, буду одиноко ютиться в этой махонькой.
Семеро недовольно зашумели — говорили о какой-то справедливости, предлагали странные вещи — вроде жребия. Лейтенант Ф., выслушав мнения, отмел их уверенным взмахом руки.
— В любом ином случае, товарищи лейтенанты, вы были бы правы. Но не в этом. И все потому, что у мистера Фикса есть план, который не пришел в голову ни одному из вас. Восемь молодых людей нуждаются в общении с прекрасным полом. И где же, как не в этой маленькой комнатке возле самой входной двери, рядом с ванной и туалетом должно быть дежурное помещение? Ну а смотрителем, поддерживающим боеготовность вверенного ему помещения, буду я — тот, кому принадлежит эта прекрасная идея. Кто против?
Логика была неопровержима, и лейтенанты, помявшись, согласились. Они даже начали прикидывать, какие шторки повесить на окна, да и коврик на пол неплохо — хотя бы отрез на парадную шинель постелить… Только пессимист лейтенант Л. язвительно сказал лейтенанту Ф:
— Что-то маловато доводов в пользу твоего роскошного существования.
Лейтенант Ф. вздохнул и вынул из стопки принесенных с собой книг одну — толстую в твердой синей обложке, на которой тусклым золотом отсвечивало грозное слово «САМБО».
