Борис Соколов - Сто великих тайн Первой мировой
7 ч. 01 м. — Один взрыв. «Императрица Мария» начала погружаться носом. 7 ч. 08 м. — Один взрыв. Форштевень ушел в воду. 7 ч. 12 м. — Нос «Марии» сел на дно. 7 ч. 16 м. — «Мария» начала крениться и легла на правый борт».
На линкоре «Императрица Екатерина» записано:
«6 ч. 19 м. — На линкоре «Императрица Мария» пробили пожарную тревогу. 6 ч. 20 м. — На линкоре «Императрица Мария» сильный взрыв в носовой части корабля. Команда начала бросать койки и бросаться в воду».
Тем временем на гибнущем линкоре сделано распоряжение и приведено в исполнение о затоплении погребов 2-й, 3-й и 4-й башен; приняты шланги с подошедших портовых баркасов, и струи воды направлены в место главного пожара, подан буксир на портовый пароход, и корабль повернут лагом к ветру, затушены небольшие пожары, возникшие в разных местах на верхней палубе от падавших горящих лент пороха, выбрасывавшихся отдельными взрывами из места главного пожара. Около 7 часов утра пожар стал как бы стихать, корабль не имел ни заметного дифферента на нос, ни крена, и казалось, что он будет спасен, но в 7 ч. 02 м. раздался взрыв значительно более сильный, нежели предыдущие; после этого взрыва корабль стал быстро садиться носом и крениться на правый борт.
Носовые пушечные порты, а затем носовая часть верхней палубы ушли под воду, корабль, утратив остойчивость, стал медленно опрокидываться и, перевернувшись вверх килем, затонул на глубине 10 сажен (18 м) в носу, 8 сажен (14,5 м) в корме, причем носовая его оконечность ушла в ил на 25 футов (7,6 м), кормовая — на 3–4 фуга (0,9–1,2 м), и корабль лежит на дне, с небольшим креном в указанном положении.
Из экипажа корабля погибли: инженер-механик, мичман Игнатьев, два кондуктора и 225 нижних чинов; кроме того, было спасено 85 ранеными и обожженными. Остальные офицеры и нижние чины были спасены портовыми катерами и шлюпками с других судов флота.
Таким образом, причиною гибели корабля служит пожар, возникший в носовой крюйт-камере 12-дюймовых зарядов, повлекший за собою взрыв пороха, находившегося в этой крюйт-камере, а затем и взрывы боевых запасов, т. е. пороха и частью снарядов и расположенных в смежности с указанной крюйт-камерой погребах 130-мм орудий.
По-видимому, взрывом одного из этих погребов был или поврежден наружный борт корабля, или им сорваны клинкеты минных аппаратов, или же произошел взрыв зарядных отделений мин Уайтхеда, или сорваны кингстоны, служащие для затопления погребов; корабль, имея разрушенные на значительном протяжении палубы и переборки, этого повреждения уже вынести не мог и быстро затонул, опрокинувшись от утраты остойчивости.
При разрушенных на значительном протяжении палубах и переборках, после повреждения наружного борта, гибель корабля была неизбежна, и выравниванием крена и дифферента, затопляя другие отсеки, что совершается медленно, предотвратить ее было невозможно.
Переходя к рассмотрению возможных причин возникновения пожара в крюйт-камере, комиссия остановилась на следующих трех:
«1) самовозгорание пороха,
2) небрежность в обращении с огнем или порохом,
3) алой умысел.
Крюйт-камеры вентилируются, и в них не скопляется столько паров эфира и спирта, чтобы могла образоваться гремучая смесь, способная воспламениться от пламени свечи или спички и т. п.
Даже при полном отсутствии вентиляции и полном высыхании растворителя количество воздуха в крюйт-камере значительно превосходит то, при котором могла бы образоваться гремучая смесь.
Таким образом, если в крюйт-камеру зайти с зажженной свечой или зажечь спячку, заронить огонь и оставить гореть какую-нибудь тряпку, ветошь или пучок пакли, то это не вызовет возгорания паров эфира и спирта, хотя бы их запах и чувствовался.
Чтобы загорелся заряд, надо, чтобы самое пламя проникло в закрытый футляр и достигло или лент, или воспламенителя, или надо, чтобы воспламенитель, состоящий из шашек черного пороха, совершенно рассыпался, в виде мякоти проник через неплотно завернутую крышку, подвергся касанию с пламенем и, вспыхнув, передал горение заряду, находящемуся в футляре.
Как видно, необходимо сочетание целого ряда случайностей, каждая из которых сама по себе маловероятна.
Крюйт-камеры всегда освещены, ходить туда должны д ля измерения температуры дневальные, назначаемые из комендоров данной башни, в сопровождении унтер-офицеров, т. е. люди, обученные и знающие правила и свои обязанности, поэтому маловероятно, чтобы они допустили себя до какой-либо небрежности в обращении с огнем в крюйт-камере или даже до входа в крюйт-камеру с огнем вообще.
Но время возникновения пожара как раз тогда, когда в крюйт-камеру должен был идти дневальный для измерения температуры, а также и то, что в этот день после полудня предстояла приборка крюйт-камер и погребов, ряд известных случаев предотвращенных или совершившихся: взрывов от грубой неосмотрительности низшего персонала при работах или надзоре за взрывчатыми веществами на заводах или лабораториях, — суть обстоятельства, которые дают некоторую допустимость предположению о возможности возникновения пожара от небрежности или грубой неосторожности со стороны бывшего в крюйт-камере, не только без злого умысла, но, может быть, от излишнего усердия.
Из всей прислуги, находившейся в первой башне, спасся тяжко обожженным лишь один человек, и, значит, высказанное допущение остается лишь маловероятным предположением, причем нельзя даже утверждать, был ли кто-либо в это время в крюйт-камере, или нет…
Отметив, таким образом, недостаток проверки мастеровых, несоблюдение требований по отношению к доступу в крюйт-камеры, комиссия считает необходимым разобрать и третье предположение о возможной причине возникновения пожара, повлекшего за собой гибель корабля, а именно: злой умысел, — вероятность предположения не может быть оцениваема по каким-либо точно установленным обстоятельствам. Комиссия считает лишь необходимым указать на сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение при той организации службы, которая имела место на погибшем корабле».
Версия злого умысла получила неожиданное продолжение в 30-е годы XX века. В 1932 году ОГПУ сфабриковало дело о наличии на верфях Николаева германской диверсионной группы немцев-инженеров — российских подданных, которая будто бы действовала с 1908 года под руководством некоего В. Э. Вермана. Среди прочего, после применения мер физического воздействия, они признались и во взрыве «Императрицы Марии». Правда, осталось неясным, почему столь успешные диверсанты ограничились всего одним линкором, почему-то пощадив другие корабли. И якобы взорвать «Императрицу Марию» было очень сложно — верфь тщательно контролировалась агентами российской охраны. На самом деле, как мы уже убедились, служба на «Императрице Марии», да и на других кораблях, велась достаточно халатно, и при желании проникнуть на корабль постороннему не составляло большого труда. Якобы с Верманом сотрудничал легендарный германский диверсант Гельмут фон Штитгоф, но ему взорвать линкор не удалось. Фантазия чекистов была достаточно буйной, а поскольку были они интернационалистами, той в диверсионную группу записали не только немцев, но и коренных русских, вроде николаевского городского головы Матвеева. Также в состав группы включили инженеров верфи Шеффера, Линке, Феоктистова и электротехника Сгибнева, обучавшегося в Германии.
Уроженец Херсона Виктор Эдуардович Верман был сыном выходца из Германии пароходчика Эдуарда Вермана и получил образование в Германии и Швейцарии. Он работал инженером кораблестроительного завода «Рассуд» и за взрыв «Императрицы Марии» будто бы в 1926 году был награжден Железным крестом I степени. На допросе Верман будто бы показал: «Шпионской работой я стал заниматься в 1908 году в Николаеве, работая на заводе «Наваль», в отделе морских машин… Я был вовлечен в шпионскую деятельность группой немецких инженеров того отдела Моора и Гана… Моор и Ган, а более всего первый, стали обрабатывать и вовлекать меня в разведывательную работу в пользу Германии… Я узнал, что Винштайн (австрийский вице-консул в Николаеве. — Б. С.) является офицером германской армии в чине гауптмана, что находится он в России неслучайно, а является резидентом германского генерального штаба и проводит большую разведывательную работу на юге России. Примерно в 1908 году Винштайн стал в Николаеве вице-консулом. Бежал в Германию за несколько дней до объявления войны — в июле 1914 года».
На допросах Верман также показал: «Из лиц, мною лично завербованных для шпионской работы в период 1908–1914 годов, я помню следующих: Штайвеха, Блимке, Наймаера, Линке Бруно, инженера Шеффера, электрика Сгибнева». С последним его свел в 1910 году германский консул в Николаеве Фришен. Верман и Сгибнев знали друг друга и по городскому яхт-клубу, поскольку оба слыли заядлыми яхтсменами. На следствии 1933 года Сгибнев показал, что Вермана очень интересовала схема электрооборудования артиллерийских башен главного калибра на новых линейных кораблях типа дредноут, особенно на первом из них, переданном флоту, то есть на «Императрице Марии». «В 1912–1914 годах, — рассказывал Сгибнев, — я передавал Верману разные сведения о ходе их постройки и сроках готовности отдельных отсеков — в рамках того, что мне было известно». По словам Вермана, он «лично осуществлял связь с 1908 года по разведывательной работе» с Севастополем, где «разведывательной деятельностью руководил инженер-механик завода «Наваль» Визер, находившийся в Севастополе по поручению нашего завода специально для монтажа достраивающегося в Севастополе броненосца «Златоуст». Знаю, что у Визера была там своя шпионская сеть, из состава которой я помню только конструктора адмиралтейства Карпова Ивана; с ним мне приходилось лично сталкиваться».
