Григорий Солонец - Форпост
— К сожалению, ничем не смогу помочь. Вам нужно в детскую библиотеку, но таковая по штату не предусмотрена.
Прапорщик слегка расстроился. Но, чтобы не уходить с пустыми руками, попросил дать почитать что-нибудь про любовь, на ее усмотрение. Катя предложила нравившиеся ей новеллы Цвейга. Прапорщик взял их и молча неспешно направился к выходу.
— Постойте, я же не оформила читательский формуляр. Ваша фамилия?
— Брежнев, — несмешно сострил он. — А если по паспорту, то Богатырев Иван Степанович. Коренной туляк. Не была в городе охотничьих ружей, самоваров и пряников?
— Проездом только.
Так они познакомились. Богатырев Кате совершенно не понравился: обращение на «ты», простой, грубоватый юмор, походка как у слона. Внешне напоминает ресторанного вышибалу: оправдывающая фамилию косая сажень в плечах, руки словно созданы для боксерских перчаток и гирь, лицо непропорционально вытянутое, в веснушках. Такой словесный портрет появился в дневнике Кругловой, который за три афганских месяца «распух» почти до сотни тетрадных листов.
А через неделю прапорщик Богатырев вновь неприятно удивил. Едва переступив порог помещения, приспособленного под библиотеку, огорошил:
— Я потерял этого… как его… Цвейга. Везде обыскался, наверное, кто-то взял почитать. Согласен возместить материальный ущерб.
— Вы понимаете, эта книга уже не новая, и по остаточной стоимости красная цена ей рубль. Но разве это компенсация? Тем более что книга в некотором смысле уникальна: другой такой в библиотеке нет.
Договорились, что прапорщик принесет какую-то достойную замену.
Иногда, самокритично оценивая себя как бы со стороны, Катя соглашалась с тем солдатом: она и впрямь белая ворона. Ни с кем из мужиков романы не крутит, ночует исключительно в своей кровати, даже в кино редко ходит. Ни с кем из женщин за три месяца близко не сошлась. Единственной настоящей подругой стала книга, этот кубический кусок горячей, дымящейся совести, как образно написал Борис Пастернак. В этом чистом мире грез и иллюзий, разительно отличавшемся от суровой военной действительности, пропитанной мужским матом, потом и кровью, полковой библиотекарь Катя Круглова добровольно жила затворницей. И ей было по-своему уютно в нем.
У соседки по комнате Любы Головиной, настоящей «чекистки», бесстыже спавшей за деньги с солдатами и офицерами, был свой взгляд на бренную жизнь, сводившийся к простому правилу: отрывайся по полной программе, пока молода, востребована. И она не теряла дни даром, куролесила, как последняя московская шлюха, разумеется, с удовольствием и материальной выгодой для себя. После трудовой ночной «вахты» соседки Катя без отвращения не могла глядеть на ее сильно помятое, в засосах лицо. Поговаривали, что она не брезговала, охотно спала и с афганцами-дуканщиками, которые рассчитывались за ночь любви вещами — джинсами, кофточками, маечками, набором косметики. К этому «предпринимательству» поначалу Люба пыталась подтолкнуть и только приехавшую из Союза Катю, но та с негодованием отвергла оскорбительное предложение.
— Вот так целкой и состаришься! — зло выпалила Головина, и после того разговора они почти не общались, хотя делили одну комнату.
Про других «шурави-ханум», ведших далеко не праведный образ жизни, Круглова была также наслышана, но меньше. В принципе каждый идет своей дорожкой. Да, боевая обстановка накладывает свой отпечаток на мораль и нравы, незаметно подтачивая нравственные устои. Близость возможной смерти толкает в жаркие объятия любви. И осуждать за это страстную женскую или мужскую душу никому не дано, кроме Всевышнего.
…Прапорщик Богатырев, кажется, решил ее и дальше удивлять. Мало того, что пришел в библиотеку за… минуту до ее закрытия, так еще и с шикарными красными маками. Где он их только достал?
— Это вам, Катюша, — произнес одним словом, почему-то перейдя на «вы». — В предгорье такого добра хоть косой коси. Вот я и подумал, что вы просто обязаны видеть эту природную красоту.
— Спасибо. Все так неожиданно… И приятно, конечно.
— А это компенсация за Цвейга.
Катя с настороженным любопытством взяла в руки небольшой сверток. Развернув, увидела три камушка небесной синевы. С недоумением посмотрела на Богатырева.
— Лазурит. В Союзе из него делают красивые ювелирные изделия.
Она попробовала робко отказаться от подарка, но Иван и слушать не хотел. Войдя в роль галантного кавалера, попросил разрешения провести девушку до женского модуля.
«Вот и у меня ухажер появился. Белый ворон, значит», — с иронией подумала, вспомнив обидные слова солдата из комендантской роты.
Через день третий горный батальон, в котором прапорщик Богатырев был старшиной, а по совместительству на боевых еще и исполнял давно вакантную должность командира взвода, ушел на очередное задание. И библиотекарь Круглова впервые испытала чувство настоящей тревоги за другого человека. Хотя, если разобраться, кто он ей? Обычный читатель, к тому же проштрафившийся, решивший загладить свою вину попавшимся под руку подарком. Но кто-то невидимый не соглашался с таким мнением и убеждал в обратном: этот парень тебе уже не безразличен, он стал ближе всех остальных, потому ты и переживаешь, как бы с ним ничего не случилось.
Почему на земле существуют войны? Миллиарды людей уже истреблены в них за тысячи лет цивилизации. Неужели лучшие умы человечества не могут придумать эффективное антивоенное средство, которое сохранило бы целые поколения?
Если немного пофантазировать и на миг представить невозможное: по воле Всевышнего прекращены абсолютно все вооруженные конфликты и больше ни на одном из пяти континентов не льется кровь, не стреляют, не убивают людей, — это же какое великое счастье свершилось бы, просто земной рай наступил! Непроизвольно родившуюся мысль Катя занесла в дневник, в котором впервые нашлось место и для тульского паренька Ивана Богатырева.
Она по-прежнему жила в своем книжном мире грез и иллюзий, в котором чувствовала себя комфортно, в абсолютной безопасности, как и дома, в Москве, много читала, благо, что эта ее профессиональная обязанность на сто процентов совпала с душевной потребностью. В отличие от своих немногочисленных читателей Катя все-таки предпочитала легкой беллетристике классику русской и зарубежной литературы. Углубившись в перипетии романа «Милый друг» Мопассана, она не сразу уловила истинный смысл фразы, сказанной нарисовавшимся на пороге солдатом из батальона связи:
— Пушкина убили…
— Да, на дуэли, — машинально ответила и осеклась. Ее осенила страшная догадка. Еще до конца не веря в случившуюся трагедию, Катя с ужасом и надеждой уточнила:
— Ты про Пашку Скрябина говоришь?!
— А про кого же еще? Он у нас один такой поэт… был.
Слезы вмиг наполнили глаза, от нервного волнения задрожали губы. Она плакала навзрыд, никого не стесняясь. Нет больше ее лучшего читателя, Вселенная обеднела на одного чистого, светлого мальчика, мечтавшего о литературной славе и всерьез собиравшегося сделать жизнь людей чуточку добрее, гуманнее. Но суровый окружающий мир оказался не готов к этому и в отместку за смелые намерения убил парня.
После горького известия, выбившего Катю из равновесия, ноги сами понесли ее в третий горный батальон. Дежурный сержант немало удивился, впервые увидев в расположении молоденькую библиотекаршу. «Уж не за должниками ли она пожаловала, да только напрасно: ребята еще двое суток будут на боевых». Так и сказал.
— А может, вы знаете, как там прапорщик Богатырев, все у него в порядке?
— Хм, старшина дело знает. Не переживайте, вернется. Я слышал, что он книгу потерял, вы, наверное, из-за этого здесь…
«При чем здесь книга?!» — хотелось крикнуть Кате на весь свет. Но ничего объяснять дежурному не стала, смущенно поблагодарив, направилась к выходу.
Ей приснился странный сон. Как будто они вдвоем несутся наперегонки с ветром по бесконечному полю, до горизонта усеянному красными маками, и не могут остановиться. А убегающее эхо зовет их дальше за собой. Катя до самого рассвета не смогла сомкнуть глаз. Была бы жива бабушка, она бы любой, самый запутанный сон разгадала. «Если вспомнить философское изречение о том, что движение — это жизнь, значит, ничего плохого во сне нет. Но почему они бежали по красным макам? Это явно не к добру».
Под вечер вернулся в городок третий горный батальон. Катя, как только услышала гул бронетранспортеров, выбежала навстречу, от волнения забыв даже закрыть библиотеку на ключ. Она очень соскучилась по своему читателю прапорщику Ивану Богатыреву и с неизвестным до этого чувством внимательно всматривалась в проходившую мимо колонну. Радостно екнуло готовое вырваться из груди сердечко, когда глаза увидели на броне его, запыленного, уставшего, но живого и невредимого. Кате в ту секунду показалось, что нет здесь для нее роднее человека, чем этот скромный тульский парень со слоновьей походкой и погонами прапорщика…
