Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд
Зеехазе, увидев их, быстро затащил обоих за кучу развалин, где находились и другие солдаты.
— Слушаюсь, рыцарь! Я вам достану молоденьких женщин! — крикнул кто-то.
Вскоре Линдеман увидел кого-то у полуразрушенной стены и сказал:
— Там у стены кто-то лежит!
— Дружище, да это же Линбург из второй батареи!
Они перебрались через развалины и вскоре подошли к вахтмайстеру Куннберту Монзе, который, неестественно улыбаясь, крепко держал в руках свой панцерфауст. Обе ноги у него были оторваны снарядом базуки. Монзе истекал кровью. Недалеко от него штабс-ефрейтор Линбург копался в своей рации. Он как раз настроился на американскую радиостанцию и тут увидел Линдемана и Зеехазе.
— Здесь рыцарь Лобесам! — в насмешку послал он в эфир. — Никаких чрезвычайных происшествий!
В ответ на это в наушниках раздалось по-английски:
— Хелло! Чёрт возьми! Давайте-ка споём лучше!
Линбург ткнул рукой в сторону рации и крикнул:
— Господа, не прерывайте связи! Приём!
И вслед за этим в наушниках послышалось хриплое пение. Кто-то по-английски начал рождественскую песню:
— Тихая ночь! Святая ночь…
— Тихая ночь! Святая ночь… — подхватил Линбург по-немецки.
— Всё кругом спокойно спит! — цел американский радист.
— Всё кругом спокойно спит… — подпевал ему Линбург, но затем, перепутав ручку настройки, захлопал в ладоши и пропел: — Колокола трезвонят…
Штабс-ефрейтор от испуга совсем обезумел.
Эрвин Зеехазе крепко сжал зубы, недовольный и измученный мыслью о том, что Клейнайдам подслушал их разговор.
Бой за Эльзенборнские высоты окончился. За него пришлось дорого заплатить не только дивизии генерала Круземарка. Обе воюющие стороны были истощены до предела.
Опасения Рундштедта начинали сбываться. Ему не хватало ни живой силы, ни оружия, ни боеприпасов, не говоря уже о резервах. Вновь прибывшие танки довольно часто выходили из строя ещё на железнодорожных станциях, едва они прибывали туда для того, чтобы заменить сожжённые или подбитые танки. Бензин и другие горюче-смазочные вещества нужно было доставлять из района Мозеля и Рейна. Нехватка горючего была настолько велика, что целые подразделения и даже части неподвижно застывали на долгое время посреди дороги. А всё то, что не могло передвигаться, становилось целью для вражеских пикирующих бомбардировщиков.
Барометр тем временем всё поднимался, принуждая генерал-фельдмаршала делать предположения относительно того, что германские военно-воздушные силы, несмотря ни на что, не в состоянии поддержать собственные войска соответственной парашютно-десантной операцией.
Генерал Эйзенхауэр, оказавшись в столь затруднительном положении, снова вспомнил о своих восточных союзниках по коалиции. Второго декабря он уже обратился к начальнику объединённого штаба Маршаллу с просьбой проинформировать его о стратегических планах Советской Армии, а вслед за этим посол Соединённых обратился к Советскому правительству с запросом.
Двадцать первого декабря Эйхенхауэр писал в своём донесении следующее: «Если русские намерены предпринять в этом или следующем месяце решительное наступление на своём фронте, то знание этого факта будет иметь для меня особое значение: я смог бы в этом случае соответственно пересмотреть все свои планы. Я готов направить в Москву самого представительного офицера из своего штаба».
Главнокомандующий союзников был уверен в том, что Сталин непременно откликнется на предложение Рузвельта и выручит их войска из столь затруднительного положения, дав указание командованию Советской Армии предпринять повое крупное наступление на Восточном фронте.
Глава семнадцатая
Большая часть защитников Сен-Вита сдалась в плен, потому что не знала обстановки. Лишь немногим удалось прорваться сквозь кольцо окружения, которое имело форму эллипса с площадью более ста квадратных километров. В этом районе застряло ровно двадцать тысяч американских солдат, которые прибыли для ведения дальнейшего наступления. Лишь в западной части этого эллипса находился небольшой открытый участок местности. Жалкие остатки 82-й воздушно-десантной дивизии США пытались из последних сил удержать этот участок и не допустить его превращения в самый настоящий котёл.
В ночь на 23 декабря местность в районе Арденн сковал сильный мороз. Земля сильно промёрзла, и по ней могли свободно передвигаться автомашины, артиллерийские тягачи и даже танки. Темп наступления продолжал нарастать.
Наткнувшись на взорванные мосты и заминированные дороги, огромный поток наступающих войск повернул на северо-запад к гряде холмов, которые сулили надёжное укрытие и безопасность. Эллипс, о котором говорилось выше, существовал лишь на штабных картах.
В этот вечер рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер принимал гостей в своей штаб-квартире, находившейся в двухстах пятидесяти километрах от гитлеровского «Орлиного гнезда». Второго декабря Гиммлер был назначен главнокомандующим группой армий «Верхний Рейн», что вынудило его покинуть Восточную Пруссию и переместиться в Южную Германию. Неподалёку от курортного местечка Триберг, расположенного в горах Шварцвальда, Гиммлер приказал завести свой спецпоезд в один из туннелей, где он мог чувствовать себя в полной безопасности. Там он окружил себя самыми преданными людьми, среди которых было несколько генералов, запятнавших кровью руки во время проведения операций по уничтожению польского народа.
Поздними гостями Гиммлера были фон Рундштедт и Йодль, который после обильного ужина рискнул даже потанцевать. Обстановка была такой, будто и не было никакой войны, а хорошо настроенные генералы просто решили повеселиться после манёвров.
Главнокомандующий группой армий «Запад» решил взять реванш над рейхсфюрером СС и выступил с официальным контрпредложением.
А в это самое время в Арденнах лилась кровь. Танки 2-й танковой дивизии рвались дальше на запад. Им удалось прорвать последнюю линию обороны американцев и тем самым создать предпосылки для успешного удара во фланг противника. 116-я танковая и учебная танковая дивизии расширяли полосу прорыва севернее и южнее района главного удара.
Утро 23 декабря выдалось превосходное, ярко светило солнце. Почти вся авиация союзников поднялась в воздух, чтобы бомбить тылы группы армий «Б». Основными целями являлись районы сосредоточения войск противника и узлы его коммуникации. Так, один из наиболее важных пунктов снабжения, расположенный в городе Кобленц, был почти полпостью стёрт с лица земли.
Вторая артбатарея обер-лейтенанта Баумана попала под бомбёжку в тот момент, когда она выдвигалась на новые боевые позиции.
Под вечер группа американских бомбардировщиков совершила налёт на маленький городок, расположенный на опушке большого лесного массива, и сбросила на него множество тяжёлых бомб. Пилоты полагали, что сбросили свой смертоносный груз на населённый пункт Ломерсум, который находился в шестидесяти километрах восточнее, на самом же деле бомбардировке был подвергнут полусожженный Малмеди, в котором, помимо гражданского населения, располагалась 30-я американская дивизия, понёсшая в результате бомбардировки страшные потери. Это была первая бомбардировка американскими самолётами собственных войск, за которой спустя несколько дней последовали две другие. Командующий 9-м воздушным флотом США, узнав о случившемся, выразил сожаление и пообещал, что впредь такое не повторится.
Придя в себя, майор Брам почувствовал страшную слабость: всё тело было каким-то ватным и не подчинялось ему; веки, казалось, налились свинцом, и он никак не мог открыть глаза.
«Ничего не слышу, — подумал Брам, — и абсолютно ничего не вижу. Однако я всё же могу соображать. Сейчас я кого-нибудь позову… Но что за чёрт, я не только не могу открыть глаза, но даже не могу пошевелить губами, тем более позвать кого-нибудь на помощь. Я чего-то боюсь. Помню, что на меня обрушилось что-то тяжёлое и я потерял сознание. Всё было словно во сие, в тяжёлом, страшном сне. Нужно будет об этом рассказать во время бритья Найдхарду.
Что же делать дальше? У меня нет времени на раздумье. Интересно, что за ветерок подул мне в лицо, слабый, еле заметный ветерок, совсем-совсем бесшумный? Говорят, что человек во сне видит всё в одном цвете и не в состоянии различать запахи. Точно в таком состоянии нахожусь я сейчас. Странное, до сих пор не известное мне состояние.
Откуда тут столько света, яркого, ослепительного? Мне кажется, я вижу самого себя. Выходит, во сне человек может видеть самого себя. Но что за странное лицо передо мной? Это же моё лицо. Ну конечно, не моё, тем более что оно в очках. Этого человека я не знаю. Вот он шевелит губами и что-то говорит мне. Только я не слышу его. Незнакомец открыл мне правый глаз и держит веко, а я даже не могу протестовать против этого. Правда, мне совсем не больно. Как бы там ни было, а возле меня люди…
