Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 1
Все попрыгали в траншею, пересчитали людей — одного нет. Оказалось, Цимбала. Я послал двух разведчиков ползком обратно — разыскать его. Минут через 15–20 они волоком притащили его тело с буквально разорванным лицом. Его можно было узнать лишь по высокой статной фигуре и медали «За отвагу».
За это время два орудия уже включились в бой, еще два подняли наверх. Я связался с командиром батареи 76-мм орудий, чтобы сориентировать его — где лучше поднимать орудия, и он пошел по следу Шелудько.
Небо начало светлеть. Приближался рассвет, а вместе с ним и начались контратаки противника. Отыскав командира полка, я доложил обстановку с полковой артиллерией. С ним находились командир приданного артиллерийского полка и командир дивизиона нашего артполка. Огонь орудий и минометов сосредоточили на селе Войсковом, которое начал штурмовать 1-й стрелковый батальон. Командир старший лейтенант Иванов сам пошел в атаку в центре с одной ротой, с другой ротой, справа село атаковал начальник штаба батальона старший лейтенант Литвинчук. Слева, с третьей ротой, противника обходил и атаковал заместитель командира батальона по политчасти лейтенант Минаев.
С восходом солнца наши подразделения захватили большую часть села. Затем командир полка подтянул резерв и, организовав сильный огневой налет по позициям немцев, атакой выбил их полностью из населенного пункта. К утру полк закрепился всеми силами в первых двух траншеях противника и овладел большим селом Войсковое, по названию которого и обозначался в последующем во всех официальных документах наш плацдарм.
Немецкое командование понимало, какую опасность для них представлял наш плацдарм на Днепре. Поэтому с учетом опыта, который немцы приобрели в борьбе с нашими войсками на Букринском плацдарме, они уже в первый день ввели в бой 257-ю пехотную дивизию с целью сбросить нашу дивизию в Днепр. С утра и до обеда контратаки шли одна за другой, как в Сталинграде. Первые удары противника увенчались для него успехом — приблизительно к 14 часам он захватил два участка на нашем переднем крае. Затем сделал двухчасовую паузу, которую заполнила массированными бомбо-штурмовыми действиями авиация. При этом она наносила удары, действуя вдоль правого берега, чтобы не зацепить свои войска. А по левому берегу, т. е. по нашим штабам дивизионной и приданной артиллерии, по нашим тылам авиация обрушивала бомбовые удары с горизонтального полета. Надо отдать должное немцам — они оперативно отреагировали на наши действия. Видно, понимая, что Букринский плацдарм им уже не ликвидировать, поэтому они решили больше не позволить нам занять позиции еще где-либо, в том числе в районе Днепропетровска.
Временно прекратив активно действовать, противник решил, очевидно, провести перегруппировку. Чтобы не дать ему спокойно готовить последующие удары, мы тоже усилили огневые налеты — особенно по артиллерийским батареям противника, по скоплениям его живой силы. Одновременно, хоть и под огнем, мы проделали маневр: подтянули к наиболее опасным участкам орудия для стрельбы прямой наводкой, отрыли для них и для пехоты тоже окопы, провели частично минирование перед передним краем, усилили передовые подразделения личным составом, доставили боеприпасы и продовольствие, в том числе воду для питья. Кстати, о воде. Был на исходе сентябрь, но дни стояли жаркие, даже знойные, как в июле. Плюс накал схваток с противником. Бойцов мучила жажда, питьевой воды требовалось много, и, хоть Днепр был рядом — до воды рукой подать, во второй половине дня воды во флягах уже не было. Спускаться же кому-либо к воде запрещалось. Вообще, днем идти или ползти в тыл нельзя. Эта вынужденная и временная мера была принята командиром полка правильно. Движение назад могло действовать отрицательно на слабонервных. Поэтому первые трое суток мы капитально запасались водой в термосах только в ночное время.
Вторая половина дня до самой ночи тоже прошла в контратаках, однако существенных результатов противник не достиг. И он и мы несли большие потери. Павших ночью хоронили здесь же, в траншеях: выбивали ниши, завертывали тела в плащ-накидки и предавали их земле. Перед расставанием прощались, давали клятву отомстить. Два-три человека записывали адрес родственников погибшего, чтобы сообщить им о последних днях солдата.
На следующее утро противник обрушился на нас с новой силой — он ввел в бой свежие подразделения 46-й пехотной дивизии. Появились танки. После массированных огневых ударов артиллерии и бомбо-штурмовых налетов авиации противник перешел в контратаку по всему фронту. И на одном участке ему удалось ценой больших потерь прорвать оборону нашего 100-го Гвардейского стрелкового полка, хотя мы и подбили два танка.
Обстановка крайне осложнилась. Было ясно: чтобы расширить прорыв, а затем начать сматывать нашу оборону, немцы на этом участке введут резервы. Здесь мы и сосредоточили все имевшиеся силы артиллерии (печально, но факт: наша авиация не появлялась — очевидно, все было брошено на Киевское направление). Командир полка майор Полищук в короткие сроки собрал для атаки всех — саперов, связистов, санинструкторов, даже раненых, но способных стрелять и двигаться. Мы все — солдаты и офицеры во главе с командиром полка — были как один монолитный кулак. Все понимали — от нашей атаки зависела судьба дальнейших событий: или мы закрепимся на плацдарме, или нас всех перебьют. Конечно, на войне командир полка не должен был ходить в атаку. И, как правило, не ходил. Но были особые случаи, когда только такой поступок мог спасти и изменить ситуацию. Все проверили оружие, взяли по три-четыре гранаты, флягу с чаем и два медицинских пакета.
После огневого налета взлетела красная ракета и прокатилось громовое: «За Родину, за Сталина — в атаку, вперед! Ура-а-а! Ура-а-а!» Стреляя на ходу, точнее на бегу, мы неслись по колдобинам, не чувствуя земли. Сколько это продолжалось — трудно сказать. Но, соединившись со 2-м стрелковым батальоном (противник прорвался на стыке между батальонами), мы уже все, в том числе фланги батальонов, устремились вперед и захватили траншею, где у нас в первый день проходил передний край. Противник вызвал авиацию и бросился в контратаку. Командир полка поднял в атаку и нас. Во встречном бою майор И. М. Полищук погиб, но мы далеко отбросили немцев, захватив промежуточную позицию. Потом быстро подошел 3-й стрелковый батальон и закрепился на достигнутом рубеже, загнав немцев в балку. Мы подтянули остатки 45-мм противотанковой батареи (два ее орудия были разбиты) и батарею 76-мм орудий (одно было повреждено, его пришлось оставить). Саперы под огнем устанавливали противопехотные и противотанковые мины — мы, как могли, пытались облегчить их ратный труд: дымовыми снарядами и минами ставили довольно плотную завесу, а они под ее прикрытием — «работали». После этой нашей атаки противник хоть еще и контратаковал, но уже робко.
На фронте как бывало? Погибает командир, что ж, старший по званию берет на себя его функции. Так и теперь — вместо убитого майора Ивана Михайловича Полищука командование полком взял на себя его заместитель по политической части майор М. Л. Величай, который все это время был вместе с нами. Этот офицер довольно успешно справлялся со своими обязанностями и пользовался среди личного состава большим авторитетом.
30 сентября, составляя донесение командиру дивизии о проведенных боях (а обстановка уже начала стабилизироваться), Михаил Лукич Величай сидел за столом в одном из домов села Войсковое. Здесь же неподалеку был наш полковой командно-наблюдательный пункт. Внезапно артиллерия противника произвела по этой окраине сильный огневой налет. Один снаряд влетел в хату, где находился Величай, и Михаила Лукича не стало.
Так одна за другой оборвалась жизнь двух майоров, двух воинов-патриотов, двух замечательных офицеров, которые не щадили себя во имя интересов народа, во имя победы. Оба были удостоены высшей награды — звания Героя Советского Союза (посмертно). Их имена навечно вписаны в историю. В Днепропетровском историческом музее они помещены в диораме «Битва за Днепр». В местах их рождения их имена присвоены школам, где они учились. Все сделано достойно, как требуют человеческая совесть и долг перед памятью павших за Родину.
Вскоре в полк прибыл новый командир полка — майор Н. П. Хазов. Он сразу стал командовать так, будто уже был с нами не первый год. Чувствовалось, что на фронте он далеко не новичок, в боях уже побывал, о чем говорили два ордена на груди.
Последние сентябрьские дни были омрачены скорбью — тяжело хоронить товарищей, горько с ними прощаться. Но когда 30 сентября к нам на плацдарм переправился дивизионный 118-й Гвардейский артиллерийский полк, а вслед за этим в воздухе появились наши истребители — душа запела! Теперь нас не собьет никакая сила. До 2 октября мы существенно улучшили свои позиции: капитально окопались, создали систему огня и готовы были принять на себя любой удар. В это же время поступает приказ командира корпуса о передаче полосы обороны нашей дивизией другой, но этого же корпуса, — 57-й Гвардейской стрелковой дивизии. Однако противник внезапно переходит в контратаку и бросает на нас большое количество танков. При массированной поддержке своей артиллерии и авиации фашисты провели еще одну мощную, но уже последнюю попытку сбросить нас в Днепр. Понеся потери, он, наконец, отказался от своей затеи. Тем не менее нам удалось передать свою полосу только 5 октября. Одновременно была получена задача принять полосу обороны 25-й Гвардейской стрелковой дивизии.
