Сергей Лойко - Аэропорт

— Ну и к чему ты мне все это рассказал, дружок? — спросил Салам.

— Просто, когда в сорок пятом году дедушку освободили красноармейцы, другие красноармейцы его тут же отправили в советский лагерь в Сибирь, — ответил Светик. — Он говорил, что советский лагерь был в разы хуже немецкого. Все‑таки Германия — это не Сибирь, даже зимой. И кормили их в советском лагере гораздо хуже, потому что русские вохровцы воровали пайку у зеков, а немецкие нет. Вот теперь интересно мне, куда нас пошлют. Теперь у нас Сибири тоже нет, как и Крыма, кстати.

— Мы ж не были в плену, — озабоченно возразил Салам.

— А ты поди, докажи, — хмыкнул Светик.

В Краматорске их накормили, сводили в баню, выдали не новое, но стиранное и почти по размеру обмундирование, допросили с пристрастием, но без фанатизма и мордобития, и развезли с оказией по их частям. Это Балу потом уже позвонил Маугли и «пригласил» того в Аэропорт, «на настоящее дело». Лучше бы не дозвонился. Да кто ж знал? Кто вообще мог представить, что Путин сойдет с ума и нападет на Украину? Никто...

Подмерзшая минеральная вода в Аэропорту была очень вкусной, но не такой вкусной, как в Волновахе, резюмировал свои воспоминания Светик, когда он и Алексей кончили собирать всякие полезные предметы по периметру их «крайней» пяди земли. После подсчета раненых, убитых и вооружения Бандер определил, что БК осталось максимум на день-полтора хорошего боя, а личного состава не контуженного вообще нема.

Светик и стоявший за ним Алексей вдруг оба выпрямились и стали смотреть в сторону клубов рыжего дыма, поднимающихся сразу за окном.

Пуля, выпущенная из крупнокалиберного пулемета, пробила переднюю пластину бронежилета, прошла Светику сквозь сердце, вышла сквозь пластину на спине и застряла в камере Алексея, свисавшей у него ниже груди.

Лекция у полковника закончилась, и он шел бодрым шагом по длинному коридору питерской академии в свой кабинет, чтобы собрать вещи и выдвигаться домой. Вдруг дверь «конторского» кабинета на его пути отворилась, и оттуда, как кобра-альбинос, вылезла, словно из норы, очкастая капитанская голова с редкими светлыми зачесанными назад волосами и белесыми глазами без ресниц.

— Товарищ полковник, не могли бы вы заглянуть ко мне буквально на минуточку, пожалуйста, — сказала очковая змея и скрылась за дверью, оставив ее открытой.

Полковник зашел и сел на стул через стол от капитана. На столе лежала открытая папка, в которой капитан почти машинально переворачивал один за другим отпечатанные мелким шрифтом листочки.

— Товарищ полковник, давайте сразу перейдем к делу, — сказал капитан, не глядя на своего собеседника. — Где сейчас ваш старший сын?

— В Украине, а что?

— А чем он там занимается, позвольте спросить?

— Насколько мне известно, проходит срочную службу в Вооруженных Силах дружественной нам страны.

— Ну, насчет дружественной это вы шутник, — захихикал капитан, неестественно тряся головой, как кукла из Театра Образцова. — По нашим сведениям, ваш сын сейчас находится в фашистской группировке в Краснокаменском аэропорту и вместе с другими наемниками расстреливает мирных жителей.

— Мне об этом ничего неизвестно.

— А нам известно, — повысив голос на октаву, почти пропел белесый. — В следующий раз, когда будете говорить с ним по телефону, не могли бы вы попросить его оставить это преступное занятие и уговорить его друзей также покинуть Аэропорт. Это избавит всех, в том числе и вас, от проблем в будущем.

Полковник резко встал. Пошел к двери. В дверях оглянулся и сказал:

— А не пошел бы ты на х...й, капитан?

И вышел, не закрыв за собой дверь.

С улицы он позвонил Светику. Звонки проходили, но телефон не отвечал.

Алексей и Салам сидели над телом Светика. Алексей молчал, смотрел Светику в лицо. Медведь Балу закрыл руками свое покрытое шрамами лицо и... беззвучно рыдал. Его огромные покатые плечи тряслись. У Светика заливался телефон. Алексей поднял его, чтобы выключить. Звонил «Папа».

Мать Светика позвонила его отцу через три дня. Она не разговаривала с ним ни разу с того дня, как они расстались.

— Вы убили моего мальчика, — сказала она коротко, когда он взял трубку. — Ты доволен, полковник? Генерала дадут?

И повесила трубку. Еще через три дня сорокатрехлетнего полковника неожиданно уволили из академии и — в запас... за выслугой лет.

На похороны сына он не приехал...

Глава XVIII.

СТЕПАН-БАНДЕР

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать..

— Газы, газы! — кричал на бегу боец, хрипя и захлебываясь кашлем. Из глаз у него даже не катились, а летели слезы, из носа текли рыжие сопли, а на губах выступила рыжая пена. Боец промчался мимо них, прыгнул через подоконник и рухнул на взлетку лицом вниз.

— Не пи...ди! Какие, на х...р, газы? — заорал в ответ Салам. — Сейчас не Первая мировая.

И тут что‑то приземлилось прямо у ног Салама и Алексея, перед телом мертвого Светика.

— Атас! ВО-О-О-О-О-О-ОГ! — успел крикнуть Садам перед прыжком.

Алексей вывалился за подоконник, на поле, на спину. Здоровенный Салам долетел только до «холодильника» и шмякнулся на трупы «дневальных». Залег на них, каской к взрыву, руки вниз: если убьет — так сразу, а ранит — чтоб кисти не посекло.

Взрыва не получилось. ВОГ оказался неизвестной выстреливаемой из АКМовского подствольника кассетой, которая не взорвалась, а тихонечко сипела, как проколотое колесо. Из кассеты вверх поднималась сначала струйка, потом уже клубы рыжеватого то ли дыма, то ли газа.

Алексей успел влезть назад в терминал, и тут они с Саламом одновременно почувствовали резь в глазах. Дыхание только на полвдоха. Паника. Оба знали о войне почти все, но такого еще не испытывали, хоть каждый из них и прошел в свое время через садистское учение в палатке с хлорпикрином. Но буквально через секунду то «веселенькое» испытание показалось игрой «Зарница» по сравнению с этим дерьмом.

Залегли на пол, лицом вниз. Кашляли оба, как чахоточные, до рвоты. Нужно срочно промыть глаза, но нечем. Последнюю воду Алексей со Светиком успели выпить до его смерти.

Алексей судорожно достал влажную салфетку, попытался закрыть нос, протереть глаза. Стало еще хуже. Нужна была вода, много воды. И тогда он, лежа, повернулся на бок, расстегнул зиппер на джинсах, которые ему купил Арсений и на которых на внутренней откидывающейся стороне зиппера было напечатано большими буквами Lucky You![172] Эту подбадривающую надпись мог прочитать только человек, расстегивающий тебе зиппер, стоя при этом перед тобой на коленях.

На ледяном бетонном полу терминала некому было таким образом испытывать свое везение (это была не студенческая вечеринка), и задыхающийся Алексей просто достал член и помочился сразу на три салфетки в руке. Моча была застоявшаяся, темная. Алексей вдруг с черным юмором подумал, что, возможно, в последний раз делает это самостоятельно, — пока протирал глаза и прижимал салфетки к носу и рту. Сразу стало легче.

— Б...дь! Как я сам не догадался? — прохрипел сметливый и опытный Салам, глядя на Алексея, потом так же повернулся на бок и расстегнул штаны.

— Дядя Леша, не получается у меня ни х...ра, — закричал он, давясь от газа и брызжа рыжей слюной несколько секунд спустя. Из прищуренных глаз Салама текли рыжие слезы. — Нечем ссать!

Алексей без слов протянул ему пару своих еще мокрых салфеток. Салам вырвал их у него из руки и сразу крепко прижал себе к носу и глазам.

— Отпускает, — прошептал он почти сразу же и снова зашелся кашлем.

Страшная резь в глазах отпустила и Алексея. Он попробовал посмотреть вбок и увидел, как газ поднимается вверх под несуществующие более своды терминала. Если бы сквозняк заносили в Книгу рекордов Гиннеса, то новый терминал точно вышел бы победителем. Газ быстро уносило вверх и вбок на взлетку.

Паника в терминале, однако, продолжалась. Солдаты катались по полу, хрипели, кашляли, блевали. Многие выпрыгнули в окна на взлетку, но быстро влетели обратно, когда по ним открыли прицельный огонь. Раненые, которые уже не могли двигаться, просто лежали лицом вниз, кто в мешке, кто без, и хрипели, готовясь к смерти.

— Хлопцi, хорош помирати, — громко, но сипло прокричал Бандер. — Уci до мене за протигазами[173].

Все, кто могли, поспешили к командиру в центр зала. Тот сидел на вещмешке рядом с открытым большим зеленым ящиком. В нем были ненадеванные противогазы пограничников. На всех все равно не хватит. И командир раздавал кому маску, кому баллон. Маска оберегала глаза и нос. Позволяла задержать дыхание и забиться куда‑нибудь, где газа было меньше. Те, кому доставался баллон, захватывали губами горлышко, закрывали нос и глаза и дышали через баллон.