Евгений Сухов - Связной
— Есть!
Старшина отполз к бойцу, шедшему следом, и передал приказ. Тот понятливо кивнул и попятился к соседу…
Замыкающий боец отполз на безопасное расстояние в тот самый момент, когда туман, подогретый восходящим солнцем, поднялся на высоту человеческого роста, а потом, беспокойно цепляясь за кусты и вершинки низкорослых берез, исчез совсем.
Акимов с Романцевым продолжали простреливать остров, едва примечая какое-нибудь движение, и не давали диверсантам опробовать топь.
Подмога подошла через полтора часа под командованием статного капитана. Окружив остров, капитан закричал по громкоговорителю:
— Вы окружены! Сдавайтесь! У вас нет другого выхода. Если не сдадитесь, то будете все уничтожены. Предлагаем плен или смерть… Даем вам тридцать минут на обдумывание.
Тимофей Романцев передернул плечами, чувствуя, как болотная стужа через намокшую гимнастерку проникает в его тело. Принося дополнительные неудобства, над головой тучей кружили комары и прочий гнус, а прожорливая мошка, чувствуя себя на неподвижном теле совсем по-хозяйски, заползала в рукава и за воротник, где продолжала немилосердно покусывать. В такой ситуации не почешешься, приходилось терпеть, и Тимофей, сжав зубы, стойко переносил страдания. Он невольно посмотрел на часы: время тянулось невероятно медленно. Подумалось о том, что лучше пойти на штурм острова, чем ждать, пока тебя заживо не сожрет мошкара.
Было тихо, как может быть только в глубине леса и только на болоте. Если что и потревожит затишье, так это кваканье лягушки, зазывающей пару, или крик какой-нибудь пролетающей птицы.
— У вас осталось пять минут, — прервал тишину все тот же громкий, хорошо поставленный голос, многократно усиленный рупорным громкоговорителем. — Через пять минут мы начнем штурм!
Тимофей чуть приподнял голову.
На острове, поднимавшемся над топью небольшим зеленым бугром, не шелохнулась ни одна ветка. И вдруг оттуда кто-то выкрикнул:
— Где гарантия, что вы оставите нас в живых?
— Мы редко даем слово, тем более врагам, но уж если дали, то мы держим его до конца!
— Нам этого достаточно. Мы выходим, — отозвались с острова.
— Выходить по одному, руки за голову, — предупредил капитан. — И чтобы никаких сюрпризов. Шуток мы не понимаем и будем стрелять сразу на поражение!
Кусты ивняка шелохнулись, и на берег, заложив руки за голову, вышли тринадцать человек, одетых в форму бойцов Красной армии. Среди них, сбившихся в плотную кучу, выделялся плотный майор с орденом Красной Звезды на гимнастерке. Что-то сказав стоявшим рядом диверсантам, он громко прокричал:
— Мы выходим!
Тимофей облегченно выдохнул и распрямился. Следом поднялись остальные бойцы и, тяжело отрывая сапоги от болотной жижи, направились в обратную сторону.
Для допроса диверсантов начальник вокзала выделил большую комнату, окна которой выходили на покореженные сгоревшие цистерны. Сейчас там трудились два десятка рабочих: одни осматривали на пригодность уцелевшие железнодорожные пути, другие латали пробитые взрывами вагоны, третьи убирали с территории покореженный металл. Трупы тоже убрали, закидав кровь гравием.
Арестованные под усиленной охраной были заперты в один из вагонов, и Романцев видел, как четверо караульных старательно несли службу, отгоняя прохожих громкими окриками.
В предыдущей беседе командир диверсионной группы Игнат Ермолаев сообщил о себе немало. Он был из военнослужащих Красной армии, попавших в плен в июле 1941 года. Два месяца просидел в лагере для военнопленных, где впоследствии был завербован абверовской разведкой. Затем был направлен в Яблонскую разведшколу и по ее окончании направлен служить в «Бранденбург-800». Трижды в составе небольшой группы направлялся в расположение Красной армии: первый раз взорвал мост стратегического значения, во второй — уничтожил склад с боеприпасами, в третий — его команда осуществила нападение на колонну с красноармейцами. И вот сейчас он сидел с понурым видом и со связанными за спиной руками, дожидаясь очередного вопроса.
— Кто вас должен был встретить?
— Курченков.
— Он резидент?
— Да.
— Это его настоящее имя?
— Не уверен. Обычно у таких людей несколько псевдонимов. Он должен был возглавить прибывший отряд, но почему-то не появился. У нас не оставалось времени, чтобы его дожидаться, поэтому мы выполнили ближайшую задачу — нанесли удар по железнодорожному узлу Нелидово и отошли в лес, где рассчитывали получить дальнейшие указания от Центра, — четко выговаривая каждое слово, отвечал Ермолаев.
— Где может быть Курченков?
— Не знаю. Нам неизвестно даже его прежнее расположение, но, как меня предупредили, он знает меня в лицо и должен был назвать пароль.
— Какой?
— «С утра дул северный ветер». Ответ: «Погода уже испортилась, но к концу дня обещают солнце».
— Незамысловато.
— Возможно. Зато не вызовет подозрений.
— Вы должны были вместе идти к станции?
— Я всего лишь его заместитель, а он местный и прекрасно знает этот район. Кроме того, он весьма подготовлен и имеет немалый боевой опыт.
— Каковы дальнейшие действия группы?
— Этого я не знаю. Все инструкции находятся у Курченкова. Могу только предположить, что намечаются какие-то крупные диверсии в советском тылу, чтобы сорвать развивающееся наступление.
— Когда у вас следующая радиосвязь?
— Через четыре часа.
— В группе есть радист?
— Да…
— Его фамилия, имя?
— Марчук Иван. Вы хотите затеять радиоигру?
— Возможно.
— Может не получиться, он из идейных.
— Ты думаешь?.. У меня есть дар убеждения, — усмехнулся Романцев.
— Что с нами будет?
— Плен… Пленных мы не расстреливаем. Уведи арестованного, — приказал Тимофей караульному, стоявшему в дверях. — И приведи ко мне Марчука Ивана.
Радистом оказался невысокого роста, но невероятно крепкий сухопарый парень лет двадцати пяти. Лицо, усыпанное множеством веснушек, выглядело простовато, а рыжие жесткие волосы торчали во все стороны неприбранной соломой. Он заискивающе посмотрел на Романцева, как это делает собака, не знающая, чего следует ожидать от строго хозяина: не то хлесткого удара плетью, не то куска мяса, брошенного мимоходом.
— Ты радист?
— Да.
— Как тебя звать?
— Иван.
Романцев вытащил пистолет, положил его рядом с собой на стол и задал арестованному вопрос:
— Вот что, Ваня, жить хочешь?
— Конечно, — выдавил из себя Марчук.
— Ты должен передать радиограмму в Центр. Даю тебе на размышление пять секунд. У меня нет времени на долгие уговоры. Если нет… Я просто стреляю! И наш разговор будет закончен. Раз… Два… — Тимофей поднял пистолет. — Три…
— Я согласен, — подсевшим голос произнес радист.
— Какой твой позывной?
— Нестер.
— Чего сидишь, Нестер? Поехали, не здесь же мы будем передавать.
Грузовой автомобиль свернул в лесной массив. Некоторое время он ехал по накатанной дороге, пока наконец не вывернул на светлую поляну.
— Все, прибыли! Глуши мотор, — распорядился старший лейтенант.
Автоматчики повыпрыгивали из кузова. За ними, под присмотром двух контрразведчиков, груженный рацией, спустился Марчук.
— Передавать будешь отсюда.
— Как скажете, — охотно откликнулся радист.
Четверо автоматчиков взяли в круг поляну с радистом и принялись наблюдать за тем, как диверсант привычно принялся распаковывать рацию. Наконец приготовления были закончены, и он в ожидании посмотрел на Романцева:
— Что передавать?
— Вот это, — протянул Тимофей исписанный листок. — И чтобы без глупостей.
— Я все понимаю, — заверил Марчук.
Прочитав текст, он зашифровал его и, ухватив пальцами ключ, быстро принялся набирать:
«Юпитеру. Встретились с Курченковым. Он рассказал, что после устранения Неволина Горгона вынуждена залечь на дно, чтобы не попасть под наблюдение военной контрразведки. Провели запланированную операцию на железнодорожном узле в Нелидове. Уничтожили железнодорожные пути, сожгли товарный состав с мазутом и несколько цистерн с бензином. Уничтожено руководство железнодорожной станции и около сорока человек бойцов НКВД. Во время отхода натолкнулись на отряд автоматчиков. Группе пришлось разделиться. Со мной находятся восемь человек. Где остальные, не знаем. В целях безопасности решили поменять район дислокации. Место предстоящей встречи с группой определено. Надеемся, что с ними все в порядке. Следующую радиосвязь осуществим с нового места. Нестер».
Когда радист набрал последнее слово, Романцев сказал:
— Подождем, может, будет ответ.
Прошло не более получаса, когда Марчук, вскинув голову, произнес:
