Михель Гавен - Заговор адмирала
— Понятно, — Хорти встал, тяжело оперся на стол руками. — А где Миклош? — спросил он. — Позовите ко мне Миклоша срочно.
— Мне доложил офицер его охраны, что ваш сын срочно выехал в Пешт, — ответил Эстерхази. — Ему позвонил его приятель, этот Борнелица. Какое-то неотложное дело.
— Но я же запретил ему покидать Буду, что бы ни случилось, — Хорти побледнел, Магда подбежала к нему, поддерживая под руку. — Что бы ни случилось! Глупец! Я же предупреждал его.
Регент снова тяжело опустился в кресло, закрыв глаза, на лбу выступила испарина. Магда присела рядом, не выпуская его руки, и вытирала пот платком. Маренн быстро подошла, потрогала пульс.
— Ничего, всё в порядке, — успокоила она жену. — Сейчас пройдет. Пожалуйста, принесите успокоительное, — попросила она Илону. — И срочно вывозите детей, граф, — приказала Эстерхази. — Боюсь, что если это не сделать сейчас, утром мы будем уже блокированы в Буде. Я сейчас свяжусь с Хеттлем, необходимо сообщить обо всём Вальтеру в Берлин. Надо, чтобы рейхсфюрер срочно начал действовать. Надо задержать их. Все силы, которые имеются в наличие в замке, приведите в боевую готовность. Штурм может начаться в любое время, даже ночью.
* * *Неприметный автомобиль серого цвета с заляпанными грязью номерами стоял недалеко от конторы компании речного судоходства «Феликс Борнелица и сыновья». Внутри автомобиля сидел Скорцени и, разложив на коленях карту, объяснял Науйоксу и Рауху план действий.
— Цилле и двое его подчиненных находятся сейчас в конторе. — Скорцени сделал паузу, закурил сигарету, приоткрыв окно. — Ещё двое на лестнице в подъезде. Они следят за тем, чтобы хозяин не предпринял никаких действий, чтобы предупредить младшего Хорти. Цилле только что сообщил, что по его данным Хорти-младший уже выехал из Буды и приедет с минуты на минуту. Однако, как и следовало предполагать, он опасается провокаций, и потому позаботился об охране. Только что к конторе прибыл грузовик с гонведами (солдатами охраны), их почти два взвода. Над ними старший — офицер в звании лейтенанта. Внутрь конторы они не заходили, хотя Цилле уже приготовился их достойно встретить, — Скорцени усмехнулся. — Они заняли позицию вот здесь, — Отто показал на карту, под мостом императрицы Елизаветы. — Надо иметь в виду, что это не просто солдаты, это гвардейцы Хорти, они неплохо обучены. Так что положение осложнилось по сравнению с тем, что мы планировали. Однако ничего не отменяется. Я вызвал подкрепление из лагеря. Они будут прогуливаться неподалеку от конторы, изображая случайных прохожих, и окажут нам поддержку. Но много людей вызвать я не могу, так как скопление молодых, крепких мужчин в штатском на улице города в военное время, безусловно, вызовет подозрение. Придется рассчитывать на свои силы. Главное наше оружие — быстрота. Цилле уже получил от меня указание, как только Хорти-младший войдет в контору, немедленно надеть на него наручники и вместе с его другом Борнелицей отвести в машину. Шофера и охрану мы к тому времени уже должны нейтрализовать. Как понимаете, — Скорцени многозначительно взглянул на Науйокса и Рауха. — У нас для этого минуты. Даже секунды. Действовать стремительно. В первую очередь необходимо нейтрализовать засаду под мостом. Затем телохранители младшего Хорти и его шофер. Как только наследник регента и его друг окажутся в машине, немедленно уезжаем в лагерь. Там будет ждать самолет, который доставит пленников в Германию. На этом пока наша миссия будет выполнена.
— А что будет дальше? — спросил Науйокс. — Вернемся в Берлин, получать награды?
— Нет. Будем ждать развития событий, — Скорцени стряхнул пепел с сигареты за стекло. — Всё будет зависеть от поведения Хорти. Как он среагирует на наши действия. Вейзенмайер направится к регенту с ультиматумом фюрера, который состоит в том, чтобы Хорти немедленно прекратил все переговоры с Советами и англичанами, отрекся от власти и назначил своим преемником Ференца Салаши, поручив ему сформировать правительство. Если он согласится, то да, всё — мы сделали свое дело. Вернемся в Берлин. Вейзенмайер сам распорядится судьбой Хорти и его родственников в соответствии с тем, как ему прикажет фюрер. Если нет, а, зная упрямство старика, можно предположить, скорее всего, так и будет, — тогда штурм. Придется насилием принудить его сделать то, что нужно фюреру. Тогда мы задержимся ещё на пару дней. Кстати, ты не забыл изготовить фальшивый приказ, который отменяет все предыдущие решения Хорти? — спросил Скорцени у Алика.
— Я же не Ирма, — усмехнулся тот. — Это она всё теряет. Я никогда ничего не забываю. Особенно то, что касается моей службы. Приказ со мной. Можно использовать в любой момент.
— Это хорошо, — кивнул Скорцени. — Положение, правда, может осложниться тем, что вмешается рейхсфюрер. Его подталкивает к этому Шелленберг. Они хотят сохранить Хорти у власти, что идет кардинальным образом вразрез с планами фюрера, ибо пока Хорти у власти, он будет стремиться к тому, чтобы вывести Венгрию из войны, а значит, ослабить рейх, открыть большевикам прямую дорожку к нашим границам. Как сообщает Эрнест, рейхсфюрер в последние три часа добивается аудиенции у фюрера. Пока удается нейтрализовать это его желание под разными предлогами. Но это ненадолго. У Гиммлера слишком большое влияние, он не привык, чтобы ему отказывали в приеме. Да и от него много зависит, фюрер не решится показать ему на дверь. А значит, результат этой беседы — непредсказуем, мы не знаем, какие аргументы рейхсфюрер приготовил, точнее, какие аргументы подсунул ему наш шеф Шелленберг, они вполне могут повлиять на то, чтобы он изменил прежние приказания. Нам надо выполнить их до того, как рейхсфюрер окажется в кабинете фюрера. Этого хочет Кальтенбруннер.
— В желании Хорти вывести Венгрию из войны нет ничего удивительного, — неожиданно заметил Раух. — Я никогда не был раньше в Будапеште. Город очень красивый. Если Салаши придет к власти, он продолжит войну, и город будет разрушен. Можно только представить, какие здесь развернутся бои. И множество людей, пусть даже еврейской национальности, будут арестованы командой Эйхмана и отправлены в лагеря. Я видел цифру в приказах — шестьсот восемнадцать тысяч…
— Я понимаю, что тебе жалко Будапешт, но что тебе жалко евреев, — Скорцени приподнял бровь. — Господин гауптштурмфюрер СС, это что-то новое. Прежде я за тобой такого сострадания не замечал.
— А тебе не жалко? — спокойно ответил Раух. — Подумай сам, шестьсот восемнадцать тысяч. А большевики практически на пороге рейха. Ради чего? В чем смысл? Убить ради того, чтобы убить? И тем самым лишить не рейх, Германию, тех немногих возможностей добиться хотя бы мало-мальски позитивных для себя решений со стороны союзников. Шестьсот восемнадцать тысяч невинных людей — этого англичане и американцы не простят. А Сталин и так спит и видит, как с нами побыстрей расправиться и привести к власти в Берлине сторонников Тельмана, сделать из Германии ещё одну союзную республику в своем «отечестве всех пролетариев мира». Мы этого хотим? Я понимаю Шелленберга, для чего он предпринимает отчаянные шаги, чтобы спасти Хорти, понимаю рейхсфюрера, им ещё не отказал разум в отличие от Кальтенбруннера.
— Ты присягал фюреру, — напомнил ему Скорцени, — а не рейхсфюреру. И даже не Германии, если помнишь.
— Но я не присягал уничтожать свою страну. Я не согласен с тем, что если немцы не смогли выполнить волю фюрера и уничтожить все неполноценные народы, чтобы раз и навсегда установить превосходство арийской расы, то они должны исчезнуть с лица земли. У тебя, у Алика нет детей. И у меня нет. Пока. Но я хочу, чтобы они когда-нибудь были, и были немцами.
— И очень желательно, чтобы эти дети случились от Маренн, — язвительно добавил Науйокс. — Я не говорил тебе, Отто, что твой адъютант влюблен в неё? По-моему это очевидно. И давно. Ещё с того времени, когда её только привезли из лагеря. А убеждения Маренн хорошо известны, она главный помощник Шелленберга во всех его затеях, с которыми он создает постоянную головную боль рейхсфюреру и практически перевоспитал того в либерала и гуманиста. И у нас теперь свой гуманист нашелся, — Алик насмешливо взглянул на Рауха. — Кроме того, на него влияет его квартирная хозяйка. Эта старая баронесса. Она, кстати, тоже австриячка, как и Маренн. У неё двое или трое сыновей погибло на Первой мировой войне, муж умер, родственников нет. Она считает теперь Рауха сыном и, насколько мне известно, завещала ему свое состояние и земли в Штирии. Так что как будущему владельцу поместий и виноградников, ему, конечно, Германия бы пригодилась, особенно Австрия. И уж как наследник австрийской аристократки, он не может не почитать Габсбургов. Не фюрер, Маренн — для него теперь сюзерен, и в плане собственности, и в постели…
— Алик! — Раух резко схватил Науйокса за воротник.
