Владимир Рудный - Гангутцы
Утром ему доложили, что возле КП его дожидается «какой-то солдат в юбке». Гранин вышел из подземелья и увидел хорошенькую медицинскую сестру, которая назвала его по имени и отчеству, напомнила, что в лыжном отряде капитана служили двое Богдановых, один из них ее муж, на подводной лодке он ушел в море и до сих пор не вернулся, а она верит, что он жив, и не желает отсиживаться здесь, в тылу.
— Чем же я могу вам помочь, если сам отсиживаюсь в тылу? — спросил Гранин.
— Возьмите меня сестрой в десант, — решительно произнесла Люба, убежденная, что ей предстоит выдержать бой за свое гражданское равноправие.
Часом раньше к ней прибежала Катя Белоус, ее ученица на курсах медсестер при госпитале, доверительно сообщила ей, что Гранин отправляется в десант для захвата побережья Ботнического залива, надо поторопиться, идти к нему лично, и пусть Люба похлопочет и за нее, за Катю. «Он меня знает, но вряд ли помнит, сколько мне лет, — сказала Катя. — Ты уж, Люба, объясни ему, что я взрослая. Служу. Военнослужащая».
— У нас, товарищ капитан, есть еще девушки, которые мне поручили с вами переговорить, — добавила Люба. — Очень преданные. Тоже хотят в десант.
— В десант? — Гранин многозначительно взглянул на уже заметно располневшую фигуру Любы. — Вам скоро в родильный дом идти, а не в десант. Да и кто вам сказал, что я собираюсь в десант?
— Все говорят, товарищ капитан, — уклончиво ответила Люба Богданова, решив, что Гранин скрывает от нее военную тайну. — У нас уже сестры пишут рапорты на ваше имя. Вот я принесла от себя и от Кати Белоус…
— Это от девчонки с косами? Удивительное дело. Школьницы всё про меня знают. А Гранин кучу детей нажил, а ничего про себя не знает.
— Мы не хуже любого краснофлотца будем воевать.
— Да говорю же я тебе, милая: никуда меня не посылают. Рожай, дорогая, сына на здоровье. Скорее, чем в десант, я к тебе в крестные пойду…
Люба ушла обиженная, решив обратиться в политотдел. А Гранин думал: «Живет слава былых походов. Матросы помнят. Девчонки знают. Неужто не вспомнит обо мне Кабанов?»
В сердцах он взялся было в неурочный час за баян. Но прибежал оперативный дежурный и доложил, что Кабанов вызывает капитана Гранина на флагманский командный пункт.
— У вас есть опыт прошлой войны, — сразу начал Кабанов, когда Гранин приехал на ФКП. — Создайте такой же лихой отряд, какой вам удалось создать на финском фронте. Формировать придется на ходу. Мы уже отобрали несколько десантных групп. Это начало. Дадим вам людей столько, сколько нужно. Сегодня ночью отправляйтесь на Хорсен. Ознакомьтесь на месте с обстановкой и оттуда доложите, можно ли там устроить главную базу вашего отряда.
Гранин на радостях растерялся и не понял:
— Хорсен захвачен противником?!
— Значит, его надо отобрать, — спокойно, с едва заметной усмешкой в глазах сказал Кабанов.
Гранин смутился: оплошал перед генералом. Теперь не будет его душе покоя.
— Кому прикажете сдать дивизион?
— Начальнику штаба.
— Разрешите, товарищ генерал, Пивоварову идти со мной?
Кабанов знал о старой дружбе Гранина с Пивоваровым, Пожалуй, при таком горячем командире нужен штабист, способный трезво разобраться в любой обстановке.
— Дивизион сдайте капитану Тудеру, — решил Кабанов. — Только не вздумайте тащить за собой весь штаб и личный состав. Людей выберем для вас самых лучших, а Тудеру на новом месте придется нелегко.
«Ну, кое-кого я еще выцарапаю», — думал Гранин, оседлав «блоху» и мчась по пустынному городу в политотдел. Он зашел к Власову.
— Отпустите, Петр Иванович, Данилина со мной. Старый соратник, строевой опыт имеет, боевой, храбрый комиссар…
— И пляшет под дудку Гранина, — подхватил Власов. — Иди, иди, капитан. Договорюсь сегодня с бригадным о замене твоего дружка, хорошо, пойдет в десант. А не согласится бригадный — дам тебе одного академика. Этого на кривой не объедешь…
Гранин приехал в дивизион незадолго до возвращения Пивоварова из штаба артиллерии. Не зная, что Гранина уже вызывал Кабанов, Пивоваров решил помучить его:
— Про десантный отряд слыхал?
— Слыхал.
— Кому-то счастье, да не нам с тобой.
— А ты не просился у генерала? — безразлично спросил Гранин.
— Просился, — помрачнел Пивоваров. — «По команде, говорит, обращайтесь».
— Правильно, — обрадовался Гранин, — В следующий раз не лезь через голову командира!.. Ладно. Возьму и тебя с собой.
— Ты уже знаешь?
— Конечно. Сдавай дела по дивизиону и собирайся в поход. Данилина и то я выпросил. На его место придет Томилин или Томилов какой-то. Только бы дивизион без нас не попортили…
— Думаешь, кроме нас, никто с дивизионом не справится?.. — Пивоваров с досадой скривил рот, он не любил заносчивости. — Найдутся командиры получше нас с тобой…
— Найтись найдутся, а все же труда вложено нами немало… — Но спорить с Пивоваровым Гранин не стал. Он заспешил: — Поеду, Федя, к подводникам, посмотрю, какой идет к нам в отряд народ.
Желающих пойти в десант оказалось много больше, чем нужно. Строевые командиры, интенданты, саперы, политруки, радисты, медицинские сестры, комендоры — сотни людей различных воинских специальностей просились в отряд Гранина, а отбирали добровольцев строго, чтобы не нарушить боевую жизнь того или иного участка базы. Самой многочисленной оказалась группа подводников: лодки ушли, и штат матросов в береговой базе можно было без ущерба для дела сократить. Большой отряд сформировали железнодорожники из стрелочников, составителей поездов и бойцов охраны. Гранин весь день носился от подводников к железнодорожникам, от железнодорожников к летчикам. Его словно подменили. Куда девались хандра, ворчливость; он за день справился с тысячью дел и только досадовал, что не может до ночи переговорить с каждым из будущих десантников. Загодя он разделил отряд на две группы для захвата Кугхольма и Хорсена.
Под вечер он перебрался в Рыбачью слободку, откуда десантники скрытно переправлялись на скалистый остров Меден — исходную позицию первого броска. Оттуда собирал десант лейтенант Никифор Титов, его зенитчики ближе всех к Хорсену и больше других страдали от появившихся там финских минометов.
* * *Летняя ночь, как назло, была тихой. Гранин запросил прогноз у синоптиков аэродрома — обещали недолгую облачность, до полуночи, а потом беда: полный штиль и луна.
С высадкой надо справиться в первую половину ночи, до того как луна осветит подходы к островам.
На батареях, на аэродроме, в штабах сверили часы. Ровно в двадцать три ноль-ноль начало. Мерно, как заведенные, ухали финские орудия. Каждые пять минут — снаряд. Это называется беспокоящим огнем. К нему привыкли настолько, что, пролети очередной снаряд не через пять, а через пятнадцать минут, — пожалуй, показалось бы, что на той стороне остановилось время. В определенный час обстрел на время прекращался. В этой методичности сказывалась работа германских инструкторов.
Береговая артиллерия по сигналу с флагманского командного пункта открыла огонь. Загудели басы гидросамолетов, посланных на бомбежку островов. Ночь наполнилась таким грохотом, визгом и свистом, что сопение «Кормильца», спешившего в пролив между Хорсеном и Кугхольмом, тонуло, как комариный писк в буре, и только десантникам казалось, что машина буксира слишком громко стучит.
На «Кормильце» находился и бывший составитель поездов Василий Камолов. Когда прекратилось железнодорожное движение, его назначили в хозкоманду. Этого Камолов не мог вынести: он ведь давно мечтал стать разведчиком и даже в мирные дни изучал виды оружия и зубрил финские слова, почерпнутые из встреч с финскими железнодорожниками на границе и из потрепанного «разговорника», подаренного ему когда-то на прощанье Богданычем. О Богданыче он часто вспоминал и был несказанно обрадован, встретив его снова на борту «Кормильца» в группе матросов, которым Гранин приказал захватить финский остров Кугхольм, к западу от Хорсена. А Богданыч, признав старого знакомого, вспомнил прошлогодний спор про гранинский отряд.
— А, и ты здесь! Так, говоришь, Гранин набирал в отряд чижиков с гауптвахты? А что, если я капитану об этом расскажу? Поставит он тебя командиром роты?
Камолов смолчал. Он ждал теперь боя, в котором ему хотелось доказать Богданычу, доказать всем товарищам, какой он преданный долгу воин; он впереди всех бросится в атаку.
Когда матросы попрыгали за борт, Камолов неуклюже плюхнулся в залив и захлебнулся бы, не ухвати его вовремя за шиворот гимнастерки Богданыч.
— Эх ты, растяпа грешный, — ругался Богданыч, — сам набух и винтовку замочил.
Богданыч вел матросов за собой к берегу, хотя ему приходилось туго — не по росту глубина.
