Илья Старинов - Записки диверсанта

Враг пытался пробивать возле северного берега полыньи — наши минеры перебирались через полыньи с помощью досок или появлялись там, где берег считался сильно крутым и непреодолимым.

Враг усилил охрану побережья. Однако через каждые сто метров патруль не поставишь — личного состава не хватит, и минеры без труда отыскивали проходы в цепочке вражеских постов.

Гитлеровцы кинулись минировать побережье. Это было опаснее. За две ночи боевые группы потеряли трех бойцов. А потом научились не только снимать вражеские мины, но и менять места их установки, уничтожать врага его собственными ловушками.

Однажды минеры почти в плотную приблизились к занятому фашистами берегу. Анхел Альберка, возглавлявший дозор, провалился в снег и почувствовал, что нога запуталась в проволоке. Заграждение! Не исключено, что в нем мина натяжного действия. Тогда при малейшей попытке выдернуть ногу — взрыв, гибель, срыв задания…

— Стоять! Минное поле! — подал знак товарищам Анхел.

Придерживая валенок за голенище, осторожно вытянул из него ногу. Достал из сумки мину–сюрприз, так же осторожно опустил в валенок, обмотал босую ногу шарфом, «обул» в вещевой мешок и повел дозор дальше.

Группа вышла в заданный район, заминировала дорогу, благополучно возвратилась к оставленным в торосах саням. Только тут заметили странную «обувь» Альберки.

— Ничего. Фрицы заплатят за мою замерзшую пятку! — отшучивался Анхел.

Перебежавший сутки спустя на нашу сторону полицай рассказал, между прочим, о валенке Альберки. Обходивший сторожевые посты обер–лейтенант заметил и приказал доставить странный предмет. Солдаты аккуратно отсоединили проволоку, опутавшую валенок, от собственных мин натяжного действия, вынесли трофей на берег. Тут из валенка вынули сверток, туго обвязанный шпагатом, разрезали шпагат и отправились к праотцам. С тех пор в батальоне шутили, что Анхел умудрился наподдать валенком фашистам через весь залив!..

Получая все новые и новые «сюрпризы», враг разнервничался. Каждый вечер фашистское боевое охранение выпускало в воздух многие десятки ракет, ощупывало залив лучами прожекторов, открывало бешеную ружейно–пулеметную стрельбу по каждой тени. Поддерживая автоматчиков и пулеметчиков, гвоздили по льду фашистские минометы и орудия.

Догадавшись, что минеры выезжают на лед до наступления темноты, а возвращаются на рассвете, противник бросил против малочисленных боевых групп истребители. Но шел февраль сорок второго, а не июнь сорок первого года! Пытавшиеся патрулировать залив вражеские самолеты сталкивались в воздухе с советскими истребителями и, как правило, спасались бегством.

Пробовало фашистское командование организовать вылазки собственных подразделений на наш берег. Они тоже использовали санные упряжки, а часть солдат пускали на коньках. Но встреченные огнем наших подразделений, несущих охрану берега, гитлеровцы всякий раз торопливо отступали. Раза два фашистские боевые группы столкнулись на льду с нашими, и тоже стремительно отошли, не приняв боя, бросив взрывчатку. Вскоре враг вообще оставил мысль проникнуть на южный берег…

Случались неудачи и у нас, конечно. Как‑то вражеские истребители сумели обнаружить и атаковать возвращавшуюся с задания группу младшего лейтенанта Козлова. Один красноармеец был убит, несколько человек получили ранения, побило всех лошадей. А ко мне сразу обратился лейтенант П. А. Романюк:

— Товарищ полковник! Позвольте вытащить лошадей!

— Для кухни стараетесь?

— Кухня само собой, товарищ полковник. Думка есть чучела из лошадей сделать.

— Понял! А сумеете?

— Не сомневайтесь!

Романюк и его помощник младший лейтенант И. А. Науменко поработали на славу. Дня через два к северному берегу направились три упряжки. На первых санях сидели бойцы Романюка, на последних, покрытые белыми полотнищами, лежали чучела лошадей. За упряжками бежала шумная ватага шабельских ребятишек:

— Глянь, глянь, копыта!.. Это те кони, что фашист побил!..

Романюк с бойцами глубокой ночью остановились в километре от северного берега, за снежным валиком. «Подняли на ноги» макеты, запалили фитили сигнальных спичек, бросились в сани и погнали упряжки вдоль берега, чтобы не пострадать после того, что начнется через семь минут…

Враг нервничал, пускал ракеты, а когда через семь минут вспыхнула возле макетов первая красная сигнальная спичка, совсем всполошились: заметались лучи прожекторов, ракеты взлетали стаями. И вот один из лучей прожекторов уперся в «лошадок». Что тут поднялось! Пулеметы, за ними — минометы. Грохот, взрывы, столбы воды из‑под разбитого льда!

Не менее получаса вели яростный огонь фашисты. Стрельба стала затихать после того, как взрывом макеты наконец разбросало.

Утром Романюк вручил мне отличную схему огневых точек и минометных батарей противника на том участке, где стояли макеты: выдумка лейтенанта оказалась весьма полезной!

Впоследствии минеры не раз использовали различные макеты для обнаружения огневых точек противника, принуждая врага впустую тратить сотни мин и снарядов.

Взорванные 16 февраля два моста возле станции Буденовской, где стоял гарнизон гитлеровцев, навели оккупантов на мысль, что успешные действия наших минеров осуществляются с помощью партизан, а партизанам способствуют «местные гражданские власти» из фашистских же ставленников.

Рассказали об этом бежавшие с оккупированного северного берега люди. Мы подлили масла в огонь: уничтожили фашистскую комендатуру в Буденовской. Гитлеровцы, озверев, тут же расстреляли всех тамошних полицаев…

В ночь на 19 февраля, выполняя приказ генерала Цыганова, боевые группы младшего лейтенанта Козлова и сержанта Липницкого захватили двух пленных. Из показаний пленных явствовало, что обстановка благоприятствует нанесению мощного удара по северному берегу залива, и командование армии решило уничтожить вражеский гарнизон на так называемой Кривой Косе. Операцию приурочили к 24–й годовщине Красной Армии. По согласованию с контр–адмиралом Горшковым для проведения операции создали сводный отряд из усиленной роты морской пехоты батальона майора Малолетко и боевых групп спецбатальона.

Перед заходом солнца 22 февраля сводный отряд под командованием Малолетко двинулся в путь. Фашистский гарнизон оказался неподготовленным к отпору, а гарнизоны из соседних населенных пунктов прийти ему на помощь не смогли. Минеры перерезали линии связи, густо минировали ведущие на Кривую Косу дороги, прикрыли фланги наступающего отряда.

Морские пехотинцы и минеры захватили пленных, взорвали две артиллерийские батареи и три прожекторных установки, уничтожили все средства связи. А группа старшины Максима Алексеевича Репина захватила и доставила в штаб спецбатальона большое количество различных документов противника, в частности, толстую общую тетрадь случайно заночевавшего на Кривой Косе и погибшего в бою немецкого офицера из инженерных частей. Тетрадь была испещрена графиками и формулами, сопровождавшимися пояснениями. Не владея немецким языком, я дал прочитать тетрадь одному из офицеров. Тот не нашел в ней ничего интересного:

— Все какая‑то синтетика, товарищ полковник. Обычные фрицевские «эрзацы». Да еще бред об атомной энергии…

Но я тетрадь не выбросил. Мало ли что! А места не пролежит.

Успешное нападение на Кривую Косу породило мысль навести в рядах врага панику. Из отходов фанеры, жердей, проволоки и рогож наши умельцы смастерили «танки», «орудия», «грузовики» и «минометы», которые даже с небольшого, в полкилометра, расстояния выглядели как замаскированные танки, орудия, грузовики и минометы. Всю эту бутафорию в ночь на 26 февраля отвезли к северному берегу и установили в трех километрах от врага. Через четверть часа после того как сани с минерами отъехали от макетов, там стали помигивать огоньки самовоспламеняющихся спичек. Лучи фашистских прожекторов, конечно, скрестились на «потемкинской деревне», сооруженной минерами. Память о Кривой Косе была свежа, враг решил, видимо, что на этот раз русские бросили против него еще большие силы, и открыл мощный огонь из орудий и минометов. Чтобы «поощрить» фашистских артиллеристов, минеры предусмотрительно оставили возле макетов смоченные керосином рогожи. «Удачными попаданиями» гитлеровцы подожгли рогожи. А тут еще сработали поставленные минерами дымовые шашки.

Дым, отлично заметный в лучах прожекторов, густо заклубился над утильсырьем, среди его клубов взметывалось пламя, гитлеровцы поняли, что пристрелялись, и обрушили на горящий хлам прямо‑таки ураганный огонь артиллерии и минометов…