Владимир Масян - Замкнутый круг
— Стоять!
— А, черт! — едва не взвыл Соловьев. — Она же уедет!
— Стоять! — повторили милиционеры. — Шаг вправо, шаг влево стреляем без предупреждения! Руки за голову!
Только тут понял Соловьев, какую допустил промашку.
— Ведите на станцию, — сказал он. — Мне нужно срочно позвонить в отдел МГБ. — И с щемящей болью в сердце взглянул на огни поезда.
Последние вагоны пассажирского стучали колесами по выходной стрелке разъезда.
* * *Во Львове моросил дождь. Кутаясь в платок, Степанида быстро шла вдоль Иезуитского парка по мокрым полупустым завокзальным улочкам, мало что замечая по сторонам. Изморось и скользкая брусчатая мостовая мешали прохожим разглядывать друг друга. Все жались под крыши к стенам домов, прятали лица под накидками и капюшонами, редкими зонтами.
Нетрудно было догадаться, что лейтенант Соловьев отстал от поезда при задержании Капелюха. Но Степанида никак не могла понять, почему ее не сняли с поезда на других остановках, а дали спокойно добраться до Львова. Или не сработала связь, что практически было исключено, или ей решили довериться окончательно? Последнее обстоятельство еще больше смущало Сокольчук.
Внезапно, как в лихорадке, ее охватывал сильный жар. Она останавливалась, задыхаясь от биения сердца. Прижималась горячим лбом к леденящему камню зданий. Но через минуту ее бил уже зверский озноб и суставы корежила судорога.
За железнодорожной насыпью Степанида вышла на Краковскую. Со Святоюрской горы мягко загудел колокол.
«Как же мерзко устроена жизнь, если в ней все время приходится выбирать, какому богу молиться! Разве не един он над людьми? И разве столь никчемен и слаб сам человек, если не властен искать себе бога? Езус Мария, спаси и защити дочь твою заблудшую Степаниду!»— Взгляд Сокольчук застыл на черном кресте небольшого костела, что высился в конце квартала.
Там, за готическим храмом, в узком переулке проживала закройщица Пицульская. Там начиналась тайная дорога за кордон.
Ноги сами привели Степаниду в костел. Она встала на колени перед алтарем и долго, безрассудно молилась. Единственная мысль, как светлый проблеск сознания, была о Борисе. И потому не о себе, а о его спасении взывала она к всевышнему.
Проходивший мимо ксендз обратил внимание, каким перстом осеняла себя женщина, но, увидев ее заплаканное, отрешенное в молитве лицо, только вздохнул и неслышно отошел в сторону.
Чудо, но ни время, ни войны не тронули бронзовый, с черно-зеленым налетом маленький колокольчик за стеклянной дверью мастерской пани Пицульской. Степанида несмело дернула за шнурок и сейчас же услышала вкрадчивый перезвон в прихожей. Занавеска на двери чуть колыхнулась, и приятный женский голос поинтересовался, что нужно посетительнице.
— Я хочу заказать платье, — быстро проговорила Сокольчук. — Материя у меня с собой.
— Пани Пицульская не принимает больше заказы, — ответили из-за двери.
— Но я приехала издалека. Пани закройщица должна меня помнить.
— Обождите минуточку. — Занавеска на двери приоткрылась чуть больше, потом щелкнула задвижка. — Пше прошу, пани!
Степанида прошла в полутемную прихожую и в нерешительности остановилась.
— Проходите в зал, — легонько подтолкнули ее сзади.
Средних размеров помещение служило одновременно и мастерской, и примерочной, под которую отгородили легкой занавеской один угол. Посредине комнаты стоял большой стол для кроя ткани, три швейные ножные машинки расположились вдоль глухой стены, а на противоположной, между окнами, висели укрытые марлей готовые платья, юбки, блузы. Гладильная доска с паровым утюгом загораживала проход в смежную комнату, в которой, тоже на вешалках, под потолком, висели сшитые и только сметанные заказы.
— Прошу садиться, пани. — Миловидная, русоволосая девушка пододвинула Степаниде стул. — Пани Пицульская сейчас выйдет к вам.
«Узнает ли она меня? — с тревогой думала Сокольчук. — Захочет ли помочь?»
Девушка вернулась в комнату вместе с немолодой, но еще статной, холеной дамой. Пышная, высокая прическа с подкрашенными пепельными локонами молодила ее лицо, а легкий грим умело скрывал возраст. Обе они остановились посреди зала и вопрошающе смотрели на посетительницу.
— Здравствуйте, пани Пицульская, — проговорила, вставая, Степанида. — Я бы хотела поговорить с вами наедине.
— Это и будет ваш заказ? — не скрывая усмешки, проговорила сочным грудным голосом Пицульская, но все же сделала знак белошвейке, и та удалилась.
— Я понимаю, в каком глупом положении оказалась, — начала объясняться Степанида. — Андрей Степанович Мачульский предупредил меня, что все пароли давно сменились и явочные квартиры могут быть завалены, но у меня нет другого выхода…
— Подождите, подождите, милочка! — Глаза пани Пицульской округлились. — Какие явки? Какие пароли? Вы в своем уме, милочка? И кто такой этот Андрей Степанович?
— Водяной, — проговорила Степанида.
— Водяной? — не на шутку переполошилась хозяйка мастерской. — Да у вас жар, милочка. Вы бредите. Лиза, Лиза! — позвала она.
Девушка тут же вбежала в комнату.
— Лиза, скорее за доктором. Пани клиентка плохо себя чувствует.
— Не извольте беспокоиться. Доктор уже здесь, — совершенно серьезно проговорила белошвейка.
Сердце Степаниды екнуло от недоброго предчувствия.
— Вы не узнали меня, пани Пицульская? — с последней надеждой спросила она.
— Конечно узнала, милочка, Вы заказывали платье для своей девочки к рождеству, — жеманно отвечала хозяйка, оглядываясь.
В дверях показался хмурый мужчина в дорогом синем бостоновом костюме и тяжелой тростью в руках. За ним вошли еще двое в советской военной форме. Степанида не успела разглядеть их погоны, офицеры встали у нее за спиной. Костяной набалдашник трости уткнулся ей в подбородок.
— Оуновка? — спросил мужчина в синем костюме.
Не в силах говорить, Сокольчук замотала головой.
— Нет? — усмехнулся «доктор». — Значит, сочувствующая?
— Я пришла перешить платье, — пробормотала Степанида первую пришедшую на ум фразу.
— Вот это? — набалдашник скользнул вдоль туловища Сокольчук и неожиданно высоко задрал подол ее юбки.
Степанида ахнула и присела. Но тут же получила пинок сзади и повалилась под ноги «доктора». Его лакированный черный полуботинок аккуратно встал на пальцы ее правой руки. В глазах Степаниды поплыли оранжевые круги.
— Имя, фамилию, быстро! — Наклонился над ней один из офицеров.
— Сокольчук… Степанида…
— Кто послал? Задание?
— Платье шить… хотела… — Договорить она не успела…
Град ударов посыпался на голову, по бокам, животу. Увернуться или защититься было невозможно: правая рука плотно прижата к полу. И как бесконечное эхо в ушах свербило: «Говори! Говори!»
Наконец почувствовала, как поднимают за волосы с пола и волокут куда-то. Сознание без конца проваливается в черную яму. Холод мгновенно забивает дыхание. «Почему мокро? Откуда вода?» Глоток воздуха, и снова холодная вода распирает глотку, течет в легкие. «Ванна. Меня топят в ванне». До умопомрачения не хватает воздуха. «Прости, Борис. Больше не могу».
— Я все скажу. Все.
Ее бросили на цементном полу ванной комнаты. Сколько пролежала она там без движений, Степанида не помнила. Очнулась, когда пришла Лиза. Белошвейка помогла ей переодеться в сухую одежду, немного привести себя в порядок.
Сокольчук понимала, что спрашивать девушку о чём-то было бесполезно, и все-таки не удержалась.
— Я могу сказать им правду? — еле слышно спросила она.
— Пше прошу, пани, — заученно улыбнулась белошвейка и под руку проводила Сокольчук в зал.
На сей раз в комнате, кроме мужчины в синем костюме, никого не было. Присев на краешек стола, он играл тяжелой тростью и хмуро исподлобья рассматривал Степаниду. Ждал.
— Неделю назад, — не поднимая глаз, тихо заговорила Сокольчук, — ко мне пришел человек. Назвался Семеном Пичурой.
Костяной набалдашник замер перед лицом Сокольчук.
— Кто такой?
— Я видела его впервые…
— Дальше. — Трость снова закрутилась в руках «доктора».
— Пичура сказал, что у него в хате скрывается тяжелораненый Сидор.
В глазах мужчины впервые заиграл живой интерес. Он даже слегка кивнул головой, как бы поощряя рассказ Степаниды.
— Показал записку, где Сидор просил меня связаться с Кривым Зосимом.
— Дальше.
— Я пошла по курьерской тропе.
— Одна?
— Нет, вместе с Пичурой.
— И где же он?
— Когда пан Мачульский сказал нам, что трапа ненадежна, мы сели в поезд. Ночью на каком-то-перегоне шпана обворовала железнодорожника. Пришла милиция. Началась проверка документов. Пичура наказал дальше ехать мне одной и скрылся.
