Богдан Сушинский - Черные комиссары
– А ведь верно подмечено, – заметил комендант сектора береговой обороны Просянов. – Если усилить присланный десантный отряд имеющейся у нас ротой морских пехотинцев да запросить хотя бы роту у командования Чапаевской стрелковой дивизии, мыс можно будет взять.
Едва полковник Просянов произнес это, как в дверях с папкой в руке появился уже знакомый Гродову начальник оперативного отдела штаба флотилии Филипп Тетюркин.
– Прошу прощения, товарищ командующий, но… крайне любопытное донесение.
– Разве что «крайне любопытное», капитан-лейтенант. Зачитывайте, не томите.
– Остановлюсь только на самом существенном. «Из сообщений зарубежных источников… В Сулинский рукав вошло штабное судно «фюрера СД-Валахии» бригадефюрера СС фон Гравса, который отвечает за зачистку прифронтовой полосы. По всему дунайскому участку границы легкую полевую артиллерию устанавливают на прямую наводку. Сегодня, 19 июня, на рассвете, все снаряды на батареях стали складировать на грунт». Вот, собственно, и все, – захлопнул папку совсем еще юный с виду капитан-лейтенант.
– Что-что?! – поморщился контр-адмирал. – Что вы там вычитали о снарядах «на грунте»? – Что их стали складировать прямо на грунт, – пожал плечами начальник оперативного отдела штаба флотилии.
– Из этого следует, что уже сегодня батареи должны будут открыть огонь?
– Разрешите, товарищ командующий, – вновь поднялся со своего места Гродов. – По артиллерийским предписаниям всего мира, снаряды разрешено «складировать на грунт» только в том случае, если они будут использованы в течение ближайших трех суток. Видно, что по первой военной профессии своей этот агентурный источник – артиллерист[46]. Потому и подал подсказку таким вот сугубо батарейным образом.
– Точно! В течение трех суток! Пушкарь есть пушкарь, – вполголоса заключил командир зенитного артдивизиона, обращаясь к кому-то из своих соседей. – Лично я не сразу сообразил что к чему, а надо бы. Видать, и в самом деле нет лучше разведчика, нежели настоящий, опытный артиллерист.
– И если сейчас мы пребываем на исходе 19 июня, – продолжил мысль Гродова контр-адмирал, – то получается, что?..
– …Что в стволы орудий эти снаряды скорее всего пойдут не позднее 22 июня. В крайнем случае на рассвете 23-го. Это ли не подсказка для всех нас, в приграничье сущих; не сигнал для наших артиллеристов?
Командующий в волнении отодвинул лежавшую на столе фуражку, машинально переставил с места на место морской бинокль.
– В подвале этого здания только что завершено оборудование флагманского командного пункта флотилии, – твердым, повелевающим голосом произнес контр-адмирал, вновь поднимаясь из-за стола и почти после каждого слова постукивая о него туго сжатыми кулаками. – Хотя соответствующих директив пока что не поступало, однако с завтрашнего дня во всех подразделениях флотилии объявляется готовность номер один. Согласно инструкции штаба Черноморского флота, утвержденной народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР Кузнецовым, эта высшая степень готовности предписывает, чтобы все суда, все орудия и технические средства готовы были вступить в бой немедленно, как только поступит сигнал «Ураган». Все увольнительные в подразделениях отменить. Усилить охрану объектов и принять все антидиверсионные меры. Минерам приготовиться к постановке минных заграждений согласно ранее утвержденной схеме. С завтрашнего дня и вплоть до окончательного прояснения ситуации командующий и штаб флотилии переходят на ночные дежурства в бункере флагманского командного пункта. Кажется, все? – вопросительно взглянул он на начальника штаба.
– Остальные вопросы – в оперативном порядке, – ответил тот заученной штабистской фразой, испытанной во всех мыслимых ситуациях.
– И только так, в оперативном… Всем, кроме капитана Гродова и командира отдельной роты морских пехотинцев старшего лейтенанта Кощеева, следует немедленно отбыть в подразделения. Названным офицерам совместно с сотрудниками штаба разработать и в течение двух часом представить мне план десантной операции на Сату-Ноу.
11
Предвечерье 21 июня капитан Гродов опять встретил на береговом пункте наблюдения старшины Булгара. Разведывать-высматривать здесь уже было нечего. Теперь враг не таился, так что капитану не оставалось ничего иного, как с чувством бессилия фиксировать, что румынская пехота в открытую накапливается в прибрежных оврагах и в плавневых затонах. И что у того берега все больше появляется новых плоскодонных рыбацких каюков, плотов и надувных шлюпок.
– Мыслю, что сегодня ночью они и пойдут, – сдавленным голосом произнес Булгар. – Завтра мы уже проснемся посреди войны.
– Хотя ведут себя румыны так, словно пытаются спровоцировать нас на конфликт, чтобы затем обвинить в агрессивности.
– Не-а, товарищ капитан. На сей раз каким-то там конфликтом, какими-то мелкими стычками не отделаемся. Не будет же румынское командование сутками мурыжить такую массу своей солдатни в прибрежных болотах только ради того, чтобы позлить нас.
– Не будет, – вынужден был признать комбат. – А коль так, до начала войны осталось всего несколько ночных часов. К тому все идет. Интересно только, понимают ли это, черт возьми, в штабе флотилии, флота, в генштабе?
– Вряд ли, – решительно повертел головой старшина. – У них там свое понимание и своя большая политика, а наше дело – солдатское. Как бы там ни было, а первыми встретить эту войну суждено нам с вами.
Они помолчали. Какая-то запоздалая стая диких уток пронеслась прямо над их головами и ушла в сторону озера Кагул, чтобы где-то там, в огромных озерных плавнях, отдохнуть от гула корабельных и прочих моторов, от людской суеты, а заодно и подкормиться. Еще одна стая, судя по всему, бакланов, ушла прямо на огромный красновато-желтый солнечный круг, который медленно догорал в плавнях за мысом Сату-Ноу.
– Какие же божественные здесь места! – мечтательно протянул Булгар и, забыв о предосторожности, широко раскинув руки, улегся спиной на бруствер окопа. – Не будь здесь границы, это был бы рай земной.
– Если бы только не было границы, – в тон ему вторил Гродов, наблюдая, как стая бакланов «сгорает» на предзакатном костре.
– Вас к телефону, товарищ капитан, – выглянул из небольшого блиндажа краснофлотец Воротов.
– Кто? – уже на ходу спросил Гродов.
– Адъютант командующего, старший лейтенант Щедров.
– Ясно. Жаль, что не сам командующий. А почему к телефону? У вас ведь действует рация.
– И рация есть, но с телефоном надежнее, меньше ушей. Подсоединились к ближайшей линии, а кабель – через протоку по дну. Ни один диверсант его там не нащупает.
Прежде чем взять телефонную трубку, Гродов с каким-то особым умилением взглянул на рацию. Это была уже знакомая ему установка прямой связи 6-ПК, с которой на курсах его знакомила Валерия Лозовская. Потому и микрофонную трубку он всякий раз взял с каким-то особым чувством, способным порождать давно призабытые воспоминания. Валерия… как же ее здесь не хватает! Однако, подумав о ней, капитан тут же спохватился, поблагодарив судьбу, что эта женщина осталась так далеко от границы, и что ей не придется пережить всего того, что, возможно, уже нынешней ночью придется пережить ему самому.
– Ну, что там, товарищ капитан, – услышал он вызывающе резкий голос адъютанта. – Что наблюдаете? Румыны уже всерьез готовятся или все еще пекут свою мамалыгу?
– Мамалыгу, адъютант, варят.
– Но все равно… мамалыгу.
– Передайте контр-адмиралу, что противник не просто готовится, а что теперь он уже окончательно готов. Причем приготовления эти явно велись не к какому-то там пограничному конфликту или к мелкой провокации.
– И это уже закоренелый факт?
– Считайте, что заякоренный.
– «Заякоренный» – тоже проходит. Однако командующий все слышит и сейчас будет говорить с вами. Передаю трубку товарищу контр-адмиралу.
– Продолжай, капитан, продолжай, – тут же услышал он в динамике слегка осипший голос Абрамова. – Какова у тебя реальная обстановка?
– Румынскому комбату осталось только скомандовать посадку в шлюпки и на плоты. Признаться, я с удовольствием скомандовал бы то же самое своему батальону.
– Ну, ты азарт свой десантный пока что уйми. Тем не менее прикидывай, как выдвигаться и куда приставать. Каков твой прогноз, комбат? Полагаю, что твоему чутью время от времени можно доверять.
– Пойдут скорее всего завтра, на рассвете. Я бы так и доложил командующему флотом, ничуть в своем прогнозе не сомневаясь.
Контр-адмирал недовольно покряхтел. Не потому что этот береговой капитан подсказывал, как ему поступать. Просто всякий раз, когда он направлял в Севастополь очередную шифровку о приготовлениях вероятного противника к войне, там воспринимали его предположения как некое проявление паникерства.
