Андрей Константинов - Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Иванников невольно улыбнулся, вспомнив, как на застолье по случаю его пятидесятипятилетия этот Мишико выпучивал глаза на главного кабульского агентурщика Костю Силагадзе, мол, кто ты, а кто я? Костя уж на что не по-кавказски хладнокровный мужик, да и тот не выдержал:
— Ты что, генацвале, больший грузин, чем я — потомок царей Имеретии?!
Сам Костя-то Силагадзе, кстати говоря, дважды в зинданных краях отметился — это там, где не обменивают, а сразу голову отрезают. Он в Иране после тамошней революции умудрился почти всю агентурную сеть спасти… Правда, он потому и очутился в Кабуле, что в иранском Куме погорел. На «персидской царевне», как говорили. Силагадзе считал Мишико своим личным НЗ, и кличка у того говорящая — Мастер. Он и в Пакистан не раз ходил — и с беженцами, и с контрабандистами. Правда, в последний раз накладочка у Мастера вышла. Он сунулся было в сторону Зангали, но его не пустили, там перед аэродромом три кольца охраны… А потом он в исламабадском такси запалился — непринужденно так с пушту на урду перешёл… Это с афганским-то загаром на рязанской роже! Даже сам сперва не заметил, как… Еле ушёл. Потом в тамошнем аэропорту споил местного коммерсанта и по его документам в Дели улетел. Бизнес-, стервец, классом. А из Дели таким же примерно макаром (чтобы службу не разорять), как побитый щенок, в Кабул вернулся — в парусиновых штанах и сандалиях на босу ногу.
Иванников снова невольно улыбнулся, вспомнив хулиганские выходки собственной «боевой молодости», но машинально покачал головой:
«Нет, Миша-Мишико, тебя теперь „исисты“[78] знают и в фас, и в профиль… Куда тебя теперь дальше, чем в миссию Красного Креста! А ведь не кретин! Заигрался, мудак. Парткомиссия по тебе плачет…»
Профи думал целый день и следующий. Сотни раз перебирал карточки своих офицеров, советовался и с Челышевым, и с Силагадзе.
А ещё он звонил по разведцентрам и спрашивал, кто в Афганистан только готовится… Ничего пока не вытанцовывалось. Виктор Прохорович хмурился и курил. И напрягал, кого мог. Главный радиоразведчик, уже не стесняясь подчинённых, просто на коленях елозил по расстеленному по полу рулону трехлетнего графика выхода в эфир зангалинской радиостанции. За неправдоподобно короткий срок «радийщики»[79] совершили невозможное: они расшифровали почти все сообщения и идентифицировали почерки четырёх штатных радистов… К сожалению, это мало что давало. Начальник радиоразведки, немногословный седой полковник (кстати, основатель центра радиоперехвата в кубинском Лурдесе), не мог сказать главного: что это за станция, где она расположена в этом самом лагере, а главное — каков режим доступа к ней…
…На пятый день после памятного разговора с командиром Иванников в своём кабинете пил чай с полковником Силагадзе под всё тот же невесёлый разговор. Тогда-то ему и позвонил главный кадровик родного «аквариума».
— Приветствую, Виктор Прохорович! Как жизнь? Тут начальник спрашивал про капитана Глинского… Есть у тебя такой московский залётчик?
— Служит. Исправляем помаленьку. А что?
— Да… Отправь ты его, Виктор Прохорович, в Москву, мой тебе совет. Нет, распоряжения официального не было, но на шефа серьёзные люди вышли… Ну я тебе ничего не говорил. Просто дружеский совет. Свои ж люди…
Раздражённый Профи тут же вызвал ничего не подозревающего Глинского и с порога ошарашил его:
— В Москве служить хочешь?!
Борис даже заморгал от неожиданности, но ответил почти сразу:
— Никак нет, товарищ генерал. Я с вами хочу служить. Простите, а почему…
Иванников перебил его:
— Потому, что кончается на «у»! Нашлись у тебя в Москве заступники… Не знаешь, кто? На отца твоего не похоже…
— Не знаю, товарищ генерал, — уверенно качнул головой Борис, хотя он сразу подумал о Виоле и её возможных высоких связях. А больше ему и думать было не о ком. Отец никогда бы не стал… Ну не Ольга же упросила своего папочку?
— Ну не знаешь, так не знаешь. Пиши отказ. Карандаш дать?
Борис впервые жёстко посмотрел на генерала:
— И карандаш тоже есть.
— Тогда свободен.
Глинский чуть не бегом выскочил в коридор, отдуваясь, как после пробежки. Ну не каждый же день предлагают сменить Афган на Москву… Соблазн был, конечно, но вот так взять и «отблагодарить» Челышева — после всего, что он сделал?.. Борис не жалел о мгновенно принятом решении. Ну, может, совсем чуть-чуть…
А в покинутом им кабинете полковник Силагадзе долго смотрел на захлопнувшуюся дверь, потом перевёл взгляд своих оливковых глаз на Профи и вопросительно вскинул левую бровь. Иванников скептически скривился.
— Да нет, Михалыч… Куда его? Пиджак с портупеей.
Константин Михайлович Силагадзе, кстати, когда-то был даже начальником Иванникова, правда недолго. А в Кабуле он Профи напрямую не подчинялся, но они были друзьями и соратниками «по жизни», поэтому к мнению друг друга прислушивались более чем внимательно.
— А ведь ты, Прохорыч, сам сказал, что в нём что-то есть, тогда, на концерте.
— Ну, Костя! Одно дело — на концерте с балалайкой и другое…
— Не согласен, Прохорыч. Человек не может быть здесь один, там другой… А что «пиджак» — может, оно и в тему…
Константин Михайлович закурил, несколько раз задумчиво пустил кольца дыма и внезапно осевшим голосом добавил:
— И потом… Прохорыч, он, по крайней мере, единственный хотя бы формально неженатый. Понимаешь? Мы ж с тобой не лейтенанты, мы ж понимаем…
Иванников тяжело посмотрел на старого товарища:
— Костя… Ты же не дурак. Скажи, шансы настолько плохи?
Силагадзе грустно усмехнулся и долго ничего не отвечал, а потом сказал:
— Авантюра есть авантюра. Когда всё вот так вот: хватай мешки, вокзал отходит, трудно нормально подготовиться и свести риск к минимуму. А значит, варианта два: или повезёт, или нет. Да что я тебе-то, Прохорыч, прописные истины говорю. Ты то же самое мне скажешь…
До этого в своих обсуждениях при абсолютном доверии друг другу они всё же старались избегать столь категорических оценок. Как бы соблюдали приличия, когда все всё понимают, но продолжают «делать вид».
— Костя, договори до конца. Как тогда, помнишь?
Силагадзе резко махнул рукой:
— Ай, Витя, дорогой, я всё помню, пойми… Они тебя к стенке припёрли — не отстанут. Можно, конечно, принципиальность проявить и уйти с гордо поднятой головой… И что? Пришлют того, кто заранее на всё подпишется… И таких дел наворотит — годами не разгрести… Поэтому нечего резину тянуть. Надо решение принимать. Риск есть. Большой риск. Но и выбора нет. А попытаться что-то сделать — это лучше, чем покорно шею подставлять.
Иванников встал и долго молча ходил вдоль стола, нервно переплетая пальцы рук. Силагадзе молчал, всем видом показывая, что, дескать, сказано всё. Виктор Прохорович приоткрыл дверь кабинета и лаконично буркнул порученцу:
— Челышева!
…Подполковник появился буквально через минуту — как всегда идеально опрятный, в очках-хамелеонах и пахнущий не базарным парфюмом. Иванников под настроение иногда шутил, что от Челышева «белогвардейщиной пахнет». Войдя и заметив хмурые лица генерала и кабульского агентурщика, Андрей Валентинович попытался разрядить атмосферу:
— Виктор Прохорович, хотите расслабиться? Тут ребята перевели «духовский» донос: «…бандглаварь Довран третий год живёт со своей сестрой, поэтому Аллах ниспослал ему двойню — сына и племянника…»
Профи недовольно промолчал, Силагадзе тоже даже не улыбнулся. Челышев мгновенно понял, что сейчас явно не до шуток, и, догадавшись, о чём идёт речь, стал очень серьёзным:
— Извините, товарищ генерал. Расшифровали ещё один перехват. Один точно в Зангали. Ещё по одному проверяем, но, скорее всего, тоже. Итого, возможно, двенадцать.
Иванников вздохнул:
— Сядь, Андрюша. Подготовь-ка мне предложение по самому надёжному, так сказать, попаданию в плен.
— Под кого, Виктор Прохорович?
— Под Глинского.
У обычно невозмутимого Челышева что-то неуловимо дрогнуло в лице:
— Но он же…
— Да знаю я всё, — досадливо махнул рукой генерал. — И ты всё знаешь… Мы тут вот с Константин Михалычем уже… Ну некого больше, понимаешь? Некого, — Профи как будто оправдывался перед подчинённым, — мы уже всех тут перебрали-обсосали.
Андрей Валентинович достал сигарету, вопросительно глянув на Иванникова, и тот разрешающе пододвинул к нему пепельницу.
Челышев медленно закурил и задал вопрос:
— Так это Глинский к вам сейчас на беседу приходил?
Виктор Прохорович раздражённо дёрнул плечом:
— Ну ты меня за идиота не держи… Не знает он, и пока не надо… Ты подготовь пока предложение по сути, потом доработаем вместе и отправим в Москву. И вот если Москва одобрит — тогда и будем разговаривать с твоим любимчиком.
