Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта
Фрау Цише выключила радио и снова тряхнула его за плечо.
— Да проснись же! — А потом сказала: — Веселенькие новости!
Он зябко натянул на себя стеганое одеяло:
— Увидишь! Это будет новый Дьепп!
И только тут словно пелена упала с его глаз.
— Теперь я понимаю! Вот почему все это время они оставляли нас в покое!
Фрау Цише сунула ему в рот зажженную сигарету.
— Значит, все-таки война на два фронта!
Он старался побороть охватившее его разочарование:
— Не будь такой пессимисткой!
Она последовала за ним в ванную. Он брился перед зеркалом. Скалывая мокрыми руками распустившиеся волосы, она спросила:
— Ты на батарею?
— Да, теперь мое место там, — отвечал он.
Гюнтер Цише перед бараком поучал новичков иа Силезии:
— Наконец-то американские войска почувствуют сокрушительную силу наших ударов.
Высунув в окно взлохмаченную голову, Феттер язвительно заметил:
— Как бы твоя башка не почувствовала сокрушительную силу их ударов!
Вольцов вместо посещения уроков подолгу простаивал над картами.
Прошло несколько дней, и он еще ниже, еще озабоченнее склонился над столом.
— Русские наступают на Карельском перешейке!
— Наступление русских на Карелию — признак их слабости, — заявил Цише.
— В Нормандии, — продолжал Вольцов, — оба плацдарма вчера соединились!
— Тем лучше, — не сдавался Цише. — Мы сможем одним натиском сбросить их в море!
В маленьком радиоприемнике, принадлежащем Цише, диктор вещал:
— «Атака началась. Грудь вздымается в предчувствии этого поистине решающего часа».
Вольцов, склонясь над картой, досадливо почесал в затылке. Во время дневной поверки к ним вышел давно уже не показывавшийся Кутшера.
— Слушать всем! У меня новость, сегодня это передадут по радио. Наконец-то началось! Час возмездия близок!.. Соблюдать тишину!.. С нынешнего дня Лондон находится под непрерывным огнем новых немецких снарядов самого тяжелого калибра! — Спустя несколько дней выяснились подробности, а также название нового оружия — «Фау-1».
Эти резкие переходы от бурного ликования к гнетущей подавленности, эти внезапные подъемы и спады настроения, которые Хольт наблюдал у себя и у других, немало его пугали. Сообщение о вводе в бой нового оружия заслоняло печальные донесения из Франции. Когда радио и газеты наперебой приводили самые оптимистические сообщения и прогнозы, Гомулка единственный за этим гомоном расслышал роковую весть о том, что «американцы сброшены с полуострова Котантен» — до сих пор Котантен в сводках не упоминался. На следующий день пришло известие о падении Сен-Совера.
С полной силой возобновилась активность английской и американской авиации. Один за другим следовали дневные налеты американских бомбардировщиков на промышленные объекты соседних городов и ночные налеты англичан на Обергау-зен, Дуйсбург и Гельзенкирхен. В одну из этих ночей бомба попала в гельзенкирхенские заводы по гидрогенизации угля, и они горели много дней подряд.
Стрельба и подноска боеприпасов в своем неизменном чередовании по-прежнему заполняли все время. Сводки все чаще говорили об усиливающейся активности авиации противника в восточных районах Германии. Число нарушений германских границ, равно как и число самолетов, нарушающих эти границы, все увеличивалось. Все реже и реже становились дневные бои, и настал час, когда Вольцов констатировал: «Они захватили господство в воздухе над рейхом». Однажды ночью курсантам пришлось дать свыше сотни залпов. А затем их ждала подноска боеприпасов; от изнеможения все валились с ног. У Гомулки сдали нервы, и он крикнул Цише:
— Вот и видно, как вражеская авиация выдохлась под действием наших яростных ударов!
От недавнего оптимизма и воодушевления не оставалось и следа. А тут еще распространились, а вскоре и подтвердились слухи, повергшие молодежь в полное уныние. Севернее Реклингхаузена, а также под Дуйсбургом и Дортмундом подверглись бомбежке зенитные батареи. «Следопыты» дымовыми сиг-валами засекли средь бела дня местоположение батарей, и бомбардировщики, проходя волна за волной, сбрасывали свой груз на орудия.
— Придет и наш черед! — говорил Гомулка. Хольт терзался страхом. При каждом сигнале тревоги мороз пробегал у него по коже, и только грохот пушек возвращал ему равновесие. Напрасно он говорил себе: я должен побороть в себе страх, должен! Он успокаивал себя тем, что в критическую минуту растеряется не больше, чем другие. Все боятся.
Цише три раза в неделю слушал комментарии Ганса Фриче и, вооружившись новыми аргументами — о смене командования и приближении часа расплаты, — старался взбодрить молодежь. Вольцов по-прежнему изучал карты.
— Генеральное наступление на Востоке! — говорил он. — Что-то будет, друзья! — Жутко становилось Хольту от его неизменного хладнокровия.
У Цише был свободный день. Рутшер, Феттер и Кирш в столовой играли.в скат. Вольцов достал из шкафчика топографические карты. Хольт с внезапной решимостью вскочил с кровати и наигранно равнодушно спросил: «Ну, что новенького?» И сразу же к ним присоединился Гомулка.
— Положение кажется мне серьезным, — начал Вольцов. — Американцы заняли весь полуостров Котантен. — Он разложил на столе карту Франции.
Хольт следил за острием его циркуля, указывавшим на Шербур.
— Так это и есть Котантен? Но ведь это же ничтожная часть Франции!
— Да, но важнейший стратегический плацдарм, — пояснил Вольцов. — Американцам теперь ничто не помешает начать широко задуманное наступление. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, что творится на Восточном фронте.
— А что, там очень плохо? — подавленно спросил Хольт.
Вольцов сердито фыркнул. Он разложил на столе карту Восточной Европы. Но тут открылась дверь, и в комнату заглянул Готтескнехт.
— Продолжайте! — Он испытующе поглядел по сторонам. — Мы, кажется, обсуждаем положение на фронте? Признаться, Вольцов, ваше мнение и я не прочь послушать. Валяйте, не смущайтесь!
Вольцов, склонив голову набок, посмотрел на Готтескнехта с видом, говорившим: «Только тебя здесь не хватало!» Но вслух он произнес:
— Все дело в том, что официальные сводки надо сперва перетасовать, а это задача нелегкая!
— То есть как это перетасовать?
— Ну, собрать в одно целое, как из частей собирают радиоприемник. Официальная сводка не дает связного обзора событий. Вам расскажут о частичном продвижении в одном месте и вынужденном отходе в другом — спасибо, если назовут еще два-три населенных пункта. Только из обзора в «Фелькишер беобахтер» можно кое-что уразуметь, вот и приходится из кусочков ляпать общую картину.
— Ну и ляпайте! — сказал Готтескнехт. — А мы послушаем. Но предупреждаю: если будете нести околесицу, придется поставить вам плохо!
— До двадцатого июня, — начал Вольцов, — наш фронт выглядел примерно так: от Черноморского побережья западнее Одессы он через Яссы тянулся к Карпатам, а там через Броды уходил на север, к Припяти. Здесь начинался Центральный участок фронта: образуя широкую дугу в триста километров, глубоко вдававшуюся на восток, он тянулся вдоль Припяти и дальше на северо-восток до Рогачева и Жлобина; отсюда, пересекая Днепр, он направлялся к северу и, снова возвращаясь на западный берег Днепра и охватывая Витебск, уходил на запад к Полоцку. Здесь простирался Северо-Восточный участок фронта; поднимаясь круто к северу, он огибал Чудское озеро и шел дальше к Нарве. — Вольцов показывал все на карте. — Когда я увидел дугу, которую образует фронт, я сцрашно удивился, ведь любой учебник тактики и стратегии вам скажет, что такие дуги к добру не ведут, — вспомните Сталинград! Этот огромный южный фланг на центральном участке фронта, тянущийся с запада на восток на протяжении трехсот километров, правда, прикрыт болотами Припяти — летом здесь ни о какой войне не может быть и речи. И все же эта дуга представляла своего рода яйцо всмятку, если можно так выразиться…
— Так можно выразиться!
— И в самом деле, русские между двадцать первым и двадцать третьим прорвали фронт в четырех местах: по обе стороны Витебска; здесь — у Орши, у Могилева и, наконец, по обе стороны Бобруйска. Оперативные сводки уже после первого дня наступления сообщали о «местных прорывах», которые тут же удавалось «перекрыть». Но это, очевидно, было действительно только до ближайшего утра. Возьмем, например, оба прорыва севернее и южнее Витебска: двадцать первого русские перешли здесь в наступление; самое позднее двадцать третьего они в этих местах прорвали нашу глубоко эшелонированную оборону, и уже двадцать четвертого оба ударных клина должны были соединиться. И то, что Витебск, несмотря на это, еще долго фигурировал в наших сводках — обычные разговоры насчет тяжелых оборонительных боев и прочее, — только доказывает… — Тут Вольцов осекся.
