Вадим Полищук - Зенитчик
— Держи, лейтенант.
Перехватив своей левой рукой правую руку лейтенанта, осторожно, так, чтобы не отскочил предохранительный рычаг, вкладываю гранату в потную ладонь. Пусть лучше думает, куда гранату девать, а не как с нами разобраться.
— Петрович, гони!
Пытаюсь запрыгнуть в кузов СТЗ уже на ходу. Винтовка, вещмешок и прочая амуниция чуть не утянули меня обратно. Рамиль с Сергеем подхватили и втащили в кузов. Только когда мы отъехали на приличное расстояние, позади бухнул негромкий взрыв ручной гранаты. Могли бы и быстрее догадаться просто выбросить ее подальше, граната-то наступательная, за пределами пятнадцати метров практически безопасна.
— Ну и как ты дошел до жизни такой?
— А-а, дойдешь тут с вами, — Петрович пристраивает к горловине бака жестяную воронку, — мало того, что германцы, так еще и свои пристрелить грозятся.
— Это кто же тебя убить хотел?
— Хотел, не хотел, а грозился. Майор ихний. У них мехвод пацан совсем, молоко на губах не обсохло, главный фрикцион у трактора спалил. Вот они меня и остановили, как вы, встали на дороге – не пройти, не проехать. Ну я остановился. Майор мне – "гаубицу вези", а я ему – "у меня приказ зенитку забрать".
— А он?
— Он мне пистолет ко лбу приставил и говорит "мне трактор и без водителя пригодится, мехвод у меня свой есть, хоть и говенный". Вот так утра с ними и кантуюсь. А до вас я всего метров триста-четыреста не доехал, гаубичная батарея к дороге ближе стояла.
— Понятно.
Петрович откидывает крышку двадцатилитрового бидона и осторожно льет керосин в бак, этого должно хватить до Новой Усмани. В разговор вступает Катерина.
— Товарищ сержант, а что с нами теперь будет?
— Все нормально будет. С чего ты взяла, что с нами что-то должно произойти?
— Так вы же лейтенанту угрожали, за это судить будут.
— И как я ему угрожал? Я хоть одно слово угрожающее произнес? Я потребовал наше имущество вернуть. Они и вернули, и даже не извинились.
— А граната?
— Что граната? Может, я вам, олухам, показывал, как с ней обращаться надо, а лейтенант только рядом стоял. Я же ему гранату потом и отдал. Какая здесь угроза?
Был бы старлей пехотинцем – хрен бы я ему гранату отдал, сам выкинул. Пехотинца гранатой в руке не напугаешь, для него это вещь привычная. А вот артиллеристу, тем более гаубичнику, гранату в руках держать приходится редко. Этот лейтенант, видать, с самого училища к ним не прикасался. Если его сначала припугнуть, а затем взрывоопасный предмет в руки дать, то вряд ли он быстро действовать начнет – все мысли его будут направлены на избежание взрыва. Небось, всем расчетом пальцы ему разгибали, чтобы гранату выбросить.
— А Рамиль в них из карабина целился.
— Рамиль, ты в них целился?
Ильдусов подхватывает мою мысль.
— Нет, командир, я карабин все время в руках держал, к плечу не вскидывал.
Чего там целится, с пяти-то метров, тут и от бедра промазать трудно.
— А зарядил зачем?
— Так это… Показалось мне.
— Показалось… Красноармеец Ильдусов!
— Я!
— Объявляю Вам выговор за неосторожное обращение с боевым оружием.
— Есть выговор, командир, — лыбится Рамиль.
— Вот видишь, Катерина, никто никому не угрожал. А приедем в полк, рапорт напишем. Нехрен чужие трактора воровать, да и за зенитку потерянную тоже отчитываться придется.
А гаубичники тихо сидеть будут. Что они могут написать? Под угрозой оружия забрали чужой трактор, а когда хозяева потребовали его вернуть – за оружие схватились, да применить не успели? Это все равно, что в прокуратуру с доносом на самого себя придти. Вот если бы тракторный гоп-стоп удался, то через недельку оформили они технику как полагается и все шито-крыто. На трактор повесили новые номера, Петровичу – новую красноармейскую книжку, или в старой соответствующую запись сделали. А у нас в полку он бы пропавшим без вести числился.
— Готово.
Петрович закручивает крышку топливного бака.
— Поехали.
Мы забираемся в кузов и трактор, стреляя вонючим выхлопом дрянного керосина, везет нас на юго-восток. Восточная часть горизонта уже начинает темнеть.
Глава 10
— Написал?
Филаткин взял протянутый ему лист бумаги, прочитал, потом прочитал еще раз уже внимательней, вник, поморщился.
— Нормально.
Нормально? Да я на этот уголовно-бюрократический шедевр целый день убил! И не надо кривиться в ироничной усмешке – попробуйте сами написать хотя бы страницу перьевой ручкой, постоянно макая ее в чернильницу. А если учесть, что последние лет десять я ничего длиннее расшифровки своей подписи ручкой не писал, да и почерк у меня неразборчивый. Короче, за допотопную "Искру-1836" с примитивным "Лексиконом" я был готов левую руку отдать. Ну еще за принтер, даже матричный, и пусть он будет всего с девятью иголками, я и на это согласен. Впрочем, когда я испортил пятый лист дефицитной канцелярской бумаги, то пришел к выводу, что компьютер мне не поможет – розетки-то все равно нет. Разве что ноутбук, но и тот через несколько часов станет бесполезным.
Вздохнув, я за какой-нибудь час накропал шестой лист, и всего-то с двумя маленькими кляксами, даже скорее кляксочками, ну совсем почти незаметными. Зато каждый, кто прочитал его, хотя бы по диагонали, должен был испытать непреодолимое желание вывести мерзавца майора в чистое поле, поставить лицом к стенке и пустить пулю в лоб, а второй патрон тут же потратить на подлеца старлея. А он "нормально", обидно даже.
— И что дальше, товарищ старший лейтенант?
Комбат аккуратно убрал мое творение в канцелярскую папку из серого картона, где уже лежали несколько других листков.
— Не знаю. Этот вопрос полковое начальство решать будет, а может и дивизионное. Свой рапорт я тоже написал.
— Разрешите идти?
— Идите.
Я вышел из землянки на земную поверхность, освещенную красноватым закатным солнцем. На северо-западе интенсивно грохотала артиллерия. Приказ начальника района ПВО о выводе зенитных артиллерийских частей из первой полосы обороны был на следующий день отменен грозным генерал-лейтенантом, прилетевшим из Москвы. Правда, к тому времени в артиллерийскую группу, предназначенную для поддержки наших обороняющихся частей, со всей дивизии с трудом наскребли два десятка более или менее исправных орудий среднего калибра. Из нашей батареи забрали, вместе с расчетом, единственное орудие, способное стрелять, второе намертво застряло в полковых артмастерских – не было нужных запчастей.
Эту группу разместили на левом берегу Воронежа у Отрожских мостов. Отсюда она поддерживала полк НКВД и ополченческий батальон, сдерживающие немцев на правом берегу. Как ни странно, милиционер оказался прав – к мостам немцы не прошли. Но этому в большей степени способствовали не героизм внутренних органов, и не стойкость мальчишек-ополченцев, и даже не огонь нашей артиллерийской группы, а атака спешно переброшенной к городу стрелковой дивизии. Дивизия отбила Подгорное, зацепилась за здания больницы и вышла к Сельскохозяйственному институту. На большее сил не хватило, но фрицы вынуждены были ослабить давление на мосты.
Встретили меня четыре пары настороженных глаз. Более привычные к перьевым ручкам, свои показания они написали намного быстрее.
— Ну что? Как там?
— Да ничего. На усмотрение полкового начальства.
— А с нами-то что будет?
— Поживем – увидим. Но в случае чего – валите все на меня. Я кашу заварил, мне и отвечать. Все, отбой. Завтра день тяжелый будет.
Следующий день действительно выдался тяжелым. В прямом смысле этого слова.
— И-и-и, взяли!
Один ящик – восемьдесят два килограмма. Из них на мою долю приходится сорок один, ровно половина. И каждый килограмм давит на позвоночник, пригибая к земле, точнее, даже не к земле, а доскам вагонного пола. Староват я уже стал для таких упражнений. Вторая половина массы гнет Серегу Дементьева, он и размером поменьше меня, и весом полегче, зато моложе.
— Осторожнее!
Между полом вагона и кузовом ЗиСа почти полуметровая щель – ближе к вагону грузовик не подогнать. Одну ногу в кузов, вторая остается в вагоне.
— Еще-е, взяли!
С размаху закидываем снарядный ящик поверх еще одного. Ящик с громким стуком занимает свое место в кузове. И хотя взрыватели в нем лежат отдельно от снарядов, а тротил флегматичная и весьма устойчивая к ударным воздействиям взрывчатка, все равно от такого грубого обращения со снарядами малость не по себе.
— Давай последний.
Мы с Серегой освобождаем место, и его занимают Рамиль с Сашкой. Вес красноармейца Ильдусова существенно меньше веса ящика, поэтому Коновалову приходится работать практически за двоих. Но он к такой работе привычен, когда надо, ящики ворочает в одиночку.
