Георгий Свиридов - Черное солнце Афганистана
— Нормально, — ответил Беляк.
К ним присоединился Виктор Пряник. Он дружески хлопнул Беляка по плечу:
— Ты, Сань, гений!
— Иди ты! — отмахнулся Беляк.
— Не, в самом деле, гений! Как ловко придумал, а? Хрен бы мы выбрались за проходную, если б ты не скомандовал? А перед строем и ворота распахнули. И никому в башке не засветило, что две эскадрильи таким манером чухают в самоволку!
Александр не успел ответить. Им навстречу шел подполковник Давлетов. С красной повязкой на рукаве, — дежурный старший офицер.
Ребята дружно вскинули ладони к головным уборам.
— Здравия желаем, товарищ подполковник!
И зашагали дальше.
Но Давлетов был не в духе с самого утра. Его назначили дежурным не по утвержденному графику. Он планировал поехать на воскресенье в Сызрань к семье, а ему приказали заступить дежурить на подмену загулявшего майора, не прибывшего в городок. Он ходил злой и всем недовольный.
Давлетов остановился, хмуро посмотрел на веселых курсантов.
— Эй, вы трое! — поманил он их к себе рукой. — Оба ко мне!
Ребята остановились, обменялись улыбками. И двое — Ляшко и Пряник шагнули к Давлетову.
— Слушаем вас, товарищ подполковник!
— А ты почему застрял? — Давлетов хмуро осмотрел Беляка.
— Вы же сказали, чтоб оба к вам подошли! — Беляк состроил на лице наивность и простоту. — А я тут третий. Как говорят, третий лишний.
— Разговорчики!
Давлетов придирчиво оглядел курсантов с ног до головы.
— Одеты не по форме! Сапоги в гармошку! Да и к старшему офицеру должного и положенного уважения и почтения не высказываете!
Сдвинул брови, насупился, придумывая наказание.
— Объявляю вам, товарищи курсанты, всем троим, наряд вне очереди!
— Есть наряд вне очереди! — уныло, но громко ответили курсанты.
— Отправляемся на кухню чистить картошку, — вздохнул Беляк.
— На кухню вы не пойдете! — Давлетов покачал указательным пальцем перед их лицами.
— Убирать территорию?
— Да! Будете убирать, но только вот это, — и Давлетов показал на летний туалет. — Убрать, вымыть, вычистить и мне доложить об исполнении!
— Есть убрать, вымыть и вычистить, товарищ подполковник…
— А с приходом ассенизаторской машины, закачать содержимое из выгребной ямы.
— И закачать содержимое из выгребной ямы, — повторил Пряник.
— Старшим назначаю… как фамилия? — Давлетов в упор смотрел на Александра.
— Курсант Александр Беляк, второй курс, четвертая эскадрилья!
— Старшим наряда назначаю курсанта Беляка!
— Есть быть старшим наряда, товарищ подполковник!
Давлетов удовлетворенно кивнул, повернулся и пошел дальше.
Ребята уныло переглянулись. Выходной день испорчен с утра, все планы рухнули и пошли псу под хвост. Убирать туалет — это был один из самых грязных, неприятных и унизительных нарядов.
— Чего носы повесили? — улыбнулся Беляк. — Мы еще легко отделались. Могло быть и хуже?
— Куда уж хуже? — удивился Ляшко.
— За вчерашнее да если по полной программе, — многозначительно произнес Пряник, — долго бы не смогли отмыться.
— Это точно! — согласился Беляк.
Быстро переоделись в робу. Вооружились ведрами и швабрами. И приступили к выполнению наряда. С шутками да прибаутками дело спорилось. Беляк вспомнил, как ежедневно с раннего утра, до школы, в его обязанности входило чистить от навоза стойло коровы и загон свиньи. Работа она везде работа. Наконец все сделали, все вымыли, все вычистили. Навели положенные блеск-красоту.
Подкатила ассенизаторская машина. Рукав запустили в выгребную яму, и через четверть часа работящий мотор выбрал все до основания.
— А делов-то всего ничего! — устало произнес Пряник, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба.
— Оттарабанили до обеда, и теперь свободны, — улыбнулся Ляшко, тряпкой вытирая мокрые следы от ребристого рукава.
— Пойдемте докладывать о выполнения наряда, — сказал Беляк, придирчиво осматривая проделанную работу и наведенную ими чистоту в летнем туалете. — Пусть идет и проверяет!
Они двинулись к штабу. Доложили подполковнику о выполнении его приказа по всей форме.
— Похвально! — произнес тот, выходя из-за стола. — Сейчас проверю!
— Разрешите сходить помыться?
— Разрешаю!
А другие курсанты, обиженные придирками Давлетова, успели вытащить рукав ассенизаторской машины из ямы и положили его на чисто вымытый пол, отверстием к стене. Сами затаились неподалеку…
Как только Давлетов зашел в туалет, дверь за ним закрыли и подперли доской. А мотор был включен на максимальный режим. Содержимое хлынуло из объемистой бочки обратно, мощной струей ударяясь о стену туалета, образуя грязный и вонючий фонтан. Из туалета понеслись отчаянные вопли и отборные ругательства.
На крик сбежались курсанты, солдаты, вольнонаемные служащие и рабочие. Сбили доску, распахнули дверь.
Давлетов, шатаясь, вышел из туалета, с головы до ног мокрый и грязный. На земле от каждого его шага отпечатывался мокрый след. Фекалии свисали с фуражки, с ушей и погон, стекали струйками по лицу, искаженному злой гримасой…
Виновным оказался старший наряда. Наказание последовало незамедлительно. Без вины виноватый Александр Беляк получил десять суток ареста.
От отчисления из училища его спас начальник политотдела полковник Золоторев.
Глава девятнадцатая
1
Капитан Серегин оказался обязательным человеком. Он выполнил свое обещание. Прислал из Ташкента пачку окружной газеты «Фрунзевец». Ее доставили в Джелалабад транспортники с попутным рейсом из Кабула. На объемном бумажном пакете, перетянутым шпагатом, был приклеен белый продолговатый листок, на котором типографским шрифтом крупными буквами напечатано «Подполковнику Корниловскому С.М. ЛИЧНО» и адрес воинской части.
Замполит принес пакет к себе в кабинет, положил на стол и несколько минут смотрел на белый листок. Мысленно представил себе, как этот пакет передавали из рук в руки разные люди, пока его самолетом доставляли из Ташкента, и каждый читал его фамилию и воинское звание, напечатанные официальным типографским шрифтом. Такое бывает не часто в жизни и не у каждого даже командира полка!
Семен Михайлович ножом разрезал шпагат, развернул пакет. Внутри находились две пачки газет. Сердце замполита взволнованно забилось в предчувствии радостного и приятного.
— Посмотрим, посмотрим, что тут про нас написали!..
Взял газету из первой пачки. Развернул и замер.
Бросалась в глаза крупная фотография, которая была помещена на самом видном месте, рядом с передовой статьей, обычно называемой «передовицей». Замполит всегда начинал читать газету с этой статьи. Он знал, что именно передовица несет главную информацию и важные указания «сверху». Ее, как правило, пишет сам главный редактор или его заместитель, или тот начальник отдела, чьи материалы преобладают на страницах газеты. Передовица называлась «Воинское братство».
Но на этот раз Корниловский изменил своей привычке. Он смотрел на крупную фотографию и млел от удовольствия. На фотографии замполит видел себя. Он пожимал руку губернатору провинции. Рядом стояли капитан Паршин и лейтенант Беляк. Над фотографией крупный заголовок «Крепится братская дружба народов СССР и Афганистана». А потом — репортаж, написанный специальным корреспондентом капитаном Серегиным.
— Так, так, так! Очень даже интересно! — приговаривал Семен Михайлович, довольный и радостный.
И еще он думал о том, что эту газету смотрят и читают в воинских частях от Целинограда до Кушки, от Красноводска до Намангана. Во всех столицах союзных республик Центральной Азии — в Узбекистане, Казахстане, Киргизии, Туркмении и Таджикистане, — в Ташкенте, Алма-Ате, Фрунзе, Ашхабаде и Душанбе, во всем Туркестанском военном округе, самом огромном из всех округов Советского Союза. Но самое главное то, что эту газету держат в руках члены Военного Совета и ТуркВО, и 40-ой Армии, иными словами его прямые начальники из Политического управления.
Все они смотрят на фотографию и читают о нем, о подполковнике Семене Михайловиче Корниловском. «Что бы там не говорили, а известность — штука приятная», — подумал замполит.
Серегин писал скупо, но емко. Как их, делегацию воинской части, прибывшую в Афганистан в составе ограниченного контингента советских войск, дружески принимал первый секретарь Народно-Демократической партии Афганистана провинции Нангархар товарищ Аманулла Джабари.
Замполит читал и отмечал про себя, что в репортаже чего-то не хватает. Всмотревшись в фотографию, он с удивлением обнаружил, что на ней нет Гришина. А как он помнит, советник стоял рядом с ним, с замполитом. Так их располагал тогда сам Серегин перед тем, как фотографировать. Гришин не упоминался и в репортаже. Словно он вообще там не присутствовал. Семен Михайлович сочувственно вздохнул:
