Мариус Габриэль - Маска времени
— Вот и ответ.
— Тогда что же их связывает?
Анна пересказала детективу все то, что рассказал ей сам Уэстуорд о пропавшем во время войны отце:
— Больше мне ничего не известно.
Джоргенсен кивнул в знак согласия:
— То же самое он и нам сказал. Не знаете, почему поиски пропавших во время войны так интересовали вашу мать?
— Нет. Но у меня днем назначена встреча с мистером Уэстуордом у него в номере. Я попытаюсь поподробнее расспросить его. Сейчас я знаю только, что это богатый незнакомец, явившийся сюда с какой-то миссией.
Джоргенсен вновь начал листать страницы в блокноте:
— Он не просто богат, мисс Келли, он — миллионер и возглавляет преуспевающий консультационный центр по инвестициям в Нью-Йорке. Кажется, у вашей матери был особый нюх на богатых людей.
— Думаю, ваше замечание неуместно.
— Простите. Но вы сами признали, что Уэстуорд — человек привлекательный.
— Да, конечно, — с нетерпением произнесла Анна, барабаня пальцами по гладкой поверхности стола. — Но это не означает, что он обязательно ее любовник. Мать любила Кемпбелла. И я не поверю, что он мог сделать нечто подобное с ней. Что, у вас в Вейле вообще нет грабителей? Нет наркоманов?
— Напротив, наркоманы в Вейле есть, — сказал Джоргенсен и наклонился вперед. — Но они чаще всего не убивают. Грабители обыкновенно носят перчатки и стараются не оставить следов. Особенно они не хотят наследить. В нашем деле нет ни одной зацепки, ни одного стоящего свидетеля, поэтому раскрыть его становится почти невозможным. Но здесь также имеется два аспекта, которые позволяют взглянуть на все с определенной точки зрения. Прежде всего в глаза бросается какая-то особая жестокость, с которой было совершено преступление. Преступник имел намерение убить Вашу мать. Этот факт не вызывает у меня никаких сомнений. Он бил с такой силой и нанес столько ударов, что о другом странно было бы даже и думать. Грабитель оставил вашу мать умирать на полу кухни. Но люди обычно убивают друг друга по очень веской причине. И убивают так чаще всего людей, которых очень хорошо знают.
Анна почувствовала вдруг, что кровь будто застыла в жилах.
— Да, — только и смогла согласиться она. Детектив взял листок бумаги, на котором были перечислены все пропавшие вещи.
— А вот и еще одна загадка. Вы указываете здесь пропавшие украшения: серебро, безделушки. Но меня интересует больше всего то, чего нет в списке. Квартира полна очень ценных вещей, которые так легко было украсть, а потом с выгодой продать. Например, коллекция произведений искусства. Грабитель же разбил все вдребезги, но почти ничего не взял. Он оставил вещи, стоящие тысячи долларов, которые мог так легко унести с собой.
— Преступник и не пытался найти сейф, — добавила вдруг Анна.
— Сейф?
Ей пришлось отвести детектива в спальню и отодвинуть картину. Джоргенсен только медленно склонил голову:
— Да, действительно, он не нашел его. Но и мы ничего подобного не заметили. Может быть, потому, что сейф, спрятанный за картиной, уж слишком старая и банальная идея, которая даже не приходит сразу в голову. — Он попробовал металлическую ручку и добавил: — Закрыто. Код вам известен?
— Нет. Я думала, что найду его в рабочем дневнике мамы, но не тут-то было.
— Специалист, пожалуй, сможет открыть его. Хотите, мы пришлем кого-нибудь или сами справитесь?
— Сама.
— Дайте тогда знать о том, что найдете внутри.
— Да, конечно.
Джоргенсен протянул руку, и у него на ладони засверкало кольцо с изумрудом.
— Преступник даже это не взял. Хотя кольцо было на руке вашей матери. Его цена — около двадцати тысяч долларов. Но он вернулся и перебил все вокруг. — Детектив опустил кольцо в ладонь Анны. — Эти обстоятельства наводят меня на следующие заключения. Первое: собирались совершить убийство, но решили обставить как ограбление. Второе: преступник искал здесь что-то другое. Искал и не нашел.
Анна собиралась отправиться в госпиталь, когда зазвонил телефон.
Это был Дрю Маккензи из Майами.
— Газеты смотрела?
— Нет еще. Времени не было.
— Телефоны как с ума сошли. Звонят не переставая. Ты разбередила осиное гнездо. Я знал, что именно так и будет. Тебе следует срочно вернуться в Майами, Анна. Я хочу, чтобы ты поехала на Гаити и вновь встретилась с Левеком. Он согласен дать эксклюзивное интервью. Ну как?
Это было так похоже на Маккензи — он даже не поинтересовался состоянием матери Анны, а сразу перешел к делу.
— Мне жаль, Дрю, но моя мать в коме.
— Но эксклюзив, Анна!
— Нет. Есть вещи и поважнее.
— Тебя нельзя заменить.
— Это моя мать, Дрю, я не могу ее оставить.
— Послушай, это самая «горячая» история из всех, что тебе приходилось держать в руках. Только ты, Анна, справишься с ней. Мне звонят изо всех агентств и телевизионных компаний в Нью-Йорке. Бульварные газеты хватаются за любые подробности и печатают самые невероятные истории о докторе-маньяке и прочую чепуху. Левек заперся у себя в Петионвилле и ни с кем не собирается разговаривать, кроме «прекрасной ирландки». Местные власти, местные врачи из ассоциации пытаются с ним встретиться, но он упорно отказывается. Ты, только ты, можешь «расколоть» Левека.
— У тебя есть его досье, собранное мной. Пошли кого-нибудь еще.
— Анна, ты не понимаешь. Он хочет разговаривать только с тобой и больше ни с кем.
— Он будет разговаривать с каждым, кто станет ему льстить, он ведь — психопат.
— Нет, ты не слушаешь меня. Он — будет — говорить — только — с — тобой, — раздельно произнес Дрю в трубку, словно разговаривал с последним идиотом. — Лично, заметь. С глазу на глаз.
— Полно американских пациентов, Дрю, и у них есть неопровержимые доказательства. Кое-кто из обслуживающего персонала в Палм-Бич тоже не против дать показания. И опять же — все, что собрано в моем деле о докторе Левеке.
В трубке установилась зловещая тишина.
— Сколько времени ты собираешься провести у постели матери?
— Столько, сколько будет нужно.
— Но пребывание в коме длится целые месяцы, иногда годы.
— Знаю, — спокойно согласилась Анна.
— Ты хочешь сказать мне, что отказываешься от самой «горячей» истории в своей журналистской карьере, чтобы ухаживать за матерью, находящейся в коме?
Только сейчас Анна вспомнила, что все издания Маккензи дают доход около двух с половиной миллионов долларов и что это для него поважнее матери, отца, братьев и сестер, вместе взятых.
— Дрю, я уже сказала, что не могу бросить мать.
— Несмотря ни на что?
— Несмотря ни на что.
— Но тебе никогда уже не подвернется подобный материал. — Не получив ответа, он продолжал стальным голосом: — Келли, ты подводишь меня, а я не прощаю этого.
— Прости, — все, что она смогла ему ответить.
— Может быть, он согласится поговорить с тобой хотя бы по телефону? Нам Левек сказал «нет», но вдруг он переменит свое решение.
— Дрю, — резко ответила Анна, — мне сейчас не до этого. Ни по телефону, ни каким другим способом.
— Сейчас ты не получаешь никакого жалованья, верно?
— Да, никакого.
В трубке замолчали, и Анна слышала только тяжелое дыхание собеседника, напоминающее дыхание быка перед атакой. Наконец Дрю с трудом произнес:
— О'кей, я уважаю твои чувства. — Но ненависть в его голосе была неподдельной. — Перезвоню дня через два. — И он резко бросил трубку.
Анна еще долго стояла, скрестив руки на груди и чувствуя, как ненависть шефа проникает во все поры ее тела. Дрю знал, как можно задеть человека. Неужели она действительно упустила самый важный материал в своей журналистской карьере? Может быть, ей уже никогда не удастся сломать такого человека, как Левек? Дрю действительно мог лишить ее журналистского заработка в качестве наказания. Это было очень на него похоже. Анна годами могла теперь сидеть на одном месте, видя, как горячий материал проходит мимо нее. А сознание этого было для нее страшнее, чем мысль об аде. Но неожиданно она увидела все в ином свете. Да черт с ними, с этими Дрю и Левеком. Мать все равно выше всего. В конце концов, она приняла решение, а остальное — не важно. С этим и надо жить.
Вдруг что-то неожиданно привлекло взгляд Анны. Она не раз это видела, но только сейчас обратила внимание. Предмет стоял на полке и, как все остальное в квартире, тоже пострадал от разгрома. Безвкусная русская матрешка, обычный сувенир из России, так не сочеталась со всем остальным в квартире.
Анна подошла к полке и взяла деревянную куклу. Открутив ее, заглянула внутрь. Там оказалась кукла поменьше, в ней еще одна, потом еще и еще.
Анна открыла их все и выставила в ряд перед собой на столе — маленькие русские краснощекие бабы с наглыми черными глазами. Красные деревянные рты загадочно улыбались Анне. А самая маленькая была раскрашена под спеленутого младенца.
