Игорь Афанасьев - Сапёр, который ошибся

В этот момент я заметил на лобовом стекле вертолёта пулевую пробоину. Под самый дембель видел фотографию нашего нач. прода на фоне пробитого лобового стекла вертолёта в бравой позе с автоматом наперевес. Как его туда занесло, непонятно, но бравада «тыловой крысы» была неприятна.

Только что высадившиеся пехотинцы бежали по склону к сбитому вертолёту, чтобы помочь своим товарищам лежащим на склоне.

Мы поняли, что огонь по вертолёту вели из дувала, находящегося у подножия склона. Авианаводчик стал вызывать вертолёты, а мы пускали ракетницы в сторону оборзевших духов. Вертолётчик нас услышал и понял. Он пролетел мимо дувала, из которого тут же ответили стрельбой.

Вертолёт развернулся на боевой курс и на малой высоте пошёл в атаку. С треском и белым шлейфом отсоединились НУРсы и понеслись в сторону дувала. Через мгновения одни врезались в стены, а другие влетели прямо в окна. Тут же дувал покрылся серыми цветками разрывов и утонул в белом облаке пыли, и донеслась канонада разрывов. Казалось, что дувал снесён с лица земли. Когда ветер отогнал пыль, оказалось, что разрушения не такие значительные.

Следом за первым в атаку пошёл второй вертолёт, из дувала его встретили автоматные очереди. Вертушка ответила плотным огнём НУРсов и скорострельной пушки. После второй атаки от бедного дома остался только первый этаж. Крыша обвалилась, стены обрушились, и облако плотной пыли не хотело рассеиваться. Мы ликовали, довольные работой вертолётчиков.

Нас торопили вверх, там другое подразделение пехоты штурмовало пулемётную точку. Душман из крупнокалиберного пулемёта простреливал подступы. Пехота, рассыпавшись в цепь по склону, осторожно подбиралась поближе к пулемётчику, а мы двинулись в обход. Заметив нас, пулемётчик выпустил несколько очередей, и стрельба прекратилась. Пехота начала осторожный штурм, и мы побежали им на помощь, пытаясь окружить пулемётчика. Когда подошли, то увидели что позиция, выложенная из скальных, плоских плит, пуста, а на треноге, запрокинув ствол в небо, стоял крупнокалиберный пулемёт, вокруг него валялся ворох расстрелянных лент.

Возле пулемёта суетился сапёр. Я хорошо знал этого хохла, на дембель он подарил мне китайскую ручку с золотым пером. «Это я нашёл пулемёт! Если что, понесу его!» — заискивая, говорил офицеру, а тот отводил глаза, не желая его слушать. В те времена за отбитый у духов пулемёт давали орден Красной Звезды. К сожалению, не знаю чем закончились его хлопоты.

Нам поставили задачу — выбираться в сторону долины. Спустившись ниже, мы остановились в складках хребта возле самой долины, чтобы уточнить маршрут. Через некоторое время заметили афганца, идущего вдоль глиняного забора, без оружия. Для стрельбы дальность была запредельная, но все старались попасть, а афганец всё шёл и шёл навстречу нам. Снайпер был молодым, и всё мазал и мазал. Пытался выпросить у него винтовку, но паренёк не уступал. Пока мы припирались, кто-то попал афганцу в ногу. Он резко согнулся, упал на пятую точку, и стал быстро отползать под прикрытие забора.

Вскоре нам поставили задачу пересечь долину, и мы спустились в неё в том месте, где ранили афганца. Он так и сидел под забором. Осторожно подошли и обыскали его. Пусто! Офицеры пытались узнать у него, где душманы, но афганец сначала делал вид, что не понимает, а потом, что ничего не знает. Офицеры доложили по рации, где находится раненый душман, и получили приказ — продолжать движение, а афганца должен подобрать церандой.

Рота двинулась по дороге, зажатой между глиняных заборов, за которыми раскинулись поля террасками. Мы шли без остановок, стараясь к вечеру пересечь долину и занять позицию на хребте, видневшемся вдали. Во второй половине дня нас обстреляли из дувала, который находился в 700-стах метрах от нас. Решили отправить группу во главе с прапорщиком, чтобы прицельно обстрелять из гранатомёта позиции душман.

С молодыми офицерами у меня с самого начала сложились хорошие отношения, и они всегда прислушивались к моему мнению, поэтому и меня отправили сопровождать группу. Прикрывая друг, друга мы перебирались с терраски на террасу, приближаясь к дому. Нас вяло обстреливали, одиночными выстрелами, и мы старались зайти с той стороны дома, где были узкие окна.

Гранатомётчик достал свою трубу и прицельно влупил в окно на втором этаже. Сорвав целлофан, граната влетела в окно дувала, и внутри раздался взрыв. Облако пыли с оглушительным грохотом вырвалось наружу сквозь выбитые окна. Одновременно бросили по гранате на крышу дома и во двор. В разнобой грянули взрывы. Подождали. Во двор решили не входить, и отступили к своим.

Рота тронулась дальше. Торопливым шагом к вечеру мы уже подходили к хребту, который каменными плитами врезался в долину. За хребтом был небольшой кишлачок из 3–4 домов, зажатый тесным ущельем, на дне которого широкая тропа поднималась наверх. Старались идти по камням, чтобы нечаянно не наступить на мину. Горные тропы хранят слишком большие опасности для тех, кто забывает о том, что враг всюду.

Солнце уже касалось острой кромки хребта, когда мы вышли на место. За нами раскинулась широкая долина. В середине её слышалась вялая перестрелка. Духи не хотели отходить, а церандою в лом было наступать. Дома, которые занимали враждующие стороны, были близки друг от друга, но скорое наступление ночи давало надежду одним и сдерживало других.

За местом, где расположилась рота, на хребте была впадина, после которой хребет снова уходил вверх. Вот за этой впадиной командир роты установил пулемётный расчёт. Они первыми должны обнаружить духов и открыть огонь, а потом отступить под нашим прикрытием. Мне тогда они показались смертниками, т. к. за их позицией хребет уходил вверх, и кустарник в расщелинах помогал бы духам подойти скрытно, но ребята обрадовались, что им досталась позиция подальше от начальства.

Мы поставили на подходах к их позиции несколько сигнальных мин на растяжках, а также установили сигнальные мины вокруг роты в наиболее опасных местах.

Командиры расставили посты и распределили бойцов на ночное дежурство. Меня с моим напарником от дежурства освободили, рассуждая, что надеяться и строго спрашивать можно только со своих.

Мы стали выкладывать бойницу в сторону кишлака, который был перед нами, как на ладони. В горах ночь наступает быстро. Солнце закатилось за хребет, и сразу же стало темно.

Перестрелка в долине не стихала. Интересно наблюдать за полётом трассирующих пуль. Церандой редко попадал в окно дома, где держали оборону духи, и трассеры догорали, увязнув в глиняной стене.

Душманам надоела эта нервотрёпка, и они засадили длинную очередь из пулемёта в окно, откуда их обстреливал церандой. Все трассеры вошли в глубь дома, после чего церандоевцы взяли большую паузу. Мы, наблюдавшие за работой вражеского пулемётчика, одобрительно зашумели и закивали головами. Да, церандою нелегко с такими соседями.

Ночь прошла относительно спокойно, невольно я просыпался, когда мимо меня проходили офицеры, проверяющие посты. Смотрел вниз на залитый лунным светом кишлак, крыши и стены которого были прекрасно видны, но в плотной тени от домов ничего нельзя было разглядеть. И снова засыпал, чутко прислушиваясь к ночным шорохам.

Но вот и забрезжил рассвет. Бойцы зашевелились и стали ходить по хребту в поисках сухого хвороста, чтобы развести костёр. Через некоторое время начштаба заметил блуждающих бойцов и приказал перемещаться только перебежками. Его КП находился на другой стороне долины, откуда мы пришли, и он видел в бинокль, что творится на наших позициях, но кишлак за нашим хребтом был скрыт от его глаз. Хворост стали искать на склоне со стороны кишлака. Потом при помощи картонки от «сухпая», сухой травы и сухих палок развели небольшой костерок, на котором разогрели кашу и вскипятили чай.

После завтрака лежали у бойницы и смотрели, как солнце заливает ярким светом маленький кишлак. Противоположный склон стал интересней и рельефней. Из долины поплыли запахи прелой земли и свежей травы, а с гор холодный ветерок доносил запах талого снега. Запахи перемешивались над нашим хребтом и волновали, а жаркое афганское солнце начинало припекать и успокаивать.

Вдруг передовой дозор доложил, что кто- то спускается по ущелью в кишлак. Все тут же приготовились к бою, ожидая вылазки душман. Вскоре появился одинокий чёрный силуэт, и в нём можно было угадать женщину. Она торопливо шла к кишлаку, и от ветра и быстрой ходьбы развивались черные просторные одежды и паранджа. Сначала подумали, что это переодетый душман, но когда она подошла поближе, то в фигуре явно угадывалась грация молодой и полноватой афганки.

Офицер приподнялся и крикнул ей, что в кишлак нельзя, но она твёрдо продолжала свой путь. Стали стрелять ей под ноги, я тоже прицелился и выстрелил несколько раз, но женщина, не обращая внимания на фонтанчики от пуль, продолжала свой путь. Мне страшно было нечаянно зацепить ее, и я прекратил стрельбу. Офицер приказал другим: «Отставить стрельбу! Пускай идёт!». Женщина вошла в один из дувалов и через полчаса вышла, и пошла вверх по ущелью. Мы молча провожали её глазами. Приказа преследовать её не было.