Валерий Николаев - Закуси горе луковицей
— За нравственностью, конечно, следить надо. У нас, например, таких фильмов днем не увидишь.
— Кстати, а из русского кино, что у вас сейчас идет? — спросил Володя.
Джеймс смутился.
— Откровенно говоря, у нас мало ваших кинокартин показывают.
— Я так и думал. Зато у нас сплошное американское кино: триллеры, боевики, непристойные комедии. Кстати, я уже давно интересуюсь: кто все же заказывает фильмы-катастрофы — уж не отцы ли терроризма? Ведь я полагаю, если сценарии трагедий и катастроф написаны — дело за исполнителями.
— Ну, это уж вы хватили! — отмахнулся американец. — Вы повсюду ищите злой умысел. А люди просто-напросто делают деньги.
— Нет уж, позвольте не согласиться. Они не просто делают деньги, а делают их вопреки здравому смыслу и во вред человечеству. Потому что и здесь главным аргументом целесообразности выступает сиюминутная выгода. Кстати, в капитализме это самое скверное. Так вот я уверен, что создатели таких фильмов программируют не менее половины будущих катастроф. Фактически они указывают на них: мол, вы на правильном пути, ребята, делайте так, и у вас тоже все получится. И будьте уверены, для кого-то такие фильмы станут опорой в действиях.
— Ну, не обязательно, — уже не столь твердо сказал Джеймс.
— Но ведь и вы сами в детстве тоже кому-то подражали!
— Не помню. Вероятно, да.
— Так вот, найдутся и здесь подражатели, — не сдавался Владимир.
— В дураке и царь не волен, — заметил дядя Моховых.
— А не надо вбивать в бедную голову этого самого дурака опасные вещи, тогда и он будет безопасен.
— Что же делать? Прикажете вернуться к цензуре? — с игрой в голосе спросил он.
— Я бы приказал…
— Вот вам цензуру! — Семен Викторович неожиданно для всех показал кукиш. — Свобода должна быть неприкосновенна! Поступиться ею — значит потерять демократию.
Володя улыбнулся.
— Семен Викторович, зачем же так горячиться? Политические свободы никому терять не хочется. И не о них речь.
— Нет! Нет! И нет! — категорично произнес он.
— Ну и черт с вами! — отмахнулся Володя. — И с вашим разлюбезным капитализмом.
— Однако при всех изъянах, — заметил Джеймс, — этот строй все же более динамичен. Он приучает человека быть активным, воспитывает в нем инициативу и умение любой ценой добиваться успеха.
— Джимми, вы меня словно не слышите. Ведь именно о цене я и говорю. Вместе с предприимчивостью вы пробуждаете в человеке эгоизм, его первобытные инстинкты: властвовать и рвать из чужих рук добычу. Неужели вы не понимаете, стремление к наживе уродует души людей. Она делает из человека примитива и возвращает его в каменный век. Лично я предпочел бы куда более медленное развитие цивилизации, чем эта гонка, весьма разрушительная для личности и природы.
— Владимир, может быть, тогда объясните нам, какова была истинная цель общества недавних мечтателей? — прищурился Семен Викторович. — Разве не благоденствие?
— Да, благоденствие, — ответил он. — Но не в ущерб нравственности. Если вы помните, предполагалось воспитать человека новой формации, для которого справедливость приоритетна.
— Ну, как вы не понимаете, это же чистая утопия. А у них, — Мохов-старший указал на американца, — реальный пример настоящего процветания и демократии. Их страна — страна действительно равных возможностей. Там совершенно иное качество жизни. И никакой абстрактной заботы — все эксклюзивно. Не нужно изобретать ничего нового: делай как они и живи себе по-человечески.
— Недомыслие тоже эксклюзивно, — раздраженно заметил Некрасов. — А вам не приходило в голову, что возможности одного человека купить целый комбинат и распоряжаться им могут обернуться лишением возможностей нормально жить для нескольких тысяч людей? Потому что в полной власти законного владельца сократить их рабочие места или вообще закрыть все предприятие. Вам не кажется, что цена свободы предпринимателя преступно высока? И что подобное равноправие, о котором вы упомянули, вступает в противоречие со справедливостью?.. Это уже какая-то фальшивая демократия.
— А что ж вы хотели? — развел руками ростовчанин. — На то он и хозяин.
— Я бы хотел, чтобы он был хозяином своей судьбы, но не чужой. А что касается американского образа жизни, то это не что иное, как потакание человеческим слабостям и порокам. Известно же, хочешь преуспеть в бизнесе — похорони совесть. Эгоизм, хитрость, подлость в ходу у любителей наживы. Они обеспечивают успех, и считаются у них добродетелями. А мне бы хотелось жить по-русски: честней, чище, душевней. И то, что меня вынуждают жить по правилам хищников, мне не по сердцу.
— Но так все живут! — теряя хладнокровие, вскричал Семен Викторович.
— В том и беда, не по-божески это. Наши деды вслепую с большой кровью искали путь к более справедливому общественному устройству. Не нашли. Но я надеюсь, что Россия поднимет экономику и снова поищет его.
— Опять вы за своё! Джимми, что я вам говорил? Ну, посмотрите вы на него! Идеалисты — это какое-то проклятье России.
Володя усмехнулся.
— Идеи, что зерна из фараоновой гробницы, силы своей не теряют. Попадая на благодатную почву, они непременно прорастают. Так что хоронить их — пустая затея.
— Но позвольте! Какой же путь еще ей нужен? — начал выходить из себя Семен Викторович. — Ведь ничего лучшего пока не придумано!
— Вот именно, пока. Вы же согласны, что общество несовершенно?
— Да, согласен. Но в мире нет ничего идеального.
— Правильное замечание. Именно поэтому и надо искать. Мы сейчас из одной крайности бросились в другую. Однако порочны обе общественные системы, и вместе с тем у каждой из них есть что-то привлекательное.
— И что ж вы хотите, чтоб мы опять встали по разные стороны баррикад?
— Нет, конечно, — ответил Некрасов. — Коль мы теперь в одном лагере, было бы хорошо вместе поискать модель государства, которая устроила бы всех. Если лучшие аналитики земного шара, используя все самое удачное из мирового опыта, возьмутся за дело…
— Очередная утопическая чушь! — с едким сарказмом перебил Семен Викторович. — Вы что же думаете: что кто-то всерьез отнесется к этому бреду и станет корректировать свое государственное устройство?
— Семен Викторович, а у вас нет ощущения, что мы все давно уже на одной дрейфующей льдине. И безопасность сосуществования в данных условиях — не столь глупая вещь, чтобы пренебрегать ею.
— Как из Васюков не получилось центра Европы, хотя перспективы у этого городка по утверждению Бендера были ослепительные, так не получится и оптимальной для всех модели государства. Я в этом уверен, — ответил он. — А лучшего примера, чем Штаты, не вижу.
— Семен Викторович, а вы лукавите: жить, как Америка, не сможет никто. Даже Европа.
— Это еще почему? — разыграл он свое удивление.
Володя вместо ответа бросил взгляд на американца.
— Джимми, ваш товарищ не понимает, что такое Америка. Объясните ему.
— Нет уж, вы и объясняйте.
— Хорошо. Я буду краток. Америка — это доведенные до абсурда амбиции, намертво, по-бульдожьи схваченный рынок, импортные мозги и мощный военный кулак. И, кроме того, богатые ресурсы, благоприятный климат и завидное географическое расположение — не всем так везет.
Семен Викторович растерянно посмотрел на Джеймса. А тот досадливо заметил:
— Умных голов у нас и своих в достатке.
— Джимми, а что, по-вашему, сегодня представляет собой Россия? — спросил у американца Володя.
Тот слегка порозовел. И подумав, сказал:
— Россия? Ничем не обоснованная претензия на некую исключительную духовность, клептократия, нищая и потому опасная армия, непредсказуемая финансовая политика, огромная экономически запущенная территория и вымирающее население.
— Сильно сказано! — воскликнул Володя. — Но почему вымирающее? Разве у вас или в Европе рожают больше?
— Нет. Но там это еще не проблема. А в России с такими темпами деторождения уже через столетие останется около тридцати пяти миллионов жителей. Это население Польши. А кто будет владельцем ваших территорий?
— Да какая нам разница? — раздраженно сказал Семен Викторович. — Нас-то уже не будет!
— Зато будут наши внуки и правнуки, — заметил Некрасов.
— Вот пусть они и решают свои проблемы.
— Да, детей вы тоже не любите, — только и смог вымолвить Некрасов.
И как-то сразу стало заметно, что взаимный интерес у собеседников пропал.
Даша, воспользовавшись паузой, вновь пригласила всех к столу.
В эти ненастные дни от укуса змеи умерла Раиса Семеновна — бывшая заведующая клубом. Чуть распогодилось, и она выгнала гусей на травку. Сама села присматривать за ними. И среди выброшенного кем-то хлама вдруг увидела, как ей показалось, кусок шланга, как раз такой, какой ей нужен был в хозяйстве. Она подошла, попыталась поднять его, и тут же была укушена змеей, гревшейся на солнце. Противозмеиной сыворотки у фельдшера, конечно же, не оказалось. И транспорта — никакого под рукой. Вот она, вторая сторона медали райского захолустья.
