Аптечка номер 4 - Булат Альфредович Ханов
Получается, бросок ключей в пустоту — чисто символический жест.
Зарема поднесла к лицу свернутый походный коврик и посмотрела в него, как в подзорную трубу.
— Приключение начинается!
3
Зарема выставила руку с вытянутым пальцем.
Мимо промчался десяток авто.
— Если не срабатывает, надо пройти чуть-чуть по обочине и ловить снова, — объяснила Зарема. — Примета такая.
Так и поступили. Никто из водителей опять не впечатлился. Моя спутница обхватила пальцами лямки рюкзака и двинулась вперед.
Я оглянулся. Ну и темпы. Остановка, куда нас привез автобус, и не собиралась пропадать из поля зрения. Мои глаза различали черный пакет, торчащий из мусорной урны.
— Сколько раз ты каталась автостопом?
— Четыре.
— А когда в последний?
— В девятнадцатом. Перед ковидом. Ездила к подружке на новогодние каникулы.
Меньше всего мне хотелось приставать с вопросами, но мучиться сомнениями тоже был не вариант.
— Не думаешь, что с тех пор водители перестали брать попутчиков? Все-таки многое поменялось… Карантин, вой на. Доверия в обществе поубавилось.
— Ты же доверился.
— Это не показатель. Я к тому, что в целом социальная дистанция увеличилась. Каждый сам за себя. С чего бы кому-то катать незнакомцев? Еще и бесплатно.
Зарема круто обернулась. Я чуть не врезался в нее.
— В России богатые традиции автостопа, — терпеливо сказала Зарема. — И за несколько лет их не истребить, даже если очень постараться.
— Целенаправленно не истребить, но…
— Бытовые привычки меняются медленно. Как хорошие, так и плохие. Проще сместить правительство, чем отучить людей бросать окурки с балкона.
Мы снова попытали счастья. На этот раз руку с вытянутым пальцем выставил я.
Дедок на синей — в тон его кепке — «Гранте» сжалился над нами.
Услышав, что мы держим курс на Карелию, он усмехнулся:
— Могу предложить только Набережные Моркваши! Тоже живописное место.
Мы сели в синюю «Гранту». В голове Набережные Моркваши уже срифмовались у меня с Простоквашино. Я бы не удивился, если дедок назвался бы почтальоном.
На этапе подготовки мы с Заремой договорились, что едем в Карелию, чтобы сплавляться на байдарках. И у нас, и у наших друзей из Питера совпали даты отпусков, и мы решили насладиться активным отдыхом в последние летние дни. Дедку выпало первым услышать нашу легенду.
— Будьте осторожны, — напутствовал водитель. — Там сейчас базы НАТО рядом.
— А мы их взорвем, — не растерялась Зарема, чем здорово потешила старичка.
С наилучшими пожеланиями он высадил нас на трассе М-7, не доезжая до Набережных Морквашей.
Близился полдень. Солнце припекало, и я расстегнул куртку. Не пришлось бы запихивать ее в рюкзак, и без того полный, как почтовый ящик, откуда минимум год не вытаскивали газеты и квитанции.
При лучшем раскладе мы добираемся до границы за четыре дня. Я прикинул: в первый день едем до Нижнего Новгорода (при всем опыте Заремы не верилось, что к ночи мы окажемся у Владимира), во второй — до Москвы, в третий — до Питера, в четвертый — по Ленобласти и Карелии. И это все с разумными перерывами на сон и перекусы.
С разумными. Какое слово, учитывая нашу затею.
Если обойдемся без трат, то по дороге можно позволить себе мотель. Принять душ и набраться сил.
При мысли о мотеле вспоминалась заезженная американская романтика. Фильмы, где персонажи бегут от чего-то и встревают в историю с гангстерами, наркодилерами, садистами и потусторонней нечистью.
— Ты останавливалась в мотелях? — спросил я.
— Один раз, — сказала Зарема. — А за стенкой дальнобойщик насиловал проститутку. Тогда я по-настоящему поняла, что значит вседозволенность.
После старика, державшего путь в Набережные Моркваши, нас подвез дачник на «Ларгусе». Дачник постоянно тянулся к бутылке с чаем и платком вытирал пот со лба. Пока мы посвящали водителя в нашу легенду, он ни разу не перебил. Судя по его лицу, мы интересовали его не больше, чем курс монгольского тугрика.
Когда дачник, перед тем как свернуть с М-7, оставил нас на обочине, я обратился к Зареме:
— Чего это он? Взял нас и совсем не разговаривал.
— Такие редко, но попадаются. Этот еще просто молчун, а некоторых раздражает, когда им что-то рассказываешь. Для таких идеальный пассажир — немой пассажир.
— Для чего им тогда вообще пассажиры?
Зарема пожала плечами.
Феномен требовал изучения. Может, дачник на «Ларгусе» записывал плюсики в карму. Может, жил девизом «Делай добро и бросай его в воду». В любом случае он не походил на тех, кто активно причиняет благо и лезет с советами. И это прекрасно. Чем меньше навязчивых благодетелей впереди, тем лучше.
На какое-то время везение нам изменило, и мы брели вдоль трассы.
— Откуда у тебя такое имя? — спросил я. — Фамилия у тебя русская.
— Папа, когда меня называл, о национальностях не думал. «Зарема» расшифровывается как «За революцию и май».
— Оригинально.
— Он считал себя анархистом. В перестройку воевал с Горбачевым, а после путча с Ельциным. В 1993 сорвался в Москву, чтобы защищать Белый дом, но опоздал к танковым выстрелам. Новости отца так шокировали, что он целый месяц бухал с дружками в Подмосковье. А на обратном пути познакомился в поезде с моей будущей маман. Судьбоносная встреча.
— Брак не самый удачный, да?
— По крайней мере, они не изводили друг друга десятилетиями. Это первое, за что я им благодарна. А второе — это политпросвет.
Я не удержался и подколол:
— Папа читал тебе на ночь Бакунина?
— Лучше. Он на пальцах объяснил мне, что Путин — это наследник Ельцина. Его избранный сын. Такая же беспринципная тварь. Теперь, когда я слышу, будто Путин спас страну после девяностых, у меня возникает жгучее желание выслать аналитика куда-нибудь в Забайкалье, где нет работы, а пьянство и криминал зашкаливают. Спас он, как же.
Внутренне я вознес хвалу небесам, что мы выбрали Финляндию, а не Монголию. Воздержались от путешествия по регионам, которые больше всего выиграли от дарованного спасения.
— Получается, бунтарство у тебя от папы?
— Если и так, то я бы хотела бунтовать успешнее, чем он.
— Все впереди.
— Когда так говорят, непонятно, подбадривают тебя или жалеют.
— Конечно, жалею! — сказал я
