Шёл 911-й день войны - Михаил Александрович Каюрин
В северной части большого поля на незначительном удалении друг от друга чадили несколько десятков неподвижно застывших машин с обеих сторон. Между ними неуклюже ползали немецкие и наши танки. Они огрызались вспышками выстрелов, пятились назад, прячась за бронёй чадящих машин, потом снова высовывались, опять стреляли и осторожно выдвигались вперед. Казалось, бой был неуправляемый. Танки, словно кровожадные пауки, рыскали по полю в поисках добычи самостоятельно. Советская артиллерия, которая занимала позиции на окраине хутора была основательно разбита. Искорёженные орудия, задрав в небо стволы или уткнувшись ими в землю замерли в неестественном облике. Всё поле заволокло дымом и было усеяно трупами немецких и советских солдат. Казалось, пехота с обеих сторон была полностью уничтожена. С краю поля, на левом фланге, уцелело около полдесятка советских пушек. Они периодически стреляли по немецким танкам, экономя снаряды.
— Да-а, покрошили тут наших мужичков в окрошку! — послышался голос Саюшкина. — Намолола фаршу калининская мясорубка!
«Где-то здесь должен находиться Васька Родин, — мелькнула тревожная мысль у Ивана. — Жив ли ты, верный мой товарищ и земляк?»
Едва он успел подумать о друге, как раздалась команда Саюшкина:
— Березин! Разворачивай машину влево! Будем заходить с фланга вслед за командиром!
Иван моментально рванул рычаг на себя, машина резко повернулась влево, затем полетела вперёд. Такой же манёвр сделали и две передних машины. Они понеслись к группе немецких танков, которые стремительно продвигались к позиции наших артиллеристов.
«Надумали подавить пушкарей, сволочи, — догадался Иван. — Командир решил пойти на выручку».
В этот момент рядом ухнул сильный взрыв. Танк подпрыгнул, Ивана швырнуло с сиденья, он ударился головой о стальной борт и потерял сознание.
Когда очнулся — в танке было полно дыма, мотор молчал.
— Что это было, командир?! — крикнул он и тут же схватился за голову. Она, казалось, готова была развалиться на части. Иван посмотрел на руки, они были в крови.
— Ваня! Живой, чертяка!? — обрадованно откликнулся стрелок-радист Голдобин. — А я уж подумал, нашёл и тебя осколок через смотровую щель. Вся башка в крови, лежишь, как мертвяк. Давай вываливайся наружу быстрее — каюк нашей коробочке. Бомбой «Юнкерс» угостил. Гусеница перебита, башню заклинило, чудом не загорелись. Отличной мишенью стал теперь наш танк для немцев. Командир высунулся из башни — так его сразу осколком и срезало. Насмерть.
— Житников где? Что с Азатом? — спросил Иван, задыхаясь от дыма. — Они живы?
— Вываливайся скорее, пока не вспыхнули! В любую секунду огонь доберётся до топливного бака!
Иван открыл люк, выполз из него на землю, успел глотнуть пару раз полной грудью, и собрался отползти подальше от танка, но не успел. Рядом разорвался снаряд…
…Очнулся он уже в санитарной машине. Грузовик, натужно урча и подпрыгивая на ухабах, тащился по просёлочной дороге. Кузов был полностью устелен ранеными.
Иван сразу вспомнил, что с ним произошло.
«Андрей! Что с ним? — мелькнула мысль о Голдобине. — Успел выбраться или остался в танке? Что с Житниковым и Байбековым? Живы ли»?
Он медленно повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, пытаясь взглядом отыскать среди раненых хотя бы одно знакомое лицо. Никого из членов экипажа среди них не оказалось.
«Что со мной?» — подумал Иван, когда вдруг почувствовал боль в ушах. Кроме пульсирующей боли в ушах слышалось непрерывное попискивание, будто рядом билась в отчаянии попавшая в мышеловку мышь. Попробовал по очереди пошевелить конечностями — они к величайшей радости повиновались ему. Правда, левая нога выше колена отозвалась резкой пронзительной болью, а в правом плече забилась горячими толчками кровь. Иван скосил глаза вдоль тела и увидел толстый слой окровавленных бинтов на бедре.
— Очнулся, слава богу, — послышался знакомый голос позади.
Иван попытался повернуть голову назад, чтобы взглянуть на говорившего человека, но резкая боль не позволила ему сделать этого. Он непроизвольно вскрикнул.
— Лежи Березин, лежи не шевелись, — тяжёлая заскорузлая рука легла ему на забинтованную голову. — Это я, Житников Игнат.
— Ерофеич, — радостно произнёс Иван. — Куда мы едем?
— В полевой госпиталь, — невесело отозвался пожилой заряжающий. — Куда же ещё мы можем ехать в таком состоянии?
— Как наши? — спросил Иван, спустя некоторое время. — Где они?
— Вдвоём мы с тобой остались, Ваня, — печальным голосом выдавил из себя Житников и немного передвинулся по днищу кузова, чтобы Иван мог сбоку видеть его лицо.
— Как…вдвоём? — переспросил Иван. До него не сразу дошёл смысл слов Игната Житникова. — Пересадили на другой танк?
— В другой мир они перешли, Ваня. Нет больше ни Андрюши, ни Азата. И Саюшкину ты больше никогда уже ничего не докажешь…
— Как их убило? — хриплым голосом спросил Иван.
Игнат ответил не сразу. Вероятно, он восстанавливал в памяти ушедший бой по минутам, чтобы ничего не упустить и рассказать всё то, что видел собственными глазами.
— Когда «Юнкерс» положил бомбу и танк наш умолк, командир решил осмотреться, что к чему. Долго возился с люком, пока смог открыть. А как открыл — его тут же сразило осколком. Я вытащил Саюшкина, положил в воронку рядом с танком, а сам отполз в небольшой овражек неподалёку. Стал ждать, когда вы появитесь, чтобы прикрыть в случае чего. Азат спрыгнул удачно, успел вовремя укрыться за гусеницей — вслед за ним очередь автоматная брызнула. Он тебя должен был вытаскивать. К этому времени из дымов выскочила небольшая группа уцелевших немецких танкистов. Они бежали прямо на нас. Голдобин был ещё в танке, срезал их из пулемёта. Через пару минут я увидел тебя и Голдобина. Он успел вылезти. И Азат в это время тебя заметил, из-под танка выполз следом за тобой. Тут вас всех и накрыло одним снарядом.
Житников умолк. Рядом с Иваном застонал раненый, потом стал бредить, громко выкрикивая отдельные слова.
— А ты как со мной оказался? — спросил Иван.
— Когда разорвался этот проклятый снаряд, я, грешным делом, подумал, что всех вас поубивало. Лежал в овражке и ждал, когда стрельба немного утихнет. Потом пополз, чтобы забрать оружие и сумку командира. У меня в магазине оставалось совсем мало патронов. Голдобин и Байбеков были мертвы, а ты оказался жив. Я и потащил тебя в овражек. А тут, откуда ни возьмись, немецкая пехота поперла на хутор вслед за танками. Заметили нас тобой. Пальнули. Я тебя успел столкнуть в овражек, а сам словил две пули. Одну — в руку, другую — в ногу. Слава богу, кости не задели. Обе навылет прошли. Распластался я, прикинулся убитым. Немцы мимо прошли. Потом перевязал себя, тебе ногу перетянул. Крови ты потерял много, потому и очнулся только
