Родиной призванные(Повесть) - Соколов Владимир Н.

— Аннушка, милая! — бросилась к ней Надя. — Какой день! Ну, пожалуйста, передай Костику, что у меня будут лекарства.

— Косте Поворову? Ты его знаешь?

— Да ты что, голубушка! Мы же родня. Даже больше, чем родня. У нас с ним и мысли, и желания одни.

«Зачем Митрачковой так много лекарств?» — подумала Аня Морозова, а потом не выдержала и спросила:

— Больно ты заботливая. В немецкой управе работаешь. Тяни уж эту лямку как-нибудь, для вида.

— Своих жалею… Ведь одна я на всю округу.

— Так у вас есть главный врач. Пусть у него и болит голова об этом.

— Ты, думаю, понимаешь, что творится кругом. Сколько наших людей нуждается в помощи. Приходят из-за Десны окруженцы, партизаны.

— Боже мой! Разве ты не знаешь приказа Гитлера? За помощь окруженцам, комиссарам, евреям…

— Смерть! — вызывающе вскинув голову, ответила Надя. — Мы с тобой комсомолки! Да и немцы не посмеют преследовать врача за оказание медицинской помощи.

— Эх ты, милая, добрая чудачка! Да не таким, как ты, фашисты крутили головы. Поберегись! А Поворову я все скажу. Попрошу за тебя… Лекарств у Геллера достану. А теперь иди! Скоро комендантский час.

На пороге дома Надю встретил отец:

— Да, Надюша, чуть было не запамятовал. Директор школы тебя спрашивал… Кабанов.

Надя посмотрела на часы-ходики.

— Пойду завтра.

Сын колхозника Андрей Кабанов посвятил свою жизнь школе. Он окончил Стародубское педучилище, стал учительствовать, продолжая свое образование заочно на историческом факультете московского пединститута. Летом он готовил школу к зиме, не хотел мириться с мыслью, что сюда, в Радичи, придут фашисты. А случилось так, что и повестку он получил в тот день, когда в Сеще и Дубровке появились вражеские парашютные десанты и несколько танков, прорвавшихся из Белоруссии. Много молодых людей так и остались не призванными в армию.

Кабанов бросился за реку, надеясь попасть в Дубровский партизанский отряд Мартынова. Но отряд понес большие потери и временно рассредоточился по лесным деревням. Андрей не нашел партизан, зато встретил Ивана Жарикова, своего давнего знакомого.

— Давай, Андрей, к фрицам проникнем на службу. Кабанов велел ему притихнуть, даже пригрозил партизанами.

— Ты куда меня тянешь? Чтоб от своих отвести? Чтоб смерть за мной ходила? — И совсем тихо: — Жена, доченька… Люблю их безмерно.

— Чудак; вот и останешься жив. Мне райком дал задание своих людей в тылу собирать. Ну, комсомолец! Вспомни Павку Корчагина… Изнутри грызть захватчиков надо. Идем, брат, повоюем! — позвал он, озорно скособочив шапку.

Так Кабанов снова вернулся в Сещу, пока еще не зная, что делать, на что рассчитывать. Главное — не сдаваться.

Глава шестая

По ночам Надя часто просыпалась. Отошел от нее глубокий сон, тот, что успокаивает нервы, прибавляет сил. Тишина первозданная, что обычно, в добрые времена, отстаивалась в сельских садах и огородах, словно улетела куда-то. Будил Надю то жалобный крик совы, то далекий и безнадежный вой собаки, то шуршание жучков в пазах крепко проконопаченной избы, то хрипло кричавший во сне брат Сенька.

Вот и нынче, пересиливая дремоту, Надя вышла на крыльцо. Светало. Где-то на большаке машины с хлюпаньем ныряли в выбоины. Слышались возгласы: «Форверст», «Форверст», понукивающие ругательства. Вдруг зашипел кто-то на крыше. Из риги донесся изумленный хохот: скорее всего, филин. А ночь темна, тревожна. Надя представила, как таятся в лесах партизаны, над лесом к черному небу взлетают разноцветные ракеты, режут небо строчки трассирующих пуль. Прислушалась к уличной тишине, вздрогнула.

— Чего, докторша, не спишь? — неожиданно, словно из-под земли, вырос Махор.

Пьяно покачиваясь, он уже начал свой обход. Хотел крикнуть что-то злое и матерное, но осекся. Перед ним стоял Геллер с небольшим чемоданчиком в руке. Высокий, в новой эсэсовской шинели, он так напугал Махора, что тот едва выговорил:

— У школы буду ждать.

У Геллера не было добрых чувств к русскому врачу, более того, внутренне он презирал и свою службу, за которую еще не получил офицерского чина, и это потемневшее от осенней сырости село с его слякотной дорогой. Но ему нужно было заработать хотя бы вот на таких порошках, что он держал в чемоданчике.

Отведя Надю под навес крыльца, он вынул из чемоданчика большой пакет, тщательно упакованный в глянцевую бумагу.

— Это есть секрет, — хитровато улыбаясь, взглянул на врача. — Обещал — сделал. Это стоит десять килограммов шпик. Можно окорок. Можно русское масло. Чистоган!

Надя блеснула глазами, осторожно взяла лекарства и скрылась, оставив Геллера одного. Через минуту вынесла ефрейтору сало.

— Как говорят русские, надо, чтоб все шит-крыт! Побожитесь!

— Да все между нами. Ей-богу!

Она не научилась в те дни прощать себе минутные слабости, покраснела до ушей. Отошло от сердца, как вспомнила людей, которых надо лечить.

Махор и Надя пришли в школу, когда в большой классной комнате Кабанов вел урок. Полицай открыл дверь не сразу, приложил к дверной щели ухо.

— Идемте! — возмутилась Надя. — Вы полиция, а не гестапо.

Из класса донеслись фразы:

— Я собрал…

— Мы нашли пулемет…

Надя не выдержала и, взявшись за ручку, хотела распахнуть дверь.

— Э-э, нет… — остановил ее полицай, — тут не арифметика. Тут войной пахнет.

Но в это время открылась дверь, и на пороге, раскинув обе руки, предстал Кабанов.

— Господин полицейский! Господин врач! Не ожидал, не ожидал. Проходите! Прошу! Вам бы, господин полицейский, свистнуть у дверей. Свисток есть? — Это было сказано с иронией, но Махор вроде бы не понял.

— Свистнуть — и хап за руку, да в участок, — прищуривая глаз, ответил на это Махор. — Эй, вон ты, пацан, какой такой пулемет нашел?

Но Кабанов не растерялся, не оставил Петьку наедине с полицаем.

— Отвечай, Петенька, нашел пулемет для передачи его великой германской армии. Ручной пулемет?

— Господин полицейский, я нашел пулемет в сещенских мелочах, — бойко ответил мальчишка, — и передам его немцам.

— Ну что ж… Коли так, ладно. Посмотрим. Школу пришли закрывать. Вот врача привел. Мое дело теперь сторона. Мне итить пора. Ну вы, пострелы, — цыкнул он на ребят, — вы того, смотрите.

Махор вышел. Кабанов, убедившись, что тот не вернется, продолжил урок. Ребята по очереди сообщали о собранном оружии. Кабанов улыбался, принимая немногословные рапорты.

— Петя, — обратился он к мальчику лет тринадцати. — Твой пулемет засек полицай. Придется его отдать. Ясно?

— Ясно! — блеснув глазами, согласился школьник. — Только я его изломаю.

— Это, пожалуй, надо сделать, — ответил Кабанов.

— А ежели все немецкое оружие поломать, тогда и войны не будет, — сказал Петька.

— Ну какой же ты у нас сообразительный.

— Наших людей всех не перебьют! — вмешался Васька. Он достал завернутую в бумажку фотографию и с гордостью показал: — Батя мой! Партизан был. Первый. Убили гады… Остался один дед. За батю я им отомщу…

Надежда долго и внимательно смотрела на ребят.

— Так вот, дети, школу мы закрываем.

Наступило молчание.

— Чтобы спасти вас от болезни, сделаю каждому прививку. В хатах соблюдайте чистоту, в дом к больным ни шагу… Мы должны своих людей спасти. Ну а что делать — вы знаете.

— Значит, оружие собирать? — еще раз спросил Васька.

— Обязательно собирать, — ответил Кабанов. — Но очень осторожно. Если кого-то из вас поймают, кричите, клянитесь, что нашли оружие, чтоб передать немцам. Такой у них есть приказ, они даже поощряют тех, кто находит и передает им оружие.

Кабанов прошел по классу, внимательно посмотрел в глаза ребятам.

— Каждому из вас не больше четырнадцати лет. Но вы уже не дети. Вы видели войну. Еще раз прошу — берегите себя!.. Мы победим. Мы будем жить хорошо. А теперь ступайте. Ты, Васек, подожди меня на улице.

Учитель обнял и поцеловал каждого школьника. Лица ребят были суровы и светлы.