Владимир Мильчаков - Последний прыжок
Раздавшийся неподалеку винтовочный выстрел прервал речь Насырхана. Он настороженно прислушался. Прозвучал второй выстрел, и сразу же вслед за ним началась оживленная винтовочная трескотня. Насырхан вопросительно посмотрел на Мадумара, тот недоуменно пожал плечами и подозвал к себе одного из басмачей.
— Узнайте там, из-за чего шум! — приказал он. — Что не поделили? Быстро!
Басмач ускакал. Насырхан, стараясь перекричать грохот несмолкающей стрельбы, продолжал:
— Тот не мусульманин, кто не вступит в число джигитов газавата. Поэтому по окончании базара разъезжайтесь спокойно по домам, а к полудню завтрашнего дня присылайте сюда по одному джигиту от каждых десяти домов. Кишлаки, не подчинившиеся моему приказу, будут уничтожены как гнезда предателей и отступников от корана.
Насырхан помолчал, оглядывая толпу злым, требовательным взглядом. Но в ответ ему не раздалось ни одного приветственного возгласа. Толпа настороженно затихла. Насырхан нахмурился и подошел к самому краю крыльца. В этот момент из толпы неожиданно вышел дехканин и остановился перед Насырханом. Дехканин был стар. Седая, узенькая, клинышком бородка обрамляла впалый, беззубый рот. Одет он был бедно, но опрятно. На голове аккуратно намотана холщовая, когда-то, вероятно, синяя, но теперь выгоревшая чалма. Подойдя к крыльцу, он почтительно наклонился и с благоговейным видом поцеловал полу халата Насырхана.
— Дозволь узнать, праведный Муддарис, — спросил он, — куда завтра посылать джигитов? Где они будут вас искать?
Насырхан подозрительно вгляделся в старика, но у того на лице ничего нельзя было прочесть, кроме почтительного внимания.
— Меня незачем искать, — гордо ответил Насырхан. — Мы никуда отсюда не уйдем. Джигитов посылайте в Кассан-Сай. Отсюда мы поедем на Наманган.
— Под конвоем? — донесся из толпы чей-то голос.
Окружающие толпу басмачи кинулись было разыскивать крамольника, но Насырхан величественным жестом остановил их.
— Под конвоем мы поведем отступников, чтобы повесить их на площади в Намангане, — угрожающе проговорил он, и, обращаясь к старику, задавшему вопрос, продолжал: — Иди, старик, и посылай…
Прервавший винтовочную трескотню взрыв заглушил окончание фразы, Насырхан сердито обернулся к Мадумару.
— Кто там осмеливается сопротивляться? — спросил он. — Немедленно схватить и сжечь!
Мадумар, почтительно поклонившись, сбежал с крыльца, но, не отойдя и десяти шагов, остановился. Из-за угла дома на площадь выехал басмач, он тянул за собой на веревке человека со связанными руками. Человек был одет в поношенное красноармейское обмундирование.
— Что там происходит? — спросил Насырхан. — Кто стрелял?
— Милиционер, — почтительно ответил басмач.
— Этот? — кивнул Насырхан на связанного.
— Нет. Милиционер успел взобраться на крышу и утянул за собой лестницу. К нему не подойдешь. А он бьет без промаха. Троих наших уже нет.
— Почему не подожгли дом? — раздраженно взглянул на басмача Насырхан.
— Он каменный. Да и не подступиться. Наши было подбежали, так он гранатой… троих ранило… не выживут.
— Ишаки! — сердито бросил басмачу Мадумар и кинулся в сторону гремевших выстрелов.
— А это что за падаль? — спросил Насырхан, вглядываясь в связанного.
— Это Турсун Рахимов! — объяснил Насырхану ближайший байбача. — Председатель сельсовета.
— Коммунист?
— Самый вредный. Житья от него нет.
— К милиционеру на помощь бежал, — сообщил басмач. — Хорошо из нагана стреляет. Двух наших уложил, пока связали.
— А милиционер русский? — спросил байбачу Насырхан.
— У нас в милиции одни узбеки, — ответил тот. — Все утром уехали в Наманган. Один Юлдаш Дадабаев остался. Он больной был… малярия. Значит, это Юлдаш и стреляет.
— Коммунист?
— Нет. Из Красной Армии недавно вернулся.
— Слушай, собака, — крикнул Насырхан пленнику. — Сейчас ты подохнешь. Жалеешь теперь, что пошел против своего народа?
Турсун Рахимов, собрав остаток сил, с трудом открыл единственный уцелевший глаз.
— Я шел только со своим народом, — еле шевеля разбитыми губами, ответил он Насырхану. — А жалеть действительно жалею…
— А, значит, раскаиваешься, — торжествующе усмехнулся Насырхан. — Вы слышите, правоверные?
— Нет, не раскаиваюсь, а жалею, что не увижу, как тебя расстреляют, старый шакал, — неожиданно окрепшим голосом ответил Рахимов.
Насырхан вздрогнул, попятился и махнул одному из байбачей рукою. Тот из обреза в упор выстрелил в председателя, и Рахимов тяжело упал на ворох бумаг, выброшенных из окон сельсовета. Толпа испуганно ахнула и после короткой паузы встревоженно загудела. А Насырхан резко повернулся к толпе и с неприкрытой угрозой заговорил:
— Так мы будем расправляться со всеми коммунистами, учителями и потаскушками, снявшими паранджу и оголившими лицо. Запомните это и расскажите всем правоверным. А завтра к полудню джигиты по одному от десяти домов должны быть здесь. Иначе…
В нестихавшую ружейную перестрелку неожиданно вмешались пулеметные очереди. Насырхан, оборвав фразу, прислушался…
Из-за угла вылетел басмач и, подскакав к крыльцу, о чем-то шепотом доложил Насырхану.
— Ни за что, — оборвал его Насырхан. — Скажи Мадумару — пусть держится. К вечеру подойдет Истамбек. Мы не можем уходить из Кассан-Сая.
Басмач ускакал обратно.
Из-за угла на полном скаку вылетел Атантай. Подъехав к крыльцу и не обращая внимания на толпу, он вслух доложил:
— Один эскадрон красных атакует в лоб, второй обходит по берегу. Мадумар отходит. Медлить больше нельзя, — и, повернувшись к байбачам, закричал: — Коня его превосходительства ляшкар баши священного воинства ислама господина Насырхана-Тюря. Быстрее, шайтаны!..
Байбачи подвели лошадь Насырхана. Торопливо взобравшись в седло, Насырхан, задыхаясь от ярости и грозя плетью, пообещал радостно оживившейся толпе дехкан:
— Сегодня торжествуют гяуры… Но это ненадолго… Мы вернемся с войсками, пришедшими из Китая и Афганистана. Мы зальем кровью…
Атантай схватил повод лошади Насырхана, ударил ее плеткой и галопом вырвался из толпы. Байбачи начали торопливо разбирать своих лошадей.
— Так куда же мы теперь пошлем наших джигитов по одному от десяти домов? — лукаво прищурившись, спросил старик дехканин в синей выгоревшей чалме. — Его превосходительство ляшкар баши Насырхан-Тюря удрал, как заяц!
— Молчи ты, старая кляча, — угрожая плетью, двинулся на него один из байбачей, уже вскочивший на лошадь, но камень, пущенный из толпы, ударил его по голове и сбил байбачу на землю. Он сразу же исчез под ногами рванувшей вперед толпы.
— Правоверные! — призвал толпу чей-то молодой звонкий голос: — Бей этих толстозадых, пока не удрали. Поможем Красной Армии!
Толпа кинулась на байбачей. Их начали избивать палками, камнями, стаскивали с лошадей и топтали ногами. А мимо, не обращая внимания на свалку, кипящую на площади, мчались остатки конницы Насырхана во главе с Мадумаром, и, приближаясь, с каждой секундой все громче и громче гремело красноармейское «Ура-а-а!»
4. Начало пути
По самой середине пыльной кишлачной улицы, устало повесив уши и спотыкаясь, семенил ишак. Утомленный длинной дорогой не менее своего длинноухого спутника, Тимур сидел боком в неудобном седле, перекинув ноги на одну сторону. Халат и лицо юноши были обильно припудрены желтой дорожной пылью.
Стоявшее в зените солнце, казалось, стремилось спалить все живое. Улицы большого, густо населенного кишлака были пустынны. И со дворов из-за высоких земляных стен не доносились ни звуки человеческих голосов, ни крики домашних животных. Кишлак словно вымер. Только в самом конце улицы, опираясь на палку, ковылял древний старик в белом легком халате и чалме. Тимур придержал ишака и огляделся. После короткого раздумья он уселся в седле по-настоящему и погнал ишака навстречу старику. Поравнявшись с ним, юноша почтительно поклонился.
— Салям алейкум, отец!
— Алейкум ва-а-с салам, — проскрипел в ответ старик.
— Как ваше здоровье, отец? Все ли благополучны и здоровы в вашем доме?
— Милость аллаха не оставляет нас, недостойных. Куда путь держишь, молодой джигит?
— Не скажите ли вы мне, отец, где живет почтенный Байрабек Мирза Рахим? — понизив голос, спросил Тимур.
— Еще год-два тому назад Байрабек был одним из самых уважаемых людей Янги-Базара, — усмехнулся старик. — Но времена переменились. Власть нашла нужным отобрать богатство, неправедно нажитое Байрабеком и его предками. А что человек без богатства? Всего лишь жалкая тень, а не человек.
— Я слышал о несчастии, постигшем Байрабека, — дипломатично ответил Тимур. — Но все мы лишь пылинки в руке всевышнего, и милость аллаха сегодня может возвысить того, кто вчера был в несчастье. Как же мне найти его дом?
