Виктор Светиков - Вершины
Уроки первого лейтенантского года здорово помогли ему, когда он попал служить в одно из подразделений ограниченного контингента советских войск в Афганистане. И сейчас, глядя на красный кирпич старинной кладки, Александр невольно впадал в сентиментальное настроение. Любил он этот городок. В просторечье местные жители так и называли его «Красные казармы». Тем самым они отдавали дань прежде всего историческому прошлому казарм: здесь в жестокую круговерть гражданской войны формировались и уходили на борьбу за Советскую власть первые полки красной конницы. Здесь перед Великой Отечественной ковались кадры советской кавалерии, которым пришлось водить в атаки кавалерийские эскадроны в гвардейских корпусах Доватора, Кириченко, Селиванова. Наверное, в минуту фронтового затишья лихие командиры добрым словом вспоминали «красные казармы», где каждый из них учился воевать, постигал суворовскую заповедь о том, что в военных действиях нужно быстро сообразить и немедленно исполнить, чтобы неприятелю не дать времени опомниться.
Шли годы. После Великой Победы над фашистскими захватчиками в «красных казармах» появились новые обитатели. Конюшни, долгое время слышавшие ржание строевых коней, превратились в надежные боксы для могучей техники. В одном из таких боксов и размещались боевые машины пехоты мотострелкового батальона танкового полка, где командиром взвода начал офицерскую службу выпускник Бакинского высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета Азербайджанской ССР лейтенант Черножуков.
Уже на первом учении с боевой стрельбой командир роты капитан Леонид Карташов отметил умение молодого взводного надежно управлять подразделением. Не укрылась от ротного и такая деталь: за короткое время Черножуков сумел не только найти нужный тон в обращении с подчиненными, а и стать им как бы старшим товарищем. У лейтенанта словно не было личных дел за пределами «красных казарм». Для некоторых молодых офицеров-холостяков большой город с сияющими по вечерам огнями проспектов и улиц таил немалые
соблазны, а Александр пропадал во взводе с утра до позднего вечера. Иногда и ночевать оставался, если ранним утром предстоял выезд на полевые занятия.
Вот почему Черножуков знал каждого солдата по имени-отчеству, знал не только по сухим анкетам, но и по задушевным разговорам. И каждый человек был для него личностью. Потому, наверное, команды лейтенанта, четкие и короткие, как и положено по уставу, на тактическом учении воспринимались взводом с готовностью выполнить их как можно старательнее.
Импонировала капитану Карташову и другая черта в командирском становлении лейтенанта Черножукова: он постоянно пытался усложнить для подчиненных выполнение учебно-боевых задач. Однажды его взводу предстояло атаковать безымянную высоту, сотни и сотни раз до этого изъезженную и исполосованную гусеницами БМП и танков. Александр дольше обычного ставил задачу подчиненным. Прислушавшись к его словам, ротный не сразу понял, о чем идет речь. А когда разобрался, лишь удовлетворенно хмыкнул. Командир взвода обрисовывал высотку таким образом, чтобы людям виделся труднодоступный укрепленный опорный пункт, как крепкий орешек, раскусить который — не пустяк.
Сержанты, передавая из рук в руки нарисованную Черножуковым схему опорного пункта, высказывали свое мнение, как лучше распределить силы и средства взвода, какой вид маневра избрать в предстоящей атаке.
— Давайте не будем считать противника условным, — говорил однажды Черножуков на совещании офицеров батальона, — противник — это, как я понимаю, прежде всего непримиримый, отлично обученный и вооруженный враг, с зоркими глазами, от которых не укроется ни одна наша ошибка на поле боя.
«А всегда ли мы помним об этом? — подумалось тогда командиру роты. — Кое-кого медом не корми — дай попроще, да побыстрее провести занятия: жара, мол, давит или холод одолевает. Воевать-то, если придется, не по холодку будем, когда ни жарко и ни холодно. Аи да молодец, Черножуков! Ничего не скажешь!»
Фамилию лейтенанта Черножукова все чаще стали называть среди передовых офицеров батальона. И в общем-то ни у кого не было сомнений, что в связи с предстоящим перемещением Карташова на вышестоящую должность лейтенанта назначат командиром роты. Но вскоре после обстоятельного разговора со старшим начальником, прибывшим в полк, Александра откомандировали к новому месту службы.
— Боевой удачи вам, — напутствовал его Карташов. — Верю, мы еще послужим вместе...
Кто-то принес подкову, мол, с ней у тебя, Саша, будет сплошное везение. Шутка развеселила Черножукова и напоследок он пообещал товарищам вернуться либо со щитом, либо на щите.
По дороге в Демократическую Республику Афганистан в состав ограниченного контингента советских войск Александр не расставался с добрым чувством к родному полку, где он по-настоящему уверовал в свое командирское признание. А что ждет его впереди? Как пойдет его служба в необычных условиях? Сумеет ли справиться с новыми задачами? Был уверен, что сумеет. «Во всяком случае буду стараться!» — решил твердо. Не знал он, не мог даже в самых смелых мечтах предполагать, что через два года вернется сюда, в «красные казармы», Героем Советского Союза, обожженный огнем боев, и станет начальником штаба батальона. Сослуживцы, для которых эти два года в полигонных буднях пролетят как один день, будут с почтением внимать каждому его слову, не раз своими дотошными вопросами возвратят его в пережитое суровое время. Как драгоценную книгу, он вновь и вновь будет перелистывать ее страницы, так же, как полюбившиеся ему страницы написанных еще в двадцатых годах очерков комиссара гражданской войны, пламенной журналистки Ларисы Михайловны Рейснер, лучше которой, по убеждению Черножукова, никто не написал о стране и народе Афганистана. Как точны ее слова, рисующие картины далекого края:
«Горы обрызганы темной росой редких трав, они пологи и песчаны. Но везде из-под зыбкой пыли выступают камни, и на них страшно смотреть — так они бесконечно стары, так разъедены и разрушены временем. Уцелело только то, что действительно вечно. И обглоданные, истонченные веками, они сами еще больше, еще сильнее хотят истлеть. Кряжи, острые как нож, отделяют почти солнечную пыль, в течение столетий раздирают свои крошечные трещины, разверзают их немыми усилиями, крошат и сбрасывают пепел с зазубренных краев, как остатки иссохшей кожи. Только эти валы окаменевшего океана бесконечно устали быть и, раздавленные собственной тяжестью, ищут соединения с легким прахом, мягко засыпающим склоны. Нет молодых камней, нет новых громад. Нежнейший желтый мрамор, и розовый, и серый с черными венами — все они хранят и расточают блеск, приобретенный на заре мироздания, они вянут и потухают из века в век, эти гранитные цветы, эти букеты из мрамора».
В древних горах устало вьются дороги, проложенные еще с незапамятных времен самолюбивым Александром Македонским и хромцом Тимуром. Рейснер образно сравнивала эти дороги с кровеносными сосудами, в которых смешалась ненависть десятков завоевателей.
Советские солдаты пришли сюда не как завоеватели, а как истинные друзья. На покрытых вековой пылью дорогах Афганистана их руки сжимают оружие только затем, чтобы обезопасить автомобильные караваны, везущие в дальние кишлаки хлеб для голодных, медикаменты для больных и раненых, тракторы для обработки земли, книги для жаждущих знаний.
Не нравится мракобесам Апрельская революция, ее завоевания. Они против того, чтобы трудовой народ жил в достатке, получал образование, был свободным. Они пытаются уничтожить ростки новой жизни. Зловещие банды контрреволюционеров, подобно Иуде, продают родину за доллары оптом и в розницу.
В провинции Урузган душманы блокировали ряд населенных пунктов. Продовольствие у населения оказалось на исходе. Значит, скоро в горах появится колонна грузовиков. При слабой охране они могут стать легкой добычей врагов. На помощь афганскому воинскому подразделению наше командование выделило взвод во главе с лейтенантом Черножуковым.
— Путь, по которому пройдет колонна с хлебом, — единственный в горах, — инструктировал взводного командир батальона майор Александр Терехов. — Настраивайте людей на высочайшую бдительность. В голове колонны пойдут саперы. Их задача устранить минную опасность на дороге, ваша — вместе с афганскими солдатами предотвратить и отразить нападение душманов, не дать им запереть грузовики в горных теснинах. И помните, — майор воспаленными от бессонницы глазами испытующе оглядел затянутую ремнями фигуру лейтенанта, — нужно стараться упреждать противника, навязывать ему свою волю, не давать ему опомниться. Только так, не на словах, а на деле мы сумеем сохранить наших людей...
Майор тяжело вздохнул и, словно про себя, проговорил:
