Андрей Жариков - Крушение «Кантокуэна»
Решили сходить. Поднимутся в потемках и пойдут. Поглядят, как токуют глухари.
Дедушка посоветовал взять ружье.
— Заодно загляните на Лысую гору. Что-то там вчера ночью огоньки мигали. Боюсь, как бы браконьеры не поселились. Глухаря-то бить запрещено.
Как договорились, на рассвете дед Василий разбудил ребят, напоил чаем со ржаными сухарями и проводил до тропы, ведущей к сосновому бору. Еще раз предупредил об осторожности.
В бору было еще темно. Сквозь крону сосен лишь кое-где виднелось темно-синее небо с робко мерцающими звездами. Под ногами хлюпала пропитанная снеговой водой подстилка из опавшей иглы, мелких веточек и прошлогоднего папоротника. От прелых пней пахло грибами. Там, где посуше, по голенищам сапог хлестал черничник. Черничные и брусничные поляны — любимые места глухарей. Зимой и весной глухарь питается иглами и почками хвои. Токует там же, где ночует, не ищет открытых мест для драки с соперником, как задиристые тетерева.
Кое-где еще лежал мокрый, ледянистый снег, засоренный осыпавшейся крошкой сосновой коры и отжившими иглами.
Слава рассказал, что получил повестку из военкомата. Его зачислили в морскую пехоту, нужно ехать во Владивосток.
— Счастливый ты, Славка, — позавидовал Мирон.
Ему самому поскорее хотелось стать военным. Но бежать на фронт «зайцем» считал несерьезным. Без документов немедленно задержат.
— Тсс! Поет… — шепнул Слава. — Близко поет…
«Тэк, тэк, тэк!» Огромная царь-птица словно извещала всех, что она уже проснулась. В ответ послышалось: «тэк, тэк, тэк!» Стало тихо, и в этот момент под ногами треснула ветка. Глухарь не сразу повторил свою песню.
Неожиданно он стал «тэкать» слева. Мирон успел сделать несколько шагов. Слава остался на месте и притаился. Было тихо. Лишь где-то журчал ручеек, бежавший с вершины сопки.
Неожиданно за ворот что-то посыпалось, видно крошка коры. Мирон глянул вверх и увидал на фоне неба бородатую голову глухаря и его раскрытый, как у орла, клюв. Глухарь-петух, вытянув кверху шею, топтался на месте, распустив хвост веером. Красив! Разве можно убивать такого красавца? Недалеко запел еще один глухарь. Значит, дед Василий прав: не улетели из леса глухари.
— Видишь? — тихо спросил Мирон и нечаянно задел ветку.
Наверху захлопали крылья, посыпались на голову высохшие сосновые шишки и сломанные кончики веток, лес наполнился шумом, но вскоре опять стало тихо.
— Зачем же ты вспугнул их? — огорчился Слава. — Мы могли дождаться полного рассвета, и они не заметили бы нас… Сколько их? Вот это да!
— А ты говорил, что они покинули лес, — сказал Мирон. — Нет, не покинули.
— Ну, пройдемся по склону сопки до Лысой горы, — предложил Слава. — Посмотрим, что там.
— Пойдем, — согласился Мирон, все еще испытывая вину за то, что спугнул глухарей.
Почти четыре года они дружат и ни разу не ссорились. Мирон всегда уступчивый, спокойный. Любит читать. А Слава только с виду озорник, а по натуре он мечтатель, и душа у него добрая. Приедет к Мирону в выходной день погостить — не даст деду Василию ни за водой сходить, ни дров нарубить, все сделает сам. Любит косить траву. А как радуется, когда вытащит крупную рыбу на озере. Радуется, а улов всегда отдает Мирону.
У себя на кожевенном заводе Слава смастерил из отходов овчины деду Василию рукавицы, а Мирону — унты, чтобы в лютые морозы ездить в школу.
Вырос Слава ловким, сильным, красивым. Он был почти на голову выше Мирона, говорил баском и выглядел старше своих восемнадцати лет. От того мальчика, с которым познакомился Мирон в Свердловске в сорок первом году, остались только светлые волосы, зачесанные набок, да задумчивые грустные глаза.
Выйдя из соснового бора, ребята направились по кратчайшему пути через редкий, мелкий осинник, выросший после лесного пожара, к сопке. За сопкой возвышалась Лысая гора.
— Смотри, лоси осинник обглодали, — заметил Мирон, рассматривая стволы молодых осин. — Любят полакомиться осиновой корой и молодыми побегами.
— Да, и натоптали здорово, — удивился Слава. — Сколько же их?
Дошли до межгорной впадины, где еще плотным настом лежал снег и заметили… следы человека. Ясный след от сапог с металлической подковкой на каблуке. Впрочем, чему удивляться, военных на Безымянном стало много. Быть может, кто-то и ходил на охоту.
У вершины сопки ребята забрались на побуревшие от высохшего лишайника огромные камни-граниты, навечно прижавшиеся друг к другу, и залюбовались прозрачной далью. За много километров видна железная дорога, отчетливо просматривается шоссе, уходящее на юг, к государственной границе. Оживилось шоссе весной. Автомашины идут непрерывным потоком. Издали кажется, будто бы какое-то живое существо ползет, извивается между горами. Никогда такого не было.
По железной дороге с небольшими промежутками бегут поезда. С высокой сопки они выглядят игрушечными. Вот бы посмотреть в бинокль… А Лысая гора еще выше. Дедушка Василий сказывал, что оттуда волки выслеживают добычу. Заметят лося-подранка или больного, сразу нападут. А со здоровым взрослым лосем не справятся.
— Чуешь, курит кто-то? — Мирон прислонился к Славе.
— Да, вроде запах дыма. Неужто с дороги ветерок доносит? — Слава втянул воздух носом и шепотом произнес: — Курят, и где-то близко.
Мирон сразу решил, что это браконьер.
— Бродит неподалеку, а скорее всего, бросил окурок, вот и чадит. А сам небось уже лосятину жарит или глухаря.
Слава оглянулся и тут увидел какого-то человека с тяжелой ношей на плече.
— Смотри! — шепнул он. — Сюда кто-то идет…
Словно по команде, ребята в мгновение сползли с камня и замерли.
— Лося убил, мясо тащит… — сказал Мирон.
— Тсс! Замри! — Слава дернул его за пиджак. — Пригнись пониже.
Незнакомец не заметил ребят. Он подошел к стыку двух камней, тихонько откашлялся и нырнул в узкий вход в пещеру.
— Беги на разъезд, доложи! — приказал Слава, как командир. — Я притаюсь здесь и покараулю этого типа…
Тревожным и долгим показалось ожидание. Мирон привел солдата с автоматом.
— Один он там? — спросил солдат.
— Не знаю, — ответил Слава, — но мне кажется, в пещере кто-то разговаривал. Чуешь, папиросным дымом попахивает? Не махру курят.
Солдат подал сигнал ребятам укрыться за камнем и подошел к входу в пещеру сбоку.
— Кто там? Выходи! — приказал он властно.
Тишина.
— Выходи! Или брошу гранату!
Осторожно, как зверь, вышел плюгавый человек. Нос — как редиска с проткнутыми отверстиями.
Солдат, держа автомат наготове, спросил:
— Ты что, живешь в этой берлоге?
— Зачем живешь? Моя живет в Бурятии, моя в Читу идет… — ответил незнакомец.
— Ничего себе! — удивился Слава. — Бурятия там, — он указал рукой на север, — а Читу вы уже прошли.
— Не прошел, моя там живет… — прикидывался глупым незнакомец. Он зыркал глазами, словно больше всего боялся оружия в руках солдата и Славы. — Не надо трогать бурята-охотника. Соболя ищу. Деньги много плачу, если есть соболь. Продавай.
— Соболей нельзя бить! — возмутился Мирон. — И лосей без разрешения бить нельзя.
— Есть разрешений, есть, — сморщился незнакомец. — Бумага имеем.
Солдат обратил внимание на руки незнакомца. Они чистые, коротко обрезаны ногти. Догадался: не браконьер. И говорит не с бурятским акцентом. Скорее всего… японец.
— Вот что, бурятский охотник, не тумань нам голову! Руки назад! И не шевелись! А вы, ребята, свяжите ему руки покрепче.
Пригодилась веревка на поясе Мирона.
— В Чите пожалуюсь! Меня забирают! — стал громко кричать незнакомец.
Его маневр солдат сразу разгадал.
— Возьми его на мушку! — приказал солдат Славе и бросился к входу в пещеру. — Против входа не стой! — крикнул Мирону. — Эй, выходите! Приказываю: выходите немедленно!
Окрик подействовал. Из пещеры вышел, озираясь, коренастый, широколицый человек лет сорока. С виду русский. В новой телогрейке защитного цвета, шапке-ушанке со следом пятиконечной звезды, в добротных унтах. В руках бескурковое охотничье ружье.
Он, конечно, слышал разговор, и был убежден, что их принимают за скупщиков соболиных шкурок. А поскольку у них нет ни одной шкурки, то и задерживать их никто не имеет права.
Но солдат рассудил по-своему:
— Брось ружье! Брось — или стреляю!
Широколицый положил ружье. Стал грубо возмущаться, но солдат приказал ему молчать и отойти от ружья.
Не спуская глаз с задержанного, солдат еще раз крикнул:
— Кто еще там? Выходи!
Не услышав ответа, приказал Славе:
— Стреляй в пещеру!
Слава не сразу выстрелил. Он тоже крикнул, чтобы вышли из укрытия люди, и, не уловив даже шороха, выстрелил в темноту.
— Вы мне за все ответите! — пригрозил широколицый. — Ведите, если это так нужно.
