Ганс Кирст - Покушение

— Ну и сколько времени Майер следит за мной? — осведомился Бракведе.

— Всего два часа, — без запинки ответил тип, сидевший в казенном автомобиле.

— А почему?

— Обычная формальность, — заверил Фогльброннер скрипучим фальцетом. — Нам просто нечего делать. Мы поступаем так каждый раз, когда кто-то попадает в поле нашего зрения. А вчера им оказался ефрейтор, по прозвищу Гном. Этот парень уже давно у нас на примете, и вам следовало бы задуматься, почему он посетил именно вашу квартиру.

— Вы занимаетесь всеми, кто попадает в поле вашего зрения? Но тогда всякий раз у вас получается пустой номер.

Человек с гладким лицом гимназиста, улыбаясь, кивнул:

— Я вам ничего не говорил, не правда ли?

Капитан Бракведе воздел руки, как бы клятвенно призывая небеса в свидетели:

— Что вы! Ну, конечно, вы мне ничего не говорили. Я вас никогда не слышал! Я вас даже никогда не видел! Но мне очень любопытно: откуда вы знаете Гнома?

— Его сфотографировали несколько месяцев назад на Гетештрассе. У нас целая портретная галерея таких типов, и все они посещают генерал-полковника Бека, Есть, разумеется, и ваша фотография, господин советник.

— Разумеется, — повторил граф фон Бракведе, ничем не обнаруживая, что неприятно удивлен. — Если уж вы коллекционируете мои фотографии, то вам следовало бы раздобыть добрую дюжину снимков, на которых я изображен в компании с графом Хельдорфом, полицей-президентом Большого Берлина.

— Мы знаем, — поспешил заверить Фогльброннер. — И это вызывает уважение к вам, в первую очередь у меня.

— А у Майера нет? — спросил Бракведе, дружески улыбаясь.

— И у него тоже. — Лицо примерного гимназиста изобразило почтительную преданность. — Но Майер шеф отдела по наблюдению за вермахтом и в качестве такового обязан добиваться хоть каких-нибудь результатов и докладывать о них начальству. Строго между нами: это нелегко ему дается.

— Ну что ж, может быть, я сумею ему помочь, — весело заметил капитан. — Я всегда за сотрудничество, если оно приносит взаимную выгоду.

— Я имел честь близко знать отца вашего друга фон Хаммерштейна, — подчеркнуто официально сказал генерал Ольбрихт, сделав едва заметный поклон. — Господин генерал-полковник был во всех отношениях замечательный человек и необыкновенный солдат.

Обер-лейтенант прищурил умные глаза и сказал:

— Отца моего друга называли красным генералом. Он находил общий язык с профсоюзами и был противником реставрации режима германских националистов.

Речь шла о бароне Курте фон Хаммерштейне, который с 1930 по 1934 год занимал пост командующего сухопутными войсками. Сын генерала, армейский офицер, проходил службу в действующей армии, а затем был откомандирован на Бендлерштрассе.

В кабинете присутствовали и два полковника. Один — Клаус фон Штауффенберг, энергичный, с острым, испытующим взглядом, другой — Мерц фон Квирнгейм, осторожный и сдержанный.

Генерал Ольбрихт, элегантный, непринужденный в обращении, когда хотел, мог быть исключительно приветливым.

— Барона фон Хаммерштейна считали очень хладнокровным человеком, — сказал генерал, фиксируя в памяти каждое изменение в лице молодого офицера. — Рейхсканцлер Брюнинг считал генерал-полковника единственным человеком, способным устранить Гитлера.

— Очевидно, он был прав, — откровенно ответил молодой офицер: он начал догадываться, чего от него хотят. — Я его хорошо помню: он относился ко мне как отец. Еще в тысяча девятьсот тридцать третьем году он предложил рейхспрезиденту фон Гинденбургу арестовать Гитлера и его подручных.

— Это мне известно… — Ольбрихт подбодрил молодого офицера улыбкой: — К сожалению, Гинденбург наложил запрет на предложенную акцию, Старик слепо верил в конституцию и, видимо, полагал, что и Гитлер будет ее соблюдать неукоснительно.

В беседу вступил полковник Мерц фон Квирнгейм:

— Генерал-полковник Курт фон Хаммерштейн-Экворд в начале войны был назначен командующим армией на Западе. Вот он и решил арестовать Гитлера, когда тот прибудет к нему с инспекцией.

— Но Гитлер так и не приехал, — вмешался фон Штауффенберг. — У него, как у крысы, исключительно развит нюх на опасность, поэтому чертовски трудно выманить его из норы, в которой он скрывается. Однако когда-нибудь нам это все-таки удастся, и думаю, что скоро. — И он с обезоруживающей откровенностью спросил: — Хотите принять участие в нашем деле?

— Да, — так же откровенно ответил офицер.

— И выполните любой приказ?

— Все, что потребуется.

— А если, предположим, я вам прикажу арестовать вашего командующего генерал-полковника Фромма, что тогда?

— Я арестую его.

То, что фон Бракведе увидел в собственной квартире, не сулило ничего хорошего. Его ждали брат и Майер, причем с совершенно невозмутимым видом, А капитан хорошо знал, какой это лицедей. Он так мастерски притворялся, изображая доброжелательность, что даже арестованные, которых ожидала смертная казнь, считали его более человечным по сравнению с другими гестаповцами.

— Вот и ты наконец! — вскричал Константин фон Бракведе. — А мы ждем тебя…

Майер широко развел руки, нарочито изображая радость:

— Ожидая вас, мы с вашим братом очень интересно побеседовали.

— Значит, вы уже пытались что-то из него выжать. — Капитан старался показать, что это его развеселило. — И конечно, совершенно напрасно, бессмысленно затратили усилия; этот юноша — образец арийского героя и неисправимого идеалиста. Но в данный момент ему нужно срочно принять душ. А ну-ка, дорогой, исчезни с наших глаз.

Константин покорно кивнул: он привык во всем слушаться старшего брата.

Майер благожелательно посмотрел вслед лейтенанту:

— Отличный парень! Такой приятный и откровенный… Я успел влюбиться в него.

— Оставьте мальчика в покое! — приказным тоном произнес капитан фон Бракведе. — На него еще распространяется закон об охране окружающей среды. Но если вы опять захотите побраконьерствовать в угодьях вермахта, вам лучше иметь дело со мной.

— Согласен, уважаемый. — Майер дал понять, что оценил непринужденную манеру разговора, предложенную капитаном. — Итак, мы беседовали о складе абвера — СМЗ.

На лице фон Бракведе не дрогнул ни один мускул.

— Уж не рылись ли вы в моих бумагах, милейший? Стыдитесь! До такого не опускаются даже старые жулики.

— Но ведь на СМЗ хранится взрывчатка, — Майер понизил голос настолько, что перешел на доверительный шепот, — в том числе английская взрывчатка. Великолепный пластик! И разве кто-нибудь может гарантировать, что с ее помощью мы не взлетим на воздух? Конечно, никто.

— Вы подкинули неплохую мысль, дружище Майер. Может быть, когда-нибудь я узнаю, что вы покрыли себя славой как автор такой замечательной идеи.

Капитан фон Бракведе не без радости заметил, что штурмбанфюрера охватил страх и он не мог его скрыть: правое веко гестаповца начало подергиваться. «Если на его верхней губе, — подумал капитан, — выступят капли пота, значит, душа совсем ушла в пятки. К сожалению, пока до этого не дошло».

— Вы довольно опасно шутите, — признался Майер нарочито сердечным тоном. — Мне, конечно, известны ваши трюки. Вероятно, если я отправлюсь на СМЗ, то по вашей накладной мне выдадут ящик коньяка. Не так ли?

— Ящик шампанского, — поправил его граф.

Штурмбанфюрер Майер устало откинулся в кресле и сказал:

— Боюсь, вы недооцениваете мои побудительные мотивы. — Его слова прозвучали как интимное признание. — Я совсем не собираюсь ставить вас в затруднительное положение. Наоборот, я хочу сотрудничать с вами, как в добрые старые времена.

— Нет, у вас, мой милый, на уме совсем другое. — Капитан начал обмахиваться серо-зеленой накладной: в комнате было очень душно. — Мне кажется, вы хотите вырвать у меня согласие на иное сотрудничество…

— Что вы! Да разве у меня могла возникнуть подобная мысль? — Эти слова прозвучали как апофеоз солдатской дружбе. — В конце концов я знаю, с кем имею дело! Более того, я всего лишь намекал, что нуждаюсь в вашей помощи или совете, ведь вы профессионал.

Граф Бракведе аккуратно сложил накладную и убрал ее в бумажник:

— Так-то оно лучше. Впрочем, я ожидал услышать от вас нечто подобное. Итак, вы хотите еще глубже сунуть свой нос в дела вермахта и разнюхать, что же происходит на Бендлерштрассе. И при этом вы надеетесь на мое пособничество.

— Ни в коем случае, ни в коем случае! — притворно ужаснулся Майер. — О пособничестве не может быть и речи. Напротив, я полагал, мы заключим своего рода соглашение, которое будет основано на взаимных интересах.

Оба вдруг широко улыбнулись. Майер обнажил оставшиеся зубы, испещренные черными пятнами. И каждый думал одно и то же: «Я должен его обмануть, но одновременно позаботиться о том, чтобы он не надул меня». Тем не менее и тот и другой незамедлительно протянули друг другу руки для сердечного рукопожатия.