Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
Через тридцать секунд члены экипажа один за другим доложили о готовности к эксперименту. Тогда Яшин приказал Жарову разгерметизировать самолёт (снять наддув кабин, уравнять внутреннее давление воздуха с наружным, чтобы в любой момент можно было распахнуть двери, люки и, если потребуется, прибегнуть к парашютам). Бортинженер доложил, что самолёт разгерметизирован. В воздухе пилотской кабины заискрились чуть заметные глазу снежные иглы. Яшин взглянул на Стремнина, Стремнин на Яшина, оба не прикасались теперь к штурвалам, как и было условлено. Яшин сказал спокойно:
— Ну что ж, начнём?
— Я готов.
— Начинаем. Выпускай закрылки!
Скося взгляд влево на центральный пульт, Стремнин потянулся левой рукой в перчатке к тумблеру, отклонил его пальцем. Стрелка индикатора закрылков медленно пошла вниз.
— Закрылки выпускаются, — доложил Стремнин.
— Чувствую, — кивнул Яшин и для страховки положил правую руку на штурвал. По мере того как закрылки отклонялись на все больший угол, шум самолёта менялся, понижаясь тональностью. Однако самолёт, судя по вариометру, шёл все так же горизонтально. Вместе с тем скорость полёта заметно уменьшилась. Через несколько секунд, увидев замершую стрелку индикатора у красной черты, Стремнин сказал:
— Закрылки выпущены на посадочный угол.
— Чувствую! — Яшин обежал глазами приборы перед собой, держа правую руку на штурвале, а левую — на рычагах управления двигателями.
— Автопилот-трудяга, как видишь, вполне справляется с изменившейся конфигурацией машины и ведёт самолёт безупречно. Так что, не выключая автопилота, они могли лететь сколько угодно. Что ж, будем считать: первый пункт эксперимента нами выполнен. Убери закрылки.
Стремнин перекинул в обратную сторону тумблер и сказал, что закрылки пошли.
— Хорошо, — кивнул Яшин, следя по прибору, как нарастает мало-помалу скорость. — Приступим ко второму пункту. Будем действовать так, как если бы закрылки выпустились, а лётчик не сразу это заметил…
Яшин обернулся к Ефимцеву (тот сидел у центрального пульта):
— Саша, мы договорились, что второй пилот ушёл в хвост, как, вероятней всего, у них и было… Сергей, разумеется, остаётся на месте.
Ефимцев, пометив что-то в планшете, кивнул:
— Все так. Продолжай.
— Да… Значит, второй, уходя, задевает ногой тумблер закрылков, я продолжаю смотреть вперёд, не держась за управление, и лишь спустя минуту замечаю почему-то уменьшившуюся на сотню километров скорость… У них, очевидно, примерно так и было… «Не поняв», в чём дело, схвачусь за штурвал и выключу автопилот…
— Все правильно, Ян Юльевич, можно приступать. — Ефимцев чиркнул карандашом в планшете и посмотрел на Яшина и Стремнина. — Только напоминаю: автопилот выключишь и штурвалом сдержишь разбалансировку, которая тут же проявится. Сергей! Если Яну станет трудно удерживать, будь наготове. Но, подчёркиваю, от себя штурвал не давать!
— Ясно. Итак, Сергей, вообрази: ты поднимаешься с места, перешагивая через пульт, задеваешь ногой за тумблер закрылков и, не заметив этого, уходишь в хвост… Выпусти снова закрылки!
— Есть выпустить закрылки!
Оставаясь на своём правом пилотском кресле, Стремнин протянул руку и нажал на тумблер: закрылки пошли на выпуск.
— Хорошо… А я, как девка на посиделках, сижу и мечтаю… — Ян изобразил на лице препотешную мину и скрестил руки на груди. — Вот так: сижу и думаю, сижу и думаю… думаю… думаю…
Вдруг Яшин, зыркнув на указатель скорости, очень естественно вскрикнул: «Мать моя, мамочка!» — и цап обеими руками за «рога» штурвала. В тот же миг он, утопив кнопку, выключил автопилот. По лёгкому качку машины Стремнин понял: управление освободилось от рулевых машин автопилота, и инстинктивно протянул руки, готовый помочь Яшину удерживать штурвал. Но тот замотал головой:
— Чепуха, сам справлюсь!
Все на борту с полминуты напряжённо молчали. Яшин, чуть покраснев (Сергей заметил это по его лицу над кислородной маской), продолжал крепко упираться в штурвал, не пытаясь разгрузить усилия триммером, как и было условлено. Потом лётчики переглянулись, а Ефимцев сказал:
— Достаточно. Режим записан. Можно убрать закрылки и восстановить исходное положение.
— Серёга, убирай закрылки, — скомандовал Яшин.
— Есть! Убираю. Закрылки пошли на уборку.
— Чувствую! — кивнул Яшин, сразу же ощутив, как быстро уменьшаются усилия от штурвала, в который ему только что приходилось упираться с силой килограммов в тридцать. Да и Сергей ощутил телом проседание самолёта, связанное с выходом на прежний, более скоростной режим полёта.
— Закрылки убрались полностью, — доложил он, и Яшин ответил:
— И это чувствую.
Некоторое время сидели молча, пока самолёт восстанавливал утраченную скорость. Но вот стрелка затрепетала опять у индекса 430. Яшин, немного покрутив верньер, включил автопилот, осторожно снял руки со штурвала, но глаз от него не отрывал, и теперь штурвал уже сам, будто управляемый человеком-невидимкой, слегка пошевеливался, чётко выдерживая горизонтальный полет.
Яшин расстегнул пряжку привязных ремней — они ему порядком надоели, давя на живот, — и повернулся к Ефимцеву:
— А ведь паинька!.. Даже не верится, что она , — Яшин, мотнув головой, обвёл взглядом машину, — может сама по себе «взбрыкнуть»… Так плавно идёт, ровно!
Ефимцев поднял руку:
— Погоди, Ян, ещё не вечер. Давай проделаем все то же ещё раз, но с небольшим добавлением: выключая автопилот, не только упрись в штурвал, а попробуй чуть отдать от себя… Только чур… Чуть-чуть!
Яшин вскинул плечи:
— Сейчас сделаем! Сергей, выпускай закрылки!
Стремнин потянулся рукой к тумблеру, закрылки начали медленно выпускаться, а скорость стала гаснуть. Поглядывая на индикатор, Сергей выждал, когда стрелка отклонилась вниз до упора, и сообщил:
— Закрылки выпущены полностью.
Выждав ещё немного, пока скорость уменьшилась, Яшин взялся за штурвал и, покосившись на Стремнина, сказал:
— Внимание! Начинаю.
В следующий момент он выключил автопилот, и Стремнин почувствовал некоторое облегчение своего веса, самую малость, и самолёт заметней, чем в первый раз, клюнул носом: это длилось не более пяти секунд; и вот уже Яшин, совершенно успокоив машину, спросил:
— Записал?
Ефимцев выключил осциллографы.
— Готово, записал.
В наушниках послышались оживлённые голоса, всем захотелось высказать лёгкое недоумение: мол, не так страшен черт!
Посовещались — «провели летучку». Ефимцев предложил выполнить четвёртый пункт программы:
— Значит, все то же, Ян, и только штурвал несколько побольше от себя!
— Понеслись! — совсем уже бодренько воскликнул Яшин и скомандовал Сергею выпустить закрылки снова. Тот опять же, как сидел, не прикасаясь к штурвалу, выждал, когда закрылки вышли, и доложил:
— Готово! Закрылки вышли полностью!
Но Яшин все ещё медлил и медлил, пока скорость не уменьшилась и не установилась на заданном уровне. Потом, решив, что пора, кивнул Ефимцеву через плечо:
— Включай запись режима!
— Есть!
Успев услышать это, штурман Макаров, сидевший позади Яшина, вдруг почувствовал, как отделяется от сиденья. Он судорожно схватился за столик руками, хотя и был привязан, но, как оказалось, несколько свободно, однако ремни его все же удержали. Но коврик, который лежал возле него на полу, вдруг взлетел и стал парить совсем как в сказке. Ещё ошеломлённый штурман успел увидеть округлую спину Яшина, взметнувшуюся над спинкой кресла, и голову его, втянутую в плечи и упёршуюся в потолок кабины. В этот же момент Яшин, не выпуская штурвала из рук, крикнул истошно:
— Убрать закрылки!
Стремнин же в это время, плотно пристёгнутый к своему креслу, вцепился двумя руками в «рога» штурвала, и по тому, как напряглась его спина, Кирилл мгновенно оценил серьёзность положения: Сергей тянул штурвал изо всех сил на себя, а он будто бы не поддавался, точно заклинил. Взгляд штурмана скользнул вперёд, и сквозь стекло над чернью приборной доски Кирилл увидел не привычный раздел между небом и землёй — горизонт, а белые облака в разрывах, где проглядывала в глубокой дымке сумрачная, в темно-бурых лоскутах земля. «Пикируем!» — чуть было не заорал Кирилл, видя, что нос машины устремлён к земле отвесно, и ощущая тошнотворную пустоту в животе.
В ту же секунду Ефимцев, тоже слегка приподнявшийся, но удерживаемый ремнями, цепляясь левой рукой за яшинское кресло, правой сумел дотянуться до злополучного тумблера закрылков и закричал:
— Пошли, пошли, закрылки убираются!
Только тогда и пропала отрицательная перегрузка, невесомость, и Яшин, перестав «бодать» потолок, шлёпнулся в кресло, обретя свой стопятикилограммовый вес. Более того, секунды спустя вес стал удваиваться — это Кирилл почувствовал по себе, вдавившись в кресло и видя, как шея и плечи Яшина опускаются ниже. Перегрузка все возрастала, и штурман понял, что самолёт начал выкарабкиваться из отвесного пикирования. Кирилл метнул взгляд на указатель скорости: стрелка склонялась по дуге все ниже в направлении красной черты… Он перевёл беспокойный взгляд на лётчиков: они оба, не глядя друг на друга, старательно, бережно, не дыша, как ему показалось, тянули на себя каждый свой штурвал, уперев взгляд в приборы.
