Вальтер Треммин - Тайна «Хорнсрифа»
Для командира подводной лодки каждый человек незаменим. И у него своя точка зрения на поведение людей. Пусть другие считают себя великими стратегами. Ему до них нет дела. У него более скромные задачи. У каждого своя судьба, свои слабые и сильные стороны. В военных условиях не было возможности выбирать людей, их нужно было брать такими, какие они есть. И надо было сколотить из них хорошую команду.
Тен Бринк рывком снял галстук. «Но, если команду держать в повиновении с помощью угроз и выслеживания, сколько тогда краусов потребуется», — продолжал размышлять командир.
Стук в дверь прервал его раздумья. Радист передал капитан-лейтенанту только что принятую радиограмму. Тен Бринк быстро пробежал ее глазами и удивился.
— Вы не ошиблись при разборе? — спросил он радиста.
— Никак нет, господин капитан-лейтенант, все в порядке. Проверял несколько раз.
Тен Бринк внимательно прочел еще раз:
«От штаба руководства войной на море. С 6 апреля прекратить боевые действия в квадрате «Z-З».
— Гм… Немедленно подтвердите получение!
Как только радист вышел, командир открыл журнал боевых действий и записал: «29 марта 1944 года. Координаты: 36° сев. широты, 34° зап. долготы, курс — 300. Ход — 3 узла. Особых происшествий нет»,
* * *В марте 1944 года некоторые отделы штаба командующего немецкими подводными силами размещались в одном из красивейших домов Парижа. Особняк, скрытый за деревьями чудесного парка, находился в стороне от улицы, которая всегда, даже в эти ранние часы, была оживленной.
У окна большой угловой комнаты, задумавшись, стоял адъютант начальника оперативного отдела. «Неприятным стал Париж, город красивых зданий и элегантных женщин», — думал он.
Опьяненные победой, привыкшие к вольготной жизни в оккупированной Франции, немцы долго ничего не замечали вокруг. Они жили, как хотели в то время, как французы страдали и боролись. В немецкий штаб все чаще поступали сводки гестапо о подпольной борьбе, начавшейся с отдельных выступлений и постепенно выросшей в хорошо организованное опасное движение. Вначале эти сообщения вызывали у адъютанта лишь недоверие, а затем — и удивление.
Молодой обер-лейтенант выглянул на улицу. Казалось парижане не изменились, если, конечно, не обращать внимания на их впалые щеки и обтрепанную одежду, свидетельствовавшие о лишениях и нужде. Люди спешили на работу или просто прогуливались, беседуя друг с другом. Внешне все выглядело так же, как и несколько лет назад. Однако адъютант констатировал это с явным неудовольствием. В воздухе чувствовалась какая-то угроза. Каждый там, внизу, был врагом, и не только по убеждениям, но и во многих случаях решительным, активно действующим врагом. И адъютант понимал, что неумолимая развязка близка.
В коридоре послышались шаги. Щелчок каблуков часового перед дверью возвестил о появлении начальника оперативного отдела. Небольшого роста, полный адмирал вошел в комнату — святая святых этого дома. На стенах висели морские карты, утыканные флажками. На громадном столе, стоявшем посередине, лежала под стеклом оперативная карта, на которую восковым карандашом наносились замыслы намечавшихся боевых действий.
— Доброе утро, господин адмирал!
— Здравствуйте! — Адмирал протянул руку адъютанту, стоявшему в несколько небрежной позе. За два года совместной работы с начальником оперативного отдела он стал его незаменимым помощником и мог позволить себе некоторые вольности. Адмирал страдал одышкой и не хотел волноваться из-за недостаточной выправки своего адъютанта, тем более что тот успешно справлялся со своими обязанностями.
— Ну, что случилось? Есть что-нибудь новенькое?
Вместо ответа адъютант протянул начальнику открытую папку. Интерес представляли только несколько радиограмм. Адмирал расписался на них и с видимым облегчением отодвинул папку с бумагами в сторону:
— Заберите всю эту писанину!
По всей вероятности, он не был сегодня расположен заниматься решением серьезных вопросов. Резко отодвинув кресло, адмирал медленно поднялся и, покручивая в руке очки, подошел к столу с оперативной картой. Адъютант остановился на почтительном расстоянии.
— Скажите, сегодня у нас двадцать девятое?
— Так точно, господин адмирал!
— Гм… — адмирал по старой привычке принялся покусывать дужку очков.
— Шестого апреля «Хорнсриф» должен войти в квадрат «Z-З». Надо выслать ему охранение. Запретить всем подводным лодкам вести боевые действия в этом районе. Вы подготовили все необходимое?
— Так точно, господин адмирал. Я подготовил сегодня все для радиоцентра Бордо. Если вы не возражаете, господин адмирал, то приказы будут сейчас переданы.
Адмирал удовлетворенно кивнул, и легкая улыбка промелькнула на его лице.
Мягко щелкнул замок. Адъютант снова остался один.
«Должно быть в порядке… — думал он. — А что может случиться с этим старым корытом «Хорнсрифом»? Конечно, если он своевременно войдет в квадрат. Всегда одно и то же! Эти коробки бродят по морям, а ты смотри, чтобы они не отправились к чертям от своих же тороед. Нет, скорей бы в отпуск… Забыть о войне».
* * *Шюттенстрем сидел с Фишелем в своей каюте. На этот раз беседа протекала гораздо спокойней. С момента последнего скандала Фишель стал заметно сдержанней. Командир вынул из стенного шкафчика бутылочку виски. Фишель неодобрительно взглянул на него, но промолчал. В этот момент Шюттенстрем через иллюминатор увидел доктора Бека, прогуливавшегося по палубе, и подошел к двери:
— Господин доктор, не составите ли вы нам компанию? Заходите! Погода сейчас не для прогулок.
Они сидели втроем и беседовали. Доктор Бек говорил о шансах на благополучное возвращение домой, так как, судя по времени, которое они уже находились в море, до Бордо оставалось совсем немного. Фишель неожиданно перевел разговор на другую тему.
— Странно, что моряки никак не могут отвыкнуть от «травли», — сказал он.
Шюттенстрем и Бек вопросительно посмотрели на него.
— На самом деле, — продолжал он, — до меня дошли слухи, что старшие матросы Клоковский и Помайске рассказывали в кубрике, будто видели привидение. Только сводят с ума молодежь.
— Черт бы их побрал! — на этот раз Шюттенстрем разделял негодование и опасения своего старшего помощника.
Однако доктор Бек ничего не понял.
— Но, господа, — засмеялся он, — это же сказки. В наше время никто в привидения всерьез не верит. Я не понимаю, почему это» вас так волнует.
Тогда Шюттенстрем рассказал геологу о суевериях, широко распространенных среди моряков, и, в частности, о том, что привидение означает приближение смертельной опасности. Если бывалые матросы поговаривают о привидениях, это может сильно повлиять на настроение молодых, а значит, и всего экипажа. В боевом походе такие разговоры ни в коем случае нельзя допускать.
— Хорошо, господин Фишель, я займусь этим и поговорю с ребятами как следует.
— Я прошу вас об этом, — удовлетворенно кивнул старший помощник, — еще и потому, что матросы на корабле связывают это дело со случаями воровства на камбузе.
Доктор Бек вновь посмотрел на офицеров с удивлением.
Шюттенстрем засмеялся:
— Дорогой доктор, не думайте, что вы находитесь среди пиратов. Но в последние дни нас обкрадывают самым настоящим образом. Пусть это вас не беспокоит. Расследование находится в надежных руках нашего дознавателя, — командир вежливым жестом указал в сторону Фишеля.
Тот хотел что-то сказать, но стук в дверь помешал ему. В дверях каюты стоял радист Гербер.
— Донесение, господин капитан-лейтенант, совершенно секретное!
Командир едва успел взять в руки листок, поданный радистом, как в каюту вошел Кунерт, а за ним в проходе показались возбужденные матросы.
Фишель, почувствовав неладное, вскочил и встал рядом с командиром. Шюттенстрем, ничего не понимая, взглянул на вошедших. Среди них он узнал Клоковского и Помайске, тех самых, которые говорили, будто видели привидение. В толпе он неожиданно заметил незнакомого человека, которого до сих пор не видел на своем судне. Кунерт крепко держал его за руки.
— Командир! — голос унтер-офицера срывался от волнения, лицо залила багровая краска. — Командир, у нас на борту «заяц». Вот! — с этими словами Кунерт вытолкнул незнакомца почти на середину каюты.
Некоторые матросы заулыбались, но большинство напряженно и серьезно наблюдало за происходящим.
Шюттенстрем сначала растерялся, но быстро взял себя в руки.
— Это еще что?! — воскликнул Фишель.
Движением руки Шюттенстрем потребовал тишины.
— Вот вам ваше привидение, болваны! — не сдержался он, обращаясь к Клоковскому и Помайске. Матросы покраснели, вытянулись и приготовились к «разносу».
