Борис Беленков - Рассвет пламенеет
— О «быстроте» уже позаботились, — сказал полковой комиссар с иронической, зло задрожавшей на его губах усмешкой. — «Сверхбдительные» люди из местных оборонцев через Терек мост взорвали!
В это время вошел адъютант комдива и доложил, что полкового комиссара желает видеть капитан Рождественский — комиссар одного из батальонов.
Минутой позже Киреев, как бы желая предупредить его, сам протянул ему руку, заговорил: — Здравствуйте, товарищ Рождественский. Так вы куда, в какие места за семьей намереваетесь?
— Немного дальше станции Терек. Это в сторону станицы Калиновская. Там, на хуторе, жили мать и сестра. Возможно, туда же прибыла жена с детьми. Если она успела эвакуироваться из Ростова, — быстро объяснил Рождественский. Голос его был мягким и приятным, хотя немного и срывался. Капитан, по-видимому, хотел высказать все одним выдохом. — У меня трое деток, жалко… Разрешите, товарищ гвардии полковой комиссар? В полку обещали грузовую автомашину. Вернусь в течение суток. Мне только бы успеть выхватить их из-под огня!
Киреев с сочувствием посмотрел на Рождественского, не зная, что ответить. Он снял свое пенсне, достал из кармана футляр и извлек из него кусочек замши, стал не спеша протирать стеклышки.
— К сожалению, туда невозможно проехать на автомашине, — заговорил Киреев. — Мост через Терек взорван. К тому же район тот сегодня ночью, вероятно, занят противником.
— Уже?! — проговорил Рождественский дрогнувшим голосом. — Занять противником!.. Сегодня ночью?.. Разрешите идти, товарищ гвардии полковой комиссар? — точно вдруг очнувшись, спросил он, выпрямившись.
— Идите, — согласился Киреев и в тон себе кивнул утвердительно.
III
Несмотря на все это, к Рождественскому постепенно возвращалось чувство спокойствия. Он старался заставить себя думать только об одном — об ответственности за свои обязанности по службе. Этому, кстати, в некоторой части способствовало сознание, что больше уже не существует для него нерешенного вопроса о поездке. Затем, к удивлению своему, у него возникла радостная надежда: «Да должны же наши выступить, наконец, против орд Руоффа». Он полагал, что командование не может позволить немцам прорваться к месту переправы через Терек, чтобы затем выйти в Гудермесскую степь. «Быть может, будет даже развито короткое наступление? И район, где живет мать, очистят от гитлеровцев?» мысли такого рода приносили ему облегчение. И он подумал, что ему как можно скорее надо погрузиться в дело.
Возле штаба батальона, под деревом стоял стол и вокруг него сидели солдаты хозвзвода. Среди них был лейтенант Дубинин. С ними же завтракала военврач батальона Тамара Сергеевна Магура. Она встретила Рождественского вопросительным взглядом, а потом спросила об его успехах, стараясь придать своему вопросу невинный вид. Вежливо и сдержанно Рождественский уклонился от прямого ответа. А когда он и Магура остались только вдвоем, разговор между ними возобновился.
— Вам, вижу, не разрешили за семьей? — спросила она, стараясь уловить его взгляд.
— И не могли разрешить, — ответил он, тихо шевельнув ртом, и холодно и грустно улыбнулся одними губами, как бы стараясь показать ей, что он твердо в этом убежден. — В том районе уже немцы.
— Немцы! — воскликнула Магура, насупив густые брови. — Да не ошибка ли это?
— Трудно ошибиться, когда об этом нашему дивизионному командованию известно. — И потом он прямо взглянул в несколько удлиненное лицо военврача, чувствуя, что язык его не хочет поворачиваться во рту. — Я бы дорого заплатил, чем угодно, чтобы сомнение еще было возможно, Тамара Сергеевна. Когда прежде я сомневался, что немцы, может, туда и не дойдут или дойдут, но не так скоро, тогда мне было тяжело, но легче, чем стало теперь. Теперь я знаю, что они там, — добавил он и вздохнул.
Сказав это, он сдавил лицо руками, да и сам весь сжался, все ниже и ниже склоняясь над столом. Магура думала, что он плачет. И у нее глаза затянулись влагой, она тоже склонилась над столом, разделяя горе комиссара батальона.
— А где командир батальона? — обратился он к Магуре. — Газеты приносили?
— Андрей Иванович пошел в штаб полка. А газеты только что принесли. Они в хате, хотите, я принесу их вам, Александр Титыч?
— Спасибо, я сам… Когда вернется Симонов, скажите ему, что я в роты пошел.
* * *В этот день они снова встретились. Время было уже к полудню. В Закан-Юрте надрывно били из зенитных орудий. Ноющий звук вражеского самолета уже затихал, но зенитки все еще не прекращали огня. Скоро разведчик совсем скрылся, нырнув за сизовато-серое облачко.
— А все же как близко рвались снаряды, — с досадой проговорила Магура, сердито взглянув в сторону зенитчиков.
Рождественский продолжал читать газету. Он знал, что Тамара Сергеевна обращается к нему, но только кивнул головой ей в ответ.
— Все-таки ушел, подлец! — возмущалась Магура.
— Ушел, конечно, — наконец, проговорил Рождественский.
— Вы так говорите, словно вас это не трогает, — заметила она.
— А как же мне говорить? — удивленно спросил Рождественский. — Может быть, так: «Ах, ушел!» Это, однако, ни е чему. Когда-нибудь не уйдет, долетается!..
— Я думаю, что все-таки равнодушие вам не к лицу, товарищ гвардии капитан, — заметила Магура. — Нельзя же… Вы — комиссар…
— О да, конечно! — усмехнулся Рождественский. — По долгу службы обязан вас утешать, унимать ваше, так сказать, благородное возмущение.
— Речь идет не только обо мне…
— Уж не думаете ли вы, что мне безразлично — сбили наши зенитчики самолет или не сбили?
— Вы хотите сказать… — начала было Магура.
— Я ничего так не хочу, — обрывая Магуру, строго сказал Рождественский, — как главного в нашем положении — спокойствия! Этого, кстати, вам тоже недостает, товарищ военврач третьего ранга. Наши временные неудачи не должны обескураживать людей с «горячими» головами. Стоять насмерть — вот какова теперь наша задача. А возмущением делу не поможешь.
Он снова склонился над газетой, едва заметно шевеля обветренными губами.
Некоторое время Магура почти в упор рассматривала Рождественского, и ей становилось неловко за сделанный ему упрек. Она подумала: «Кто же, как не этот человек, стягивает весь батальон в единый боевой кулак?»
— Значит — насмерть… — тихо произнесла она.
Рождественский кивнул на дорогу.
— Если вы не желаете, чтобы все мы покатились вслед за беженцами… Каспийское море уже недалеко!
Неожиданно Тамара Сергеевна сказала с грустью:
— А у меня мама в Смоленске осталась, — она сорвала травинку, прикусила ее и отбросила в сторону. — Не успела эвакуироваться.
— С отцом? — спросил Рождественский.
— Нет, отец у меня военный… Но где он, не представляю. Знаете, Александр Титыч, я хотела стать знаменитым хирургом… чтобы делать удивительные операции… не получилось.
— А почему?
— Замуж вышла… Уехала с мужем в деревню. Он был агрономом. Работала я в районной больнице терапевтом… А тут — война…
— Почему вы говорите — был… А где он сейчас?
— Убили немцы… — Магура заторопилась. — Ну, я пойду. Мне надо побывать в третьей роте. Вон политрук Бугаев, начнете сейчас философствовать.
Бугаев шел немного вразвалку. Его круглое, скуластое лицо было озабоченно, но небольшие зоркие глаза, как всегда, усмехались.
— По вашему приказанию гвардии политрук Бугаев явился.
— Вижу, что явился, — с добродушной усмешкой сказал Рождественский.
— Разрешите спросить?
— Да.
— Сегодня уезжаете, товарищ гвардии капитан?
— Куда?
— Как куда?.. За женой… за детьми!
— Поздно, там уже немцы хозяйничают, — медленно, словно нехотя ответил Рождественский.
Из голубой небесной дали донесся протяжный и тоскливый журавлиный крик. Сначала он слышался издалека и был еле уловим, затем переливчатые голоса стали звонче, будто невидимые гусли звучали в вышине.
— Как высоко! — мечтательно проговорил Бугаев.
Журавли летели над плоскогорьем в сторону Грозного.
Они летели большим треугольником, редко взмахивая широкими крыльями, полные стремления вперед.
С затаенной улыбкой, слегка прищурив глаза, Рождественский смотрел в вышину. Казалось, он завидовал непреклонной воле птиц, настойчиво преодолевающих встречный ветер.
— Ничто их не остановит, Павел, — заметил он увлеченно. — Эх — жизнь!.. Сильна же она, а, Павел…
— Да-а… у этих птиц си-ильная воля к жизни, — согласился Бугаев, растягивая слова. — А только бы я их, если бы мог, разогнал…
— Почему? — с удивлением спросил Рождественский.
— А вот — летят, черти, курлычут! — возмущался Бугаев. — На солдата тоску нагоняют. Говорят: это из наших мест летят…
