Сборник - Ладога родная (Воспоминания ветеранов Краснознаменной Ладожской флотилии)
Появляется новая волна самолетов. Мы все забираемся в подвал штаба. Боголепов продолжает прерванное совещание, а дружинницы перевязывают раненых. Старший лейтенант Данилов, получивший пять осколочных ранений, во время перевязки высоким, срывающимся голосом поет «Интернационал». Дружинницы бинтуют его раны вторично: первый бинт сплошь пропитался черной — в свете примитивных факелов — кровью.
Данилова я встретил впервые в штабе флотилии. Через него шло пополнение на корабли, и он был нужен всем. Дело свое он знал хорошо, отличался скромностью, характер имел спокойный.
Наутро мы отправили Данилова и других раненых в тыл страны. А где-то в конце зимы, в феврале или марте 1942 года, распорядительный дежурный штаба флотилии в Новой Ладоге вручил мне потрепанную пачку бумаг. На обертке значилось: «Ладожская флотилия, старшему лейтенанту Белякову».
На различных по формату и качеству листах бумаги (было там два листа тонкой, ярко-желтой бумаги из какой-то графленой конторской книги) тупым простым карандашом, слабой рукой раненого, было написано, что он наблюдал с госпитального судна на берегах Свири: где какое лежит имущество, что и на чем необходимо вывезти, что в первую очередь, где и для чего оно могло бы пригодиться, сколько потребовалось бы людей для этого, какие для этого можно использовать дороги.
Я читал, и передо мною вставал образ благородного советского человека, воспитанного нашей партией. Ему до всего есть дело!
Записки были дописаны в Вознесенье, на берегу Онежского озера, а передала их в штаб какая-то крестьянка. К сожалению, они уже не представляли ценности, так как к моменту их получения оба берега Свири, выше Лодейного Поля, были в руках врага. Да и Данилов, видимо, не был уверен, что его записи своевременно дойдут до адресата. Но этот патриот знал, что выполняет свой долг перед Родиной, перед народом!
Глухой ночью, путаясь в телеграфных проводах, мы с комиссаром обходили разрушенный, опустевший город. Армейские подразделения держали оборону на Преображенской горе. Командир полка, в боевые порядки которого входила наша рота, по телефону сообщил, что с рассветом надо ждать наступления врага вдоль берега Невы на Шлиссельбург.
Пушек оказалось не 13, а только 3. Укомплектовав батарею матросами из штабной команды и команды погибшего катера, мы передали ее для усиления роты.
Против ожидания, утром фашисты не наступали. Враг молчал. В полдень «юнкерсы» (мы их насчитали 72) появились над Невской Дубровкой. Объектом их атак было высокое здание ГРЭС (детище первой пятилетки) на левом берегу Невы, между Ивановскими порогами и Шлиссельбургом.
Станция, работавшая на торфяных брикетах, передавала электроэнергию в Ленинград. Она непрерывно дымила своими многочисленными короткими металлическими трубами. И вот, устроив «чертову карусель», «юнкерсы» один за другим пикировали на станцию. Канонерская лодка «Селемджа» без устали била по ним из своих 100-миллиметровых универсальных пушек. Вскоре и здание ГРЭС и все вокруг заволокло черным дымом и пылью.
Время близилось к 17 часам. В маленьком каменном здании за городом начальник штаба флотилии отдавал офицерам штаба обычные распоряжения, когда вошел командующий и объявил, что гитлеровцы начали мощное наступление на город. Справившись у меня относительно готовности плавсредств, он приказал немедленно начать вывод кораблей, судов и барж из города в озеро.
Барж около 30, буксиров и тральщиков не хватает. Приказываю буксировать баржи и военным транспортам — бывшим пассажирским пароходам и морским каботажным судам. Первыми выходят канлодки и катера.
Свой КП развертываю на транспорте «Совет», стоящем на якоре против Черной речки. На противоположном, городском берегу, — угольная пристань. Там стоит высокобортный транспорт «Вилсанди». На нем эстонская гражданская команда, военный комендант транспорта лейтенант Б. Вайнер, а также военные моряки — комендоры, пулеметчики, радисты и сигнальщики. На транспорте лучший ладожский сигнальщик — старшина Кучер.
С «Совета» просматривается Нева — вниз до Невской Дубровки, а вверх — до крепости. Нева вытекает из озера широким стремительным потоком, разделенным островом Ореховым на две протоки. Левая протока — узкая, глубокая, но несудоходная — изобилует каменными ряжами. Правая — более широкая — имеет извилистый фарватер, по которому могут пройти большие озерные суда.
Выше крепости выход в озеро преграждает широкая каменистая банка Чайка, и фарватер проходит вдоль западного, заболоченного, заросшего камышом и ивняком берега до самого мыса Сосновец. Здесь, на правом берегу, — огневые позиции семи балтийских береговых батарей 302-го отдельного артдивизиона. Вскоре крепость тоже войдет в их систему.
От Невской Дубровки по левобережному шоссе наступает враг. Вот уже видны серые танкетки и броневики. Они двигаются медленно, с остановками. Возле них, такие же серые, вприпрыжку бегут солдаты. И бронированные машины, и солдаты непрерывно строчат из пулеметов и автоматов.
К угольной пристани и Преображенской горе, отстреливаясь, отходит цепочка красноармейцев. Параллельно шоссе, метрах в 100 от берега, вверх по реке движется канлодка «Селемджа». Канлодка непрерывно ведет огонь. На берегу после каждого залпа ее орудий поднимаются столбы дыма и пыли. Под левым бортом канлодки, прикрываясь ею, урчит приземистый бронекатер. То отставая от «Селемджи», то вырываясь вперед, он бьет по берегу из своих двух танковых 76-миллиметровых пушек и вновь прячется за борт канлодки. А вокруг наших кораблей встают султаны от разрывов мин и снарядов, с берега стелются пулеметные трассы…
Канлодка проходит мимо нас, направляясь в озеро. Бронекатер прижимается к «Совету». В открытой рубке вижу командира И. Поварова и его помощника лейтенанта-артиллериста И. Певнева. Мы перекидываемся с ними несколькими фразами. Я желаю товарищам счастливого плавания. Фашисты подходят к угольной пристани. Пулеметные трассы проносятся уже над бортом «Вилсанди». Транспорт отходит и тоже направляется вверх, против течения. Преображенская гора ощетинилась огнем пушек, пулеметов, винтовок. По врагу из города бьют минометы. Атака гитлеровцев захлебнулась, но перестрелка не смолкает. Треск автоматов и пулеметов сливается в сплошной гул.
Уже в сумерках «Совет» ошвартовался у пристани пограничного училища, выше Преображенской горы. Над городом гудят вражеские самолеты, сбрасывая зажигательные и «воющие» бомбы. Город горит. Несколько бомб падает и на позиции нашей роты. «Воющие» бомбы рассчитаны на то, чтобы посеять панику в рядах защитников города. Кажется, что такая бомба висит прямо над головой, хотя падает она где-то далеко.
Из роты поступают раненые. Комендант «Совета» старший лейтенант В. В. Черепанов посылает матросов с носилками на позиции, чтобы ускорить эвакуацию раненых. Метрах в сорока от корабля на берегу кто-то тяжело стонет. Черепанов приказывает корабельному фельдшеру старшине 2-й статьи Михайличенко сойти на берег, оказать помощь раненому. Но фельдшер не в состоянии этого сделать. С ним случился истерический припадок. У человека не выдержали нервы. А ведь Михайличенко в сущности неплохой парень (его отозвали со второго курса медицинской академии). Потом он воевал очень хорошо. 11 апреля 1943 года старший лейтенант Михайличенко погиб геройской смертью.
Рота прочно удерживает свои позиции на горе. В полной темноте враг бьет из пулеметов по безлюдному, горящему городу. Светящиеся трассы густыми снопами расчерчивают небо и теряются в пламени пожаров.
«Совет» отходит по реке еще выше, к городским пристаням. У пассажирской пристани стоит речной буксир. Два бородача с его палубы спрашивают, как им быть: капитан и механик сошли на берег и оба убиты разорвавшейся бомбой, а они — палубная команда — только второй день как приняты матросами. Что тут посоветуешь?
Ни в коем случае не оставлять судно врагу!
Бородачей приняли к себе, а буксир, открыв кингстоны, затопили у пристани.
Слева идут последние эшелоны флотилии. Плес реки у крепости освещен светящимися авиабомбами — светло, как при полной луне. Вражеская авиация методически бомбит проходящие суда. К счастью, попаданий нет.
Транспорта «Чапаев» и «Щорс» под командованием И. В. Дудникова и Г. П. Коркина с трудом тащат две тяжелые баржи, еле справляясь с течением. За ними три буксира, каждый с баржами, также выходят на фарватер. Обгоняя их, налегке, несется дизельный буксирный катер. По его адресу с судов раздаются крепкие словечки.
На штабном катере с правого берега подходит Боголепов. Докладываю ему обстановку. Он, в свою очередь, сообщает, что враг, остановленный на подступах к Шлиссельбургу, обошел город с востока. Наши войска отходят на заранее подготовленную линию обороны к деревне Липка, что в 12 километрах восточнее города. Сводной роте приказано отойти туда же.
