Борис Васильев - Офицеры
— Еще раз — с приездом.
— Спасибо, — Любочка во все глаза смотрела на Варавву.
— Кто это на лошади, Ваня?
— Это? Бандит, Любочка. Командир басмачей, — он прислушался к гортанным крикам переводчика, нахмурился. — Странно. Керим неточно переводит.
— А вы знаете местный язык?
— Поживете здесь, не то еще узнаете.
И тут вдруг весь многоголосый двор примолк, замер: на крыльцо канцелярии в полной форме и при оружии вышел командир эскадрона. Только переводчик Керим все еще бесновался перед пленным курбаши. Комэск строго глянул на него. И увидел вдруг, что глаза Керима совсем не соответствуют его истерическому торжеству: в них были растерянность и страх… Впрочем, это длилось мгновение: заметив командира, переводчик сразу замолчал и скрылся среди бойцов.
— Имейте в виду, Моггабит-хан, — громко сказал комэск, — если ваши бандиты надумают освободить вас налетом, я собственноручно прострелю вам голову. Увести!
Курбаши увели. Площадь снова возликовала, но командир эскадрона поднял руку, и все смолкли.
— Комвзвода Варавва.
— Ну вот, опять влетит, — без особого, впрочем, огорчения сказал Иван Любочке и, подойдя к командиру, молча отдал честь.
— Товарищи бойцы! — громко сказал комэск. — За поимку крупнейшего бандита и ярого врага трудящихся Моггабит-хана объявляю вам благодарность!..
— Ур-ра!.. — восторженно закричали бойцы.
…И Алексей кричал вместе со всеми.
Быстро темнело. Переговариваясь, бойцы расходились со двора. Зажглись керосиновые лампы в дежурке и в казарме, засветилось окно канцелярии: за занавеской виднелась тень командира эскадрона. А Любочка с Алексеем сидели на крыльце, и за их спинами все так же бойко стучал молоток.
— Лучше ты меня в Москву отправь, — вдруг сказал она.
— Москва далеко.
— Ты меня только в поезд посади. Посади и все. Я до самой Москвы выходить не буду… — Она беззвучно заплакала, и в казарме враз смолк молоток.
— Ну ладно, ладно, — с неудовольствием сказал Алексей. — Ну поговорю завтра, потребую.
Из канцелярии вышел командир эскадрона. Прикурил: спичка на миг осветила лицо.
— Зачем же завтра? — шепотом спросила Люба. — Ты сегодня иди. Сейчас.
Алексей хмуро молчал.
— Может быть, ты только с налетчиками смелый? — настойчиво продолжала она. — Нет, уж, пожалуйста, ничего на завтра не откладывай. Ты прямо сейчас иди.
— Ну и пойду, — злым шепотом отвечал Алексей, не трогаясь с места.
— Ну и иди. Иди.
— Ну и пойду! — он встал, одернул гимнастерку, повздыхал, посопел, но все же прошел на крыльцо канцелярии, где в одиночестве курил командир эскадрона. — Разрешите обратиться, товарищ командир?
— Тише, — с неудовольствием сказал командир. — Бойцы отдыхают.
— Виноват, — шепотом сказал Алексей. — Я спросить.
— Слушаю вас.
Алексей вздохнул, потоптался. Выпалил вдруг:
— Какой взвод принять прикажете?
— Пока никакой, — комэск с трудом сдержал улыбку. — В распоряжение комвзвода Вараввы.
— Есть, — уныло сказал Алексей и, откозыряв, вернулся к Любочке.
И вздохнул, усиленно пряча глаза. А Любочка глядела на него с тем великим сочувствием, с каким женщины смотрят на заболевших ребятишек. И вздохнула. Алексей вздохнул в ответ.
Скрипнула позади дверь. Из казармы вышел старшина.
— Вечеруете? Отбой был, между прочим.
— Да нам вроде некуда, — почему-то виновато улыбнулся Алексей.
— Как это некуда? В казарму ступайте. Командир приказал угол для вас выгородить, — сказал старшина и пошел через двор к эскадронному.
— Ну вот, видишь? — вдруг воодушевился Алексей. — Пошел, поговорил, и сразу…
Любочка так глянула на него, что он тут же нагнулся за вещами.
В длинной казарме, тускло освещенной свисавшей с потолка керосиновой лампой, фанерными щитами была выморожена комнатка. Там тоже горела лампа, и свет ее прорывался в казарму через многочисленные пулевые пробоины.
Алексей и Любочка пробирались между нар, на которых вповалку спали бойцы. Откинули брезентовый полог выгородки и… вошли в крохотное помещение. Здесь стояли два топчана, покрытых тощими солдатскими одеялами, и маленький столик с керосиновой лампой.
— Какая прелесть, Алеша! — шепнула Любочка, восторженно оглядывая первую в ее жизни армейскую квартиру.
Алексей скептически оглядел тонкие фанерные стенки, за которыми слышались храп и бормотание бойцов, и сказал:
— Ничего. Жить можно.
Любочка начала было расстегивать кофточку, но вдруг замерла, прижав руки к груди.
— Ты чего? — спросил муж. — Спать пора, тут подъем в четыре.
— Дырки!.. — почти беззвучно прошептала она. Алексей внимательно осмотрел мишени, проверил растопыренной пятерней расстояния, сказал с удовлетворением:
— Кучно стреляют. Молодцы!
И задул лампу.
Усталый храп стоял в казарме. На нарах, сунув скатанные шинели под головы, спали бойцы.
Алексей тихо прошел мимо и подошел к дневальному, который чинил латанную-перелатанную гимнастерку при свете маленькой керосиновой лампы.
— Не спится, товарищ командир?
— Где мне комвзвода Варавву найти?
— Наверняка еще в канцелярии. Книжки он учит.
В канцелярии за столом друг против друга сидели командир эскадрона и Иван Варавва.
— Первый закон воинской службы?.. — тянул Иван, соображая. — Атаковать, Георгий Петрович?
— Первый закон нашей службы — дисциплина, — строго сказал командир. — А ты его сегодня нарушил. Грубейшим образом!
— Георгий Петрович, но курбаши…
— Командир думать обязан, Ваня. Думать, а не просто шашкой махать. Увести эскадрон без приказа, без разведки…
— Некогда думать было, Георгий Петрович. Курбаши мог опять за границу сбежать.
Вошел Алексей. Увидев командира, неуверенно затоптался у порога.
— Что, взводный, не спится на новом месте? — улыбнулся комэск. — Ну, у вас еще вся жизнь впереди: привыкнете приходить к командиру только тогда, когда он вас вызывает.
— Да я, это…
Алексей вздохнул и замолчал. А Иван засмеялся.
— Спряжения повторить, — строго сказал ему комэск и встал. — Завтра спрошу. Счастливо оставаться.
И вышел. Алексей подошел к столу, спросил удивленно:
— Какие спряжения?
— Английские, — очень серьезно сказал Иван. — У меня, понимаешь, к языкам способности оказались. Местный сам выучил, а с английским Георгий Петрович помогает.
— Крутой командир, — вздохнул Алексей, закуривая. — А тебя и ночью в покое не оставляет?
— Все правильно, — сказал Иван. — Командир думать обязан, а не только шашкой махать.
— Это я только что слышал.
И оба весело рассмеялись.
— Слушай, Алешка, а как ты Любу уговорил замуж за тебя выйти? — вдруг очень заинтересованно спросил Варавва. — Вроде не нашего поля ягода.
— Любаша? — Алексей улыбнулся. — Сбила меня эта ягода.
— Как сбила?
— Санками. И полетел я, Ваня, вверх тормашками.
Алексей встал, распахнул окно, присел на подоконник.
И тотчас же чья-то гибкая тень выскользнула из освещенного круга.
— Я, знаешь, чего к тебе, — уже серьезно продолжал Алексей. — Любаша-то у меня беременна. Да. Ребенка ждем, — он говорил солидно, как будущий отец, но — вздохнул, не удержался. — Может, и вправду ее лучше в город отправить, а? Что скажешь?
Иван подошел, вынул из кармана монетку, подбросил, поймал, накрыл ладонью.
— Что? — заинтересованно спросил Алексей.
Иван убрал ладонь, глянул:
— Остается.
И спрятал монетку в карман, так и не показав ее Алексею.
Ночь на дворе. Южная, густая.
Всхрапнула неподалеку лошадь. Выскочил из будки полусонный часовой:
— Стой? Кто идет?..
Тишина.
Полумрак в казарме. Еле светит прикрученная лампа. Спит дневальный, уронив голову на стол и недолатав гимнастерку.
Вошел Алексей. Постоял над спящим дневальным, прикрутил фитилек лампы, тихо прошел в свой закуток.
— Спишь, Любаша? — шепотом спросил он.
Тишина. Только храп за фанерными стенками.
Алексей повалился на свой топчан и мгновенно уснул, так и не заметив, что соседний топчан, на котором должна была бы спать Любочка, пуст…
— Как это могло случиться?
Гневный голос командира эскадрона гремит в притихшей канцелярии. Здесь — Варавва; подавленный, за считанное время осунувшийся Алексей и растерянный виноватый дневальный.
— Заснул маленько.
— Арестовать.
Во дворе неожиданно гремит выстрел. И — крик дежурного:
— Басмачи!..
Двор. Раннее утро.
Из казармы выбегают бойцы. Тащат пулемет, коробки с лентами. Занимают боевые ячейки вдоль глиняного дувала.
На крыльце канцелярии — комэск, Варавва и Трофимов.
— С белым флагом они! — кричит с вышки боец.
— Комвзвода Варавва, выехать на переговоры, — сухо распоряжается командир.
