Южный ожог - Александр Александрович Тамоников
Возвращались параллельной дорогой – короткими перебежками, отдыхали, пока противник швырял в небо осветительные ракеты. Здесь находилась одна из городских тюрем, сложенная из бурого кирпича. Она лежала в руинах вместе с внушительной оградой. Тюрьму разбомбили в 41-м, когда в нее переехал один из штабов управления обороной. Понадеялись на прочные стены, упустив из виду, что противник обладает мощными авиабомбами. Каким-то библейским чудом уцелела сторожевая вышка и даже лестница на верхнюю площадку. Шубин колебался недолго, приказал товарищам отойти. Сам полез наверх. Риск был умеренный – если заметят, примут за своего. С высоты открылся отличный вид. Кромешной темноты сегодня не было – в небо взмывали ракеты, образовывающие медленно оседающие зонтики. Зарево пожаров озаряло город. В центре расцветали взрывы – работала вражеская артиллерия. Капитан всматривался в очертания домов на юго-востоке, оценивая расстояние до городской черты. Мелькали огоньки: фонари, костры, фары работающей автотехники. Автомобильных или танковых колонн видно не было. Их приближение Шубин выявил бы по веренице огоньков. Без освещения по разрушенному городу не проедешь. В общем-то, подтверждались слова покойного обер-ефрейтора…
Глеб скатился вниз, припустил к своим людям. Короткая передышка, инструктаж – что говорить в штабе, если вернутся не все. Идея разделиться на две группы поначалу увлекла, потом разонравилась. У большого числа людей больше шансов, что из оккупированной врагами территории выйдет хоть кто-то. Такое ощущение, что этой ночью над ними витал ангел-хранитель. Из опасной зоны вышли все! В районе улицы Броненосца Потемкина, вблизи взорванного универмага «Харьков» противника уже не было. Бойцы на кордонах пропустили группу. До штаба оставалась пара верст. Обстановка этой ночью выдалась непростой. По городу била артиллерия, выли и взрывались мины. Похоже, немцы что-то чувствовали. Дрожала земля, сыпалась кладка со стен. Снова все перепуталось: где-то немцы продвинулись, на других участках красноармейцы стояли насмерть. Начиналась неразбериха, фашисты работали по «маленьким котлам», пытаясь уничтожить оказавшихся в них солдат; бойцы Красной армии, в свою очередь, отсекали огнем прорвавшихся фашистов и пытались их блокировать. О каких-то организованных действиях речь не шла. Со стороны Сомовской улицы выходила потрепанная колонна. Раненых тащили на волокушах, несли на закорках. В тылу колонны звучала отчаянная пулеметная пальба – арьергарды отбивались от наседающего противника. «Закрепиться на этом перекрестке! – кричали командиры сорванными голосами. – Пулеметчики – под окна, автоматчики – на первые этажи!» Люди разбегались, только раненых тащили дальше.
– Вы откуда, браток? – обратился Шубин к бледному капитану с наспех перевязанной рукой.
– Немцы выбили нас с Шабельской и Матюшенко, – скупо отозвался капитан. – От батальона сто штыков осталось… Напирают, сволочи, бьют нас кинжальным огнем, еще и БТРы подтянули. Ничего, дальше этого рубежа мы их не пустим… Лейтенант Хмарин! – взревел капитан трубным ревом. – Отправить людей на соседние улицы! Замаскироваться! Загоним фрицев в капкан, отсечем и уничтожим!
– Товарищ капитан, там же госпиталь, в котором мы лежали… – пробормотал потрясенный Кошкин. – Его не эвакуировали, там оставались раненые и персонал. Командиры сказали, что немцы туда не прорвутся, спешить некуда.
Сердце сжалось. На Леху Кошкина было страшно смотреть: боец почернел, лицо исказилось. Он забормотал:
– Может, не все так плохо, товарищ капитан, и они успели уйти? Да, я знаю, персонал не может бросить своих раненых, обязан оставаться с ними до конца… Товарищ капитан, разрешите отлучиться? – взмолился сержант. – Я пулей, одна нога здесь, другая там. Дорогу знаю, не заблужусь. Ну не могу я так, товарищ капитан…
– А в чем дело-то? – не понял Варшавин. Но догадался по лицу сержанта, что дела сердечные, крайне личные, и лучше не подначивать младшего командира.
– Так, Котов за старшего, – распорядился Глеб. – Берешь Павленко, Лобова и дуйте в штаб. Знаете, о чем доложить. Скажете, что мы скоро подойдем, выдвинулись в район первой областной больницы. Выполняйте, парни, приказ, ни о чем не спрашивайте…
Это было что-то невероятное. Шубин не верил своим глазам. До улицы Знаменской они добежали практически беспрепятственно, далее просочились проходными дворами. Подходить к госпиталю было опасно – забрались в строение, окна которого выходили на больницу, и с болью смотрели на происходящее. Кошкин шмыгал носом и потрясенно молчал. Остальные тоже не отличались говорливостью. Госпиталь действительно не успели эвакуировать, выдвижение немцев было стремительным. Все, кто находился в здании, там и остались. Лечебное учреждение окружили по периметру. Из окон первого этажа вырывалось пламя. Частично горел второй этаж, третий. Было слышно, как в здании кричат люди. Фашисты смеялись, видимо, акцию проводили военнослужащие Ваффен-СС. Кто ж еще? Солдаты вермахта такими делами, как правило, не занимались. Волосы шевелились на голове. Эсэсовцы держались на безопасном расстоянии, грелись у бушующего пламени. Их забавляло происходящее. По аллее, опоясывающей здание, прохаживались люди с ранцевыми огнеметами, поджигали помещения, в которых еще не разгорелось пламя. Огненные струи вырывались из огнеметов, и в этом пылающем аду не оставалось ничего живого. Истошные крики то затухали, то вспыхивали с новой силой. Госпиталь превращался в факел. Моральные установки эсэсовцев не тревожили, они выполняли свою будничную работу. Распахнулось окно на первом этаже – там еще не разгулялось пламя, стали выпрыгивать люди. Двое из них были точно женщины. Один человек пустился наутек, еще двое помогали выбраться третьему. Это были пустые хлопоты, пулеметная очередь разбросала всю группу, включая того, кто успел отбежать. Прозвучал хлопок – сноп пламени вырвался из оконного проема. Вместе со взрывом вывалилось горящее тело. Человек пытался подняться, упал и больше не шевелился.
– Что же они творят-то, нелюди? – севшим голосом пробормотал Гагарин. – Это же за пределами всего… Мы это стерпим, товарищ капитан?
На третьем этаже тоже занималось пламя. Распахнулись створки, выпало стекло. В проеме возникла перевязанная человеческая фигура. Он просто шагнул вперед – пусть произойдет все что угодно, лишь бы не изжариться в этом аду. Мужчина упал на отмостку, вздрогнул пару раз. Следом спрыгнул еще один, приземлился чуть дальше, упал неудачно, на голову… Из соседнего окна стали стрелять из пистолета. Человек не целился, ад за спиной ослепил. Огнеметчик присел от неожиданности, пули его не задели. Заговорил пулемет, и мертвое тело повисло из окна головой вниз…
Ярость ослепила, лишила разума. В адском огне гибли все, кто был мало-мальски знаком: доктор Разгонов, медсестра Варюша, по которой убивался Кошкин, прочие врачи, медсестры, санитарки, раненые бойцы и командиры, большинство из которых не могли передвигаться самостоятельно! Глеб поддался порыву, да и взбешенный Алексей не особо внимал его приказам. Четверо разведчиков скатились по лестнице, забежали за угол. Проснулся здравый смысл: что это изменит? Только зря погибнем! Но Шубин не мог решиться
