Малышок - Ликстанов Иосиф Исаакович

- Нет, нет! - горячо ответила Катя. - Зачем ты так… Это я только для себя решила… для себя одной… что я не буду жить, не смогу жить, Ниночка…

- А разве те женщины решают не каждая для себя? - проговорила Нина Павловна. - Только они решают правильно - они остаются жить и работают еще больше, чем работали раньше, потому что на фронте миллионы родных людей. Они такие близкие, такие дорогие, эти люди, каждый из них - свой, любимый человек, как бы его ни звали! Разве можно его бросить, оставить без помощи? Нет, стыдно тому, кто опустит руки, кто забудет о миллионах родных людей… Еще больше работать, еще больше делать для фронта!

- И ты тоже… ты тоже потому так много работаешь, что думаешь - папа… погиб?… Да? - со страхом спросила Катя.

- Нет! - твердо ответила Нина Павловна. - Забудь это слово. Василий не мог погибнуть! Я тебе объяснила, почему он не мог погибнуть. Такие люди не погибают. И чем больше я работаю, тем крепче верю - он жив и будет жить.

- Да… он жив, он не погиб! - повторила ее слова Катя. - Я теперь все время буду так думать. Только… ты не уходи, Ниночка, ты мне больше говори, какой был папа. Никуда не уходи, а то я опять стану глупо думать… Сегодня суббота, а завтра выходной день… Ты всегда будешь у нас, да? Зачем тебе жить у Пестряковых, не понимаю. Всегда живи у нас. Хорошо?

- Ты устала, девочка? Хочешь спать?

- Возле тебя мне теперь так спокойно. Расскажи еще о папе.

Обняв колени руками, Костя смотрел в темноту пристально и настойчиво, и снова его глаза наполнил невидимый огонь. Но черный убийца не осмелился появиться. Он теперь был далеко, там, где на него шли великаны - такие, как Митрий, такие, как Василий. Неправда, значит, что погиб Митрий! Он продолжал сражаться, потому что Василий был такой же, как Митрий, - они обнялись, слились, и враг бежал от них. Великаны становились все сильнее, потому что где-то далеко-далеко, в Уральских горах, человеческое сердце поняло, что нельзя на смерть отвечать смертью, что нужно на смерть отвечать борьбой и верой, чтобы победила жизнь…

Было очень тихо.

Залаял Шагистый, послышались голоса. В ту же минуту зажглось электричество, в гостиную влетела Леночка, за нею показался улыбающийся Сева, а за ними Антонина Антоновна, - и все счастливые, все со своей радостью.

- Катя, Катюшенька, меня в комсомол приняли! - крикнула Леночка; увидела Нина Павловну, растерялась, все поняла и обрадовалась еще больше. - Ой, как хорошо! - и бросилась обнимать Катю.

- Малышок, мы двести до комсомольского собрания дали! - сообщил Сева. - Вахта так вахта!

- Ниночка, чай я здесь соберу! - суетилась Антонина Антоновна.

Костя вышел на кухню за Антониной Антоновной и сказал ей:

- Совсем помирились.

- Вижу, вижу! - прошептала старушка радостно и опасливо, будто боялась спугнуть мир. - Уж самой себе не верю… Спасибо, Костенька, что привел.

- Ты, Антоновна, на стол подай получше! - распорядился Костя. - Ты не скупись, не жалей. Покорми всех как след…

Вышла Нина Павловна и прогнала Костю:

- Иди к ребятам! Мы с бабушкой будем хозяйничать.

В гостиной Леночка рассказывала Кате, как они стояли вахту с Севой и вдруг стали садиться резцы, потому что попались очень твердые заготовки, а Герасим Иванович забеспокоился и принес - сам принес, вы подумайте! - победитовые резцы. А потом было общее комсомольское собрание, Леночка рассказала свою биографию, и…

- Ей зааплодировали, а она испугалась и под стол президиума полезла, - сказал Сева.

- Ничего подобного! - покраснела Леночка. - Я вовсе не испугалась. Только у меня слетели очки, и я полезла их достать… А ты знаешь, Катя, я почему-то не знала, что у меня такая коротенькая биография. А Зиночка тоже выступила и сказала, что скоро вся, ну совершенно вся наша бригада будет комсомольской…

- Брось! - не поверил Костя и стал еще счастливее.

Поспели картошка, оладьи, какао на молоке, все получили шоколад, но даже и без этого пышного угощения вечер остался бы самым лучшим из всех вечеров в доме Галкиных. Если бы Косте предложили уступить хоть одну минуту за все самородки Урала, он ответил бы с презрением: «Подите прочь с вашим золотом!»

Ему было хорошо среди людей, которые стали одной семьей и среди которых он занимал свое место - большое или маленькое, он об этом не думал. Да и зачем было над этим раздумывать! Может быть, мир пришел бы в дом Галкиных и без участия Кости, потому что хорошее находит тысячи правильных путей, но Костя не был равнодушен к судьбе людей и теперь с полным правом торжествовал победу.

Глава четвертая

Весна никогда не начинается сразу: она начинается несколько раз, но сперва у нее получается не так, как нужно. То она забудет закрыть дверь на север - ворвется студеный ветер и все заморозит; то по ошибке выпустит из зимнего чулана снежные тучи; то совсем спутается - и солнце светит, и ручьи шумят, и носы краснеют. Но не надо сердиться на весну - рано или поздно она сделает правильно. Тогда люди скажут: «Да, это настоящая весна!» - потому что сразу видно, какая весна настоящая. Весенним вечером Нина Павловна, отдыхая дома, читала у открытого окна. Закончив укладку рюкзака, Катя села на медвежью шкуру и вздохнула.

- Доктор сегодня мне сказал, что как только я вернусь из лесничества, после праздника, выпишет меня на работу, - сказала она.

- Ты была сегодня на заводе? - удивилась Нина Павловна. - Почему же ты не зашла в термический цех?

- Я вообще никуда не заходила, - ответила Катя. - Я сначала пошла за колонны, вижу - они все работают… Я расстроилась и ушла.

- Ты хотела бы, чтобы они бездельничали? - усмехнулась Нина Павловна, отложила книгу, села рядом с Катей, обняла ее и спросила: - Почему ты расстроилась?

- Просто я никому не нужна, - объяснила Катя. - Я стояла за колонной, смотрела, а у них все идет… очень хорошо. Леночка вполне справляется. Зачем я им теперь нужна? Я больная, а Леночка здоровая… - Она подумала и добавила: - Нина, возьми меня в термический цех! Хорошо?

- Стоило получать квалификацию токаря, чтобы потом переучиваться! Уверяю тебя, что такая стахановка, как ты, нужна в бригаде.

- Не нужна я бригаде, не нужна, не нужна! - затвердила Катя. - А кроме бригады, мне тоже ничего не нужно… Все равно, как только доктор выпишет меня на работу, я пойду за колонны, стану за свой станок… И пускай только посмеют меня прогнать! Пускай только Ленка посмеет! Я буду ее щекотать вот так, вот так!… - И она принялась щекотать смеющуюся Нину Павловну.

Разговор как будто кончился шуткой, но на другой день Нина Павловна передала его ребятам. Это было, когда они шли вчетвером на завод, на холме нагнали Сергея Степановича и пошли медленно, так как Сергей Степанович из-за своей раненой ноги не мог ходить быстро. Такие встречи бывали не раз, и ребята любили эти неторопливые прогулки с парторгом. Обычно он шел впереди, слушал разговоры ребят, иногда вставлял словечко-другое или расспрашивал, как идет жизнь в цехе, в чем нуждается молодежь.

Ребята уже убедились, что он ничего не спрашивает просто так и ничего не обещает, лишь бы пообещать. Из его слов непременно получалось что-нибудь путное, потому что он был деловой и, как говорил Сева, пользовался большим авторитетом.

- Конечно, я сразу отдам Кате ее станок! - поспешила заявить Леночка. - Но только я совсем не понимаю, Нина Павловна, что мы будем делать все вчетвером. Теперь каждый из нас может обслуживать два станка, а мальчики даже три, мы все многостаночники, а станков у нас всего по одному.

- Слышишь, Малышок? - многозначительно произнес Сева.

- А хоть бы и слышал, - ответил недовольно Костя. - Виноват я, что не получается? И Герасим Иванович говорит…