Николай Попель - Танки повернули на запад
Не раздеваясь, усаживаемся за стол. Боридько докладывает о неудачной ночной атаке. Гетман слушает не перебивая, качает головой в такт словам комбата.
Боридько поглядывает на командира корпуса, на меня. Его возбужденное лицо со светлыми глазами отражает горечь, надежду, предчувствие неприятностей.
— Что, майор, ждешь, когда начальство долбить будет? — поднимает Гетман голову.
Боридько обреченно улыбается, разводит руками — ваша, дескать, воля.
— Не стану клевать, Федор Петрович. Сделал, что мог. Давай думать, как дальше воевать.
Неожиданно Гетман перебивает себя:
— Генерал Ломчетов был?
— Ночью с нами ходил, боевой генерал…
— Говорил что-нибудь?
— Нет, все молчит, трубку сосет. С утра к подполковнику Гусаковскому поехал.
— Поехал так поехал… Зови командиров рот. Я иду к танкистам. Люди возятся у машин… Не слышно обычных шуток, подначек. Неудача горькими складками легла на хмурые лица. Там, в темнеющем впереди Бердичеве, дерутся стиснутые со всех сторон товарищи. Слабым эхом доносятся выстрелы.
Меня спрашивают об окруженных: будем вызволять?
— Будем, обязательно будем, — заверяю я. — Только нелегко это.
Бойцы должны знать о прочной обороне немцев, о приказах гитлеровского командования, запрещающих сдачу Бердичева. Рассказываю все, что мне известно о противнике, его приготовлениях, о настроениях немцев, об их планах вернуть Киев.
— Ну это уж черта с два, — вставляет кто-то. И снова:
— А хлопцы наши как там в городе?
— Рад бы сообщить. Да знаю столько же, сколько вы.
Молчание. Тяжелое молчание.
Мне дорога эта тревога за товарищей. Если судьба попавших в беду людей сжимает твое сердце, лишает тебя покоя, значит, ты впрямь проникся чувством фронтового братства.
Быстро смеркается. Наступает новогодняя ночь. Мы сидим на сваленных деревьях. Вспышки самокруток освещают перемазанные лица.
— Может, нынче ночью по случаю Нового года попытаться? — предлагает маленький танкист в шлеме, сползающем на глаза.
— Может, — соглашаюсь я.
Опять «виллис» и транспортер петляют по полям. Ищем не найдем командный пункт бригады Гусаковского.
Когда совсем было отчаялись, а Гетман израсходовал весь запас ругательств, из кустов на слабо освещенную месяцем дорогу выскочил солдат.
— Стой!
И, лязгнув затвором, вскинул карабин.
— Чумной ты мужик, — успокаивает солдата, вылезая из машины, Гетман. Сразу стрелять готов.
— Виноват, товарищ генерал-лейтенант, — узнал комкора боец.
— Ни черта ты не виноват. Где капэ?
Машины свернули в кустарник. Мы идем, не выпуская из рук провод, который нам показал часовой. В темноте Гетман чуть было не свалился в ровик. Ругаясь, поднимается он в летучку командира бригады.
Слепит резкий электрический свет от маленькой голой лампочки, покачивающейся над столом. Нелепо переломанные черные тени скользят по стенкам, потолку.
Доклад Гусаковского еще горше, чем доклад Боридько. Да, немцы ударили во фланг, отсекли танки. Те автоматчики, что сидели на броне, проскочили в город, остальные либо полегли, либо откатились на исходные.
— Что делает противник? — помолчав, спросил Гетман.
— Минирует подступы к своему переднему краю, подтягивает артиллерию, бросает ракеты.
— Ждет нас?
— По-видимому, ждет.
— «По-видимому», — раздраженно ворчал Гетман. — Где донесения от Орехова?
Гусаковский протянул большой блокнот с узкокрылым орлом на обложке. Гетман брезгливо поморщился.
— Своей бумаги нет…
Читаем торопливые карандашные записи радиста, поддерживающего связь с Ореховым.
«31.12. 6:17. Нахожусь вместе с Карабановым в квадрате 13–85. Веду бой пехотой и танками противника».
«31.12. 10:48. Вас слышу хорошо. Атаки противника прекратились. Подбитые танки действуют как неподвижные огневые точки. Один танк сгорел вместе с экипажем».
«31.12. 14:40. Отбили сильную атаку. Несу потери живой силе. Боеприпасы экономим. Прошу огонь по квадрату 13–86 б».
«31.12. 20:24. Отбили пять атак. Много раненых. Медикаментов нет. Положение сложное. Воды нет. Держимся. Вас слышу хорошо».
«31.12. 22:00. Противник ведет минометно-артиллерийский огонь. Маневрируем в квадрате 13–85. Положение трудное. Раненые в танках и в подвалах».
Одно донесение не совсем обычно. На вопрос Гусаковского Орехов докладывал об отличившихся: звание, фамилия, телеграфно короткое представление к награде.
Гетман резко захлопнул блокнот.
— Передайте Орехову: «Ч» три пятнадцать. Будем пробиваться в город. Где квадрат 13–85?
Гусаковский обвел карандашом площадь в районе вокзала, примерно 400 на 400 метров.
— Ставьте задачи, организуйте взаимодействие. Я — на передний край.
Гетман шумно встал, запахнул доху. Потом вдруг, вспомнив, обратился к молчавшему все время Ломчетову:
— У вас будет что-нибудь?
Генерал, не торопясь, вынул трубку, выпустил дым.
— Нет, чего уж тут…
Я видел Ломчетова впервые. Маленькое бледное лицо, мешки под узкими черными глазами, тонкогубый рот. Генерал очень худ, не по возрасту гибок в талии.
— Если не возражаете, товарищ комкор, я с вами, — говорит Ломчетов, надевая шинель.
Уже выйдя из летучки, Гетман бросил Гусаковскому:
— Приготовьте к бою управленческие танки. Распорядитесь, чтобы почистили тылы: всех — в атаку.
С молодым длинноногим командиром стрелкового полка, щеголявшим в хромовых сапогах со шпорами, я направился к пехоте. Майор доложил, что у него в батальонах осталось по тридцать — сорок активных штыков.
Обошли притихшие перед атакой роты, рассказывая бойцам об окруженных в городе танкистах.
Нехотя валил традиционный в новогоднюю ночь снежок. Небо озарялось плавными всплесками ракет и медленно гасло. В темноте, зябко ежась, приплясывали солдаты. Стряхивали с ушанок снег, согнувшись, курили в рукав. Люди заметно устали, перемерзли. Мысли их в эту ночь бродили где-то далеко.
Артналет прогнал сонливость. Слева затарахтели танки Гусаковского, затараторили скороговоркой пулеметы. Пехота тоже двинулась вперед.
По частым пушечным выстрелам из города можно было предположить, что немцы ждали этой атаки. Минные разрывы черными пятнами усеяли поле.
Молчаливый капитан, заместитель командира стрелкового полка по политической части, зло сплюнул, вынул из лаково блестящей широкой кобуры парабеллум и быстро пошел к залегшей впереди цепи.
Снег сыпал теперь густо, сплошняком. Сглаживал воронки, следы танков. От белизны его посветлело.
Командир полка сменил наблюдательный пункт. Связисты ползли, разматывая катушку.
Неподалеку, справа, ударили танковые пулеметы немцев. Минные разрывы наползали на балку, в которой залегли батальоны.
— Полковую батарею вперед! — приказал майор. — Выдвинуть разведвзвод на правый фланг.
Нагнулся ко мне, вытер мокрое от снега лицо.
— Последний резерв пустил в дело.
Бойцы толкали короткоствольные полковые пушки. Разведчики на бегу меняли автоматные диски.
По контратакующим немецким танкам ударила замаскированная на опушке иптаповская батарея. Короткое пламя распласталось над землей.
Бой принимал затяжной характер, и теперь рассчитывать на успех не приходилось. С нашими силами мы могли делать ставку лишь на стремительный рывок.
В летучке Гусаковского я застал Гетмана. Он ходил из угла в угол. Офицеры почтительно молчали. Ломчетов сосал свою трубку.
— От Орехова ничего нет. Стрельба в городе вроде не такая сильная, сказал, ни к кому не обращаясь, Гетман и повернулся к углу, в котором сидел радист.
— Вызывайте, все время вызывайте Орехова… Потом подошел к столу.
— Товарищи офицеры, надо привести в порядок подразделения, днем снова будем атаковать, оттягивать силы от Орехова.
Ломчетов кашлянул. Гетман вопросительно посмотрел на него. Генерал вынул из брючного кармана кожаный кисет, не глядя, тонкими пальцами набил трубку и подошел к столу.
— Да будет позволено мне сказать.
— Пожалуйста, товарищ генерал, — Гетман отодвинулся, пропуская Ломчетова.
— Я не полномочен изменять решения комкора. Тем более в присутствии члена Военного совета армии. Однако полагаю своим долгом изложить здесь свои соображения, ибо буду докладывать их командованию фронта.
Он быстро обвел всех взглядом жестких черных глаз.
— Считаю сегодняшнее ночное наступление ошибкой. А если не бояться резких слов — авантюрой. Бригада и действующий с ней стрелковый полк не располагали достаточными силами для овладения городом. Теперь, как я слышу, готовится еще одна бессмысленная, по моему глубокому убеждению, атака…
— Так ведь в городе наши люди, танки! — перебил Гусаковский.
— Да, товарищ подполковник, — и люди, и танки. Война как мы знаем, без жертв не обходится… Окруженное подразделение будет героически защищаться и выполнит свой воинский долг до конца. А силы, находящиеся восточнее города, я имею в виду вашу бригаду, товарищ Гусаковский, — пополнятся и во взаимодействии с подошедшими частями овладеют Бердичевом…
