Юрий Валин - Выйти из боя
Трехтонка проскочила мимо гнезда разбитого счетверенного пулемета, мимо что-то заоравшего часового, вкатилась во двор.
Под стеной лежала длинная шеренга накрытых простынями и шинелями тел. Ближайших накрыть не успели, — плоть, бледная и желтоватая, в корках запекшейся крови и обмытая, в тельняшках и выгоревших гимнастерках, обутая и босая.
Эти отмучились.
Катя отвернулась и заорала пожилому щетинистому санитару:
— Помоги спустить!
Санитар безмолвно подхватил заскорузлые носилки, подошел. Самокрутку из зубов так и не вынул. Лицо черное, отсутствующее, словно сто лет мертвых и полумертвых по монастырскому двору таскал. Забыл, когда спал, человек.
Сняли Окунева. Почувствовавшая себя на своем месте Мотя скомандовала, куда тащить, бодро ухватилась за носилки.
— Ты про Ленчика не забудь. Глянь в бумажки, — напомнила Катя, забираясь в кабину. — Я сейчас вернусь.
Военфельдшер обернулась, что-то крикнула, но «ЗИС» уже сдавал задним ходом.
Машина вылетела наверх. Проклятая коробка опять бастовала. Катя не без труда свернула с дороги. Наезженная колея вела куда-то в сторону Золотой балки. Направление нужное, вот только как бы в воронку не влететь.
Катю остановили минут через десять.
— Куда прешь! Простреливается!
— Так разгружай! В рот пароход! — завопила Катя, высовываясь из кабины прямо на капот. — Мне ждать некогда.
Траншеи тянулись по обратной стороне высоты. «Колючка». Замаскированный дзот. Стрелковые ячейки. Впереди, ближе к северу, громыхало и громыхало. Кажется, даже утреннее небо стало серым.
— Мины? Туда сворачивай, — к машине подошел худощавый капитан.
— Товарищ капитан, — взмолилась Катя. — Дайте здесь сгрузиться. Мне в госпиталь ехать. Срочно.
— Это что еще за явление? — удивился капитан, глядя на светловолосую, измазанную подсохшей кровью девушку. — Почему на нашей машине?
— Рядовая Мезина, — поспешно доложила Катя. — Из монастыря раненых вожу. Машину разбило, а тут ваша. Водитель ваш — того. Раненые ждут. Разгрузите, а?
— Туда давай, — капитан махнул рукой. — Раз в монастырь, у нас двоих захвати. Только что зацепило.
Катя помогла сгрузить боеприпасы у ниши, вырубленной в скале.
— Что так мало? — прокряхтел немолодой сержант.
— Не успела налепить побольше, — огрызнулась Катя. — Где ваши раненые?
— Постой, — капитан ухватил за рукав. — Ты откуда такая?
— Вчера была из зенитного прикрытия отдела «К».
— Это что такое?
— У штаба ГКО стояли. Только накрылась наша стучалка. Теперь вот на машине трясусь.
— Понятно. А это откуда? — Капитан ткнул пальцем в автоматные подсумки на ремне девушки.
— Кавалер подарил. Ему уже без надобности, — не стрелок.
— У вас там дела лихие, — покачал головой капитан, внимательно всматриваясь в чумазую девушку. — На машину сажают необученных, пистолетами-пулеметами одаривают. Анархия.
— Да вы что, товарищ капитан, — если нужно, возьмите. Вы ж на переднем крае, — Катя сдернула с пояса подсумки. — Мне эта тяжеленная железка в кабине мешает. А насчет шоферства моего, — я разве напрашивалась? Раз такая обстановка — села за баранку. У вас, кстати, шофера нет? Он бы вам обратно машину пригнал. В госпитале-то совсем транспорта нет.
— Лишних людей и у меня нет. Гансы того и гляди полезут…
— Воздух!!!
Часы шли. 6.48. Катя лежала, почти уткнувшись носом в циферблат «Zenitha». Тиканья не слышала. Разлепляла ресницы, — секундная стрелка бежала, вздрагивая и дергаясь вместе с содрогавшейся землей. Уши залепил плотный звон. Должно быть, слегка оглушило. И к лучшему, — вой пикировавших самолетов пробирал до самых нервов. Вроде не первый раз под бомбами, а все равно…
6.52. Четыре минуты. Как четыре года. Будь она проклята, VIII авиагруппа.[48] Вот суки!
«Штуки»,[49] отбомбившись, ушли. Вслед им еще бил одинокий счетверенный — звук выстрелов пробивался в уши, как сквозь вату. Капитан что-то беззвучно говорил, три или четыре зуба у него были стальными, блестящими.
— А?
— Каску, говорю, зря не носишь, — капитан снял руку с девичьей шеи: все время светловолосую гостью в стенку ячейки вжимал, как будто Катя под бомбы вздумала бы выскакивать.
— Потеряла я каску, — пробормотала девушка, отряхивая волосы.
— Ну, так езжай ищи, — капитан глянул на оседавшие за высоткой столбы пыли. — Давай-давай. «Лаптежники» по Мраморной балке разгрузились. Сейчас могут и к нам завернуть. С утра у нас что-то скучновато было, не то что там, — капитан кивнул в сторону города.
— Ага, я поехала. Раненых давайте.
Двоих подняли в кузов. Катя передала сержанту автомат и, мгновение поколебавшись, высунулась из кабины.
— Товарищ капитан, можно на секунду?
— Что еще, ездовая зенитчица?
— Я по дороге у Николаевки одного вашего раненого командира подобрала. Вы ведь из 456-го?[50]
— Это кто из наших там оказался?
— Да я разве спрашивала. Он вроде к вам ехал. В общем, говорил, дела лихие. В центре наши пятятся. 386-я не выдержала. И фланги поползли. Немцы через Северную бухту перебрались. В общем, скоро приказ отходить будет.
— Ты языком-то не мели, рядовая. Слухи всякие разносишь. Мы здесь до морковкина заговенья держаться можем.
— У вас еще сутки тихо будет. А Гору сдают. Приказ об отходе вот-вот поступит. Только я не об этом. Тот ваш товарищ говорил, что если не удержимся, он бы лично вперед рванул. За Балаклаву. К партизанам пробиваться.
— Ну-ка выйди сюда, — негромко приказал капитан. — Ты откуда такая умная-знающая? К самодеятельности зовешь, панику наводишь? Драпать, значит, мысли имеются? Как тараканы, в разные стороны? За такую полуумность знаешь как отвечать придется?
— Знаю, товарищ капитан, — Катя невесело улыбнулась. — Мы ведь тоже почти пограничники, за рубежами смотрим. По-разному тактические решения толковать можно. Кто скажет, «как тараканы», кто — «в контратаку на прорыв». За спиной море, там окапываться нам затруднительно.
— Ну-ка выйди, боец! — гаркнул капитан.
Но Катя уже дала задний ход. «ЗИС», переваливаясь на ухабах, начал разворачиваться. Катя еще видела разъяренное лицо капитана. Стоять они будут. Вот так. Приказа № 227[51] в армии еще нет, а в этом полку он уже есть. Еще неделю будут в окружении драться. Им заградотряды не нужны.
Ладно, хоть по машине стрелять не начали. Зато по кабине отчаянно забарабанил раненный в лицо боец. Второму было все равно — лежал без сознания с оторванной ногой.
7.22. Немцы пробились между левым флангом 386-й стрелковой дивизии и 8-й бригадой морской пехоты. Ожесточенный бой между высотой 111,0 и хутором Дергачи. Резервы из остатков 25-й Чапаевской стрелковой дивизии пытаются ликвидировать прорыв.
— Разгружайте! — Катя вывалилась из кабины. Только бы машина не заглохла.
— Сделаем, — санитар стянул с носилок мертвое тело, уложил в шеренгу у ограды и побрел к машине, волоча носилки. — Сейчас подмогу кликну. Что там на высотах?
— Дерутся наши. Где бы мне военфельдшера Танкову найти?
— Так здесь, в приемо-сортировочном, — санитар ткнул рукой.
Длинное здание. Что здесь было раньше? Трапезная? Кельи? Сейчас здесь ад. Лежка человеческой боли.
Не смотреть. Катя отстраненно переступала через лежащих, шла по коридору. Есть поставленная задача. Сержант выполняет. Стон коридора, запах полужизни-полусмерти ничего не меняет. Сержант на войне.
Мотя нашлась у тесной ординаторской. Представительная, в белом халате, сразу прибавившая десяток лет. Разговаривала с красивым стариком, держащим окровавленные руки растопыренными. Дед породистый, гвардейский. Похоже, еще при Мукдене полевые госпитали развертывал.
Мотя обернулась, глянула строго.
— Я еще не успела. Занята.
— Время, — Катя глянула в очки старика. — Товарищ начальник, дайте ей пять минут.
— Не дам. Я как раз говорил вашей знакомой, что если она рискнет исчезнуть хоть на минуту, ею займется трибунал. А вы, барышня, не знаю вашего звания, извольте немедленно покинуть госпиталь. Не мешайте работе, — голос у старикана был скрипучий, но интонации непреклонные. Полковник, наверное.
— Уйду. Но мне сведенья нужны. Особой важности.
— Обратитесь к комиссару. Он где-то здесь бегал.
— Матильда Захаровна в курсе. У нее минуту займет…
— Барышня, выйдите-ка вон!
— Иду. Доктор, там у меня трехтонка. Могу в город вывезти раненых. Только я сама их отберу.
— Что?! — Тут доктор изумился. — Черт знает что такое?! Танкова, вызовите охрану. Кто там у нас есть?
— Зови, Матильда. Только в этот херов журнал загляни. Я профессору два слова наедине скажу. — Катя поправила за ремнем колотушки гранат.
