Богдан Сушинский - Черные комиссары
6
Прибрежная степь, камышовые островки и даже сама река – все казалось застывшим, и, если бы не царящее над всем этим марево, должно было бы плавиться от необычной, даже для этих южных мест, жары.
Контр-адмирал Абрамов только что завершил обход на сторожевике точек базирования и временных стоянок бронекатеров и тральщиков флотилии. Впечатление было удручающим. Когда-то, пребывая в должности командующего Днепровской военной флотилией[39], он время от времени проникался осознанием бесполезности этого подразделения, базировавшегося в водах внутренней реки, за сотни километров от ближайших границ. А посему приказ о расформировании этой флотилии воспринял, хотя и не без горечи, но с осознанием своей правоты, а главное, целесообразности.
Теперь же ему приходилось с горечью отмечать, что весь Измаильский порт и все места базирования судов флотилии находятся под прямой наводкой румынских батарей, а это значит, что база и часть судов могут быть поражены в первые же минуты артналета.
– От самолетов противника мы еще хоть как-то можем прикрыться огнем зениток, от вражеской же артиллерии прикрываться будет нечем, – сабельным ударом подытожил его сомнения и раздумья начальник штаба флотилии Григорьев.
– Потому что право открыть огонь по румынской территории, – согласился командующий, – мы получим только после того, как высшее командование и руководство страны убедятся: на сей раз речь действительно идет не о какой-то там мелкой провокации, подобно тем, какие устраивают нам румынские и немецкие пилоты.
– А значит, теперь уже нужно огрызаться по настоящему, как это положено делать на войне.
Поднявшись в свой кабинет на втором этаже небольшого особняка, он швырнул фуражку на стол и нервно расстегнул ворот кителя. Коренной уралец, он в свои сорок четыре так и не сумел адаптироваться к южному климату и в разгар лета всегда чувствовал себя отвратительно. Причем определялось это не состоянием здоровья, а тем физическим дискомфортом, в который его постоянно загоняли палящие лучи солнца и соленый пот.
Выйдя на балкон, контр-адмирал несколько минут пытался уловить хоть какое-то дуновение прохлады, которую должна была подарить близость реки, однако ничего такого не происходило. Стоя под лучами палящего солнца, моряк задумчиво всматривался в просвет между крышами соседних зданий, портовым элеватором и кронами старых кленов.
Даже не все штабисты флотилии знали, что, в отличие от многих своих подчиненных, кадровым речником адмирал не был, хотя и прибыл к ним из точно такой же речной флотилии. И что, ступая на командирский мостик флагманского монитора «Ударный», адмирал видел себя на командирском мостике то канонерской лодки «Красная Грузия», или эскадренных миноносцев «Быстрый» и «Шаумян», то флагманского линкора «Харьков», с которым его разлучила неожиданная командировка в охваченную войной Испанию.
Исходя из условий Гражданской войны, доверить ему, тогда еще капитану второго ранга, один из своих кораблей республиканское командование не решалось, хотя Абрамов всячески настаивал на этом. Вот так и сложилось, что в течение почти трех лет Абрамов оставался военно-морским советником командира соединений эскадренных миноносцев, ведая в основном доставкой необходимых испанскому флоту грузов из Советского Союза и конвойным сопровождением в Средиземном море советских судов.
…Пилот самолета, появившегося над румынским берегом, вел свою машину прямо на порт. Буквально в течение минуты преодолев пространство над рекой, летчик теперь нагло нацеливал свой самолет на корабельную стоянку, на позиции береговой артиллерии и зенитной батареи. По опыту подобных полетов он уже знал, что ни одно орудие на вражеском берегу выстрелом не отзовется, ни один истребитель в схватку с ним не вступит, ни один сигнал воздушной тревоги в городе подан не будет. Там, на румынском берегу, все – от главнокомандующего Антонеску до последнего обозного тыловика – знали: за любой выстрел в сторону их королевского вояки русского командира тут же отдадут под трибунал. И наглели, с каждым днем все больше наглели…
Пока румынский пилот испытывал нервы зенитчиков, в том числе и корабельных, неуклюжими фигурами пилотажа, контр-адмирал бессильно постукивал кулаками по балконному обводу. Если бы кто-то из его зенитчиков прошил этого летуна-мамалыжника, Абрамов наградил бы его, чем только мог, и, хоть перед командованием, хоть перед суровым трибуналом, предстал бы с чувством исполненного долга.
Думал ли он, оставляя в недалеком тридцать девятом израненную Испанию, что очень скоро над его головой вновь будут проноситься вражеские самолеты, но уже здесь, на родине? Да в сонном бреду предположить такого не мог! Другое дело, что, находясь в воюющей стране, он так ни разу и не оказался на командирском мостике военного корабля, так ни разу не принял участия в настоящем морском бою. Как профессионала его это до сих пор задевало, ведь возвращавшихся из Испании в Союзе воспринимали как фронтовиков, прошедших настоящую боевую закалку. Но…
В свое время он уже нес службу и военного комиссара на канонерской лодке «Беднота» и помощника командира на канонерской лодке «Красная Аджария»; наконец, старшего помощника капитана – на крейсере «Червона Украина». То есть у него были все основания считать себя настоящим военным моряком. Но получалось так, что за время всей своей службы на семи современных боевых кораблях он так ни разу и не побывал в бою.
Зная, как остро вставал в его стране вопрос о корабельных командирах с опытом боевых действий (почти все остававшиеся в Совдепии старые русские офицеры были расстреляны), Абрамов считал, что испанская война дарит ему, тридцатидевятилетнему, прекрасную возможность вернуться в Севастополь истинным боевым офицером. А случилось так, что после возвращения он оказался в должности начальника группы для особых поручений при Военном совете Черноморского флота. Кое-кто даже завидовал ему, понимая, что должность эта сугубо карьерная. Но, получив звание капитана первого ранга, а вместе с ней и должность заместителя начальника штаба Черноморского флота, Абрамов лишь острее почувствовал свое отлучение от корабельного бытия.
– Товарищ командующий, – возник у него за спиной голос адъютанта Щедрова, – разрешите доложить?
– Что у тебя? – поморщившись, спросил контр-адмирал, с трудом вырываясь из своих мысленных странствий.
– Первое. Все, кому следует быть на совещании, предупреждены. Комендант дунайского сектора береговой обороны полковник Просянов и начальник противовоздушной обороны дунайского участка полковник Матвеев уже прибыли. Остальные прибывают. Начало совещания через тридцать минут.
– Как на совещание, так зенитчик наш прибывает первым, – резко повел подбородком командующий. – А самолеты противника уже садятся ему на голову. Причем полковник уже настолько привык к этим воздушным нарушениям границы, что даже не всегда считает нужным докладывать о них, дескать, командование флотилией само все видит.
– Потому как приказ есть приказ, – попытался старший лейтенант оправдать обычно такого добродушного полковника. – Закоренелый факт.
– Иногда от офицера требуется не только умение тупо выполнять приказы, но и мудро их не выполнять, – возразил контр-адмирал, возвращаясь в кабинет. – Даже если приходится рисковать головой и в стычках с противником, и в стычках с командованием. Впрочем, у меня у самого подобной смелости пока что не хватает, – заключил он, садясь за стол. – И ничего с этим не поделаешь.
– Потому как приказ есть приказ, – вновь глубокомысленно остепенил его адъютант, не по возрасту оказавшийся в старлеях. – И это – закоренелый факт.
Во время службы в штабе флота Абрамов добился, чтобы этого земляка-уральца произвели в лейтенанты из мичманов, а затем забрал его с собой в Днепровскую флотилию. Произведя этого малообразованного, но смышленого человека в адъютанты, будущий адмирал руководствовался сугубо житейским девизом: «Простоват, но честен и… предан».
– Капитана, который отрядом десантников командует, пригласить не забыли?
– Глиссером в острова доставлен на базу мониторов, а потому обязан быть. Закоренелый факт.
– Почему с острова? – не понял контр-адмирал. – Разве его отряд расположили на острове?
– Это он сам расположился. Вместе с нарядом берегового поста службы наблюдения и связи старшины[40] Булгара, несколько часов изучал позиции румын в районе мыса и поселка Сату-Ноу.
– Именно в районе мыса Сату-Ноу? – оживился командующий.
– Так точно. Капитан Гродов – он ведь из наших, из артиллеристов береговой обороны, а значит, понимает, что служба есть служба. Тут уж – закоренелый факт.
– Только сегодня я подумал, что, прежде всего, следует подавить румынские огневые точки на этом мысе, иначе его батареи будут расстреливать порт, город и наши стоянки прямой наводкой, в упор, и из всех видов оружия, вплоть до пистолетов. Очевидно, капитан думал о том же. А еще о том, что облегчить участь города можно будет только высадкой десанта и захватом самого мыса.
