Вадим Полищук - Зенитчик-2

Артисты исчезли за плащ-палатками, замполит разогнал по местам добровольных помощников и через несколько минут концерт начался. Аккордеонист играл, обе девушки и высокий шатен пели, чернявый кавказец оказался чтецом-декламатором. Музыкальный репертуар был мне хорошо знаком: «Синий платочек», «Давай закурим», «Жди меня», «Катюша», «Землянка» и, конечно, «Три танкиста». В перерывах между песнями чтец читал стихи Симонова, Суркова, Твардовского. Вел концерт наш полковой комсорг.

Не могу сказать, что люблю стихи, скорее, наоборот. Песни слушал с удовольствием, а еще на певиц глазел. Хороши, а в своих, подчеркивающих фигуру, платьях, они казались мне, да и не мне одному, существами уж если не с другой планеты, то из другого времени точно. Но вот, в очередной комсорг объявил чтеца с армянской фамилией. Провожая взглядом уходящих со сцены певиц, я прохлопал начало его выступления. И вдруг.

…прожорливых отвергниИ не давай им сладостей своих!Насильников, осмелившихся дерзкоТебя, родная почва, попирать,Встречай везде ты жгучею крапивой.

Было в этих стихах что-то знакомое, но автора я никак не мог узнать. Не выдержав, пихнул локтем Помогайло.

— Чьи стихи?

— Якись Шекспир, — ответил потомок запорожских казаков.

Точно Шекспир! Но откуда эти строки? Я не великий знаток творчества Шекспира, но некоторые его вещи слышал, в переводе, конечно. А чтец между тем продолжал.

Когда ж они нагнутся, чтоб сорватьС груди твоей цветок, то умоляю,Спрячь под цветком ты лютую змею,И пусть она врагов нам ненавистныхУничтожает смертоносным ядом!

Строки хорошо ложились на всеобщее настроение, а голос продолжал нестись над притихшими людьми.

Да, земляки, деремся молодцами,Но не окончен бой,И держатся еще враги на поле…

Я аплодировал вместе со всеми, не жалея ладоней. Декламатор долго раскланивался, потом комсорг объявил об окончании концерта. Автобус с артистами уехал, праздник закончился, а нас ждали сначала тыловые будни, а потом… Но думать об этом не хотелось, казалось, что до этого еще далеко. Казалось, что у меня еще есть время.

Из резерва ставки корпус был передан в состав Степного фронта. Пришлось покинуть насиженное место под Миллерово и в очередной раз разрушать налаженный солдатский быт. При подготовке к маршу я увидел, как наши водители заправляют машины из двухсотлитровых бочек. Подгоняют полуторку со стоящими в кузове металлическими бочками. Откроют бочку, дольют туда какую-то дурно пахнущую жидкость, размешают. Затем опускают в бочку шланг, подсосут и другой конец шланга в бак «шевроле». Вообще-то положено перекачивать топливо ручным насосом, но где его взять? А атмосферное давление всегда под рукой.

Заинтересовала меня жидкость, которую водители в бензин добавляли.

— Присадка для повышения октанового числа, — важно ответили мне, — тоже из Америки присылают.

Действительно, октановое число советского бензина не превышало шестидесяти шести. Американский же мотор имеет повышенную степень сжатия и требует октанового числа не ниже семидесяти, а еще лучше семьдесят два. Вот и повышают его дополнительными присадками.

— А раньше чего не лили?

— Раньше с армейского склада специальный бензин получали — этилированный, а в этот раз нам обычный дали вместе с присадкой и сказали сколько лить.

— И что это за гадость? — интересуюсь. — Уж больно вонь от нее противная.

— А хрен ее знает, — отвечают. — Что дали, то и льем. Иди, не мешай. Видишь — заняты.

Я перестал приставать с вопросами к нашей шоферне и пошел по своим делам, как до меня дошло — да это же тетраэтилсвинец! Да, да, тот самый тетраэтилсвинец, который у нас лет десять, как окончательно запретили, так как любой катализатор свинцовая эта гадость за считаные часы приканчивала. Я про него уже и забывать стал. Стоп! Это же яд сильнейший, а они его в рот тащат! При подсосе, бывало, часть бензина попадала шоферу в рот, и он потом долго отплевывался. Подумав, я вернулся обратно — предупредить решил.

— Слышь, мужики, вы бы с этим бензином этилированным поосторожнее. Присадка эта очень ядовитая, отравиться запросто можно.

Моя забота об их здоровье только развеселила этих рыцарей «кривого стартера».

— Я уже двенадцать лет за баранкой, и еще ни разу не слышал, чтобы от этого кто-то помер, — лихо отбрил меня, под дружный смех остальных, самый уважаемый водила.

Похоже, мой авторитет среди этой братии, слегка приподнявшийся после перегона «шевроле» от станции, стремительно покатился к нулевой отметке. Вон, даже Копытов, за рулем без году неделя, в передачах едва разобраться успел, право и лево до сих пор путает, деревня, а туда же — ржет вместе со всеми. Обидно. Ну я и врезал им ниже пояса.

— Вот придете после войны домой, на жен своих залезете и…

Тут я взял паузу.

— Что «и»? — не выдержал самый молодой — Копытов.

— И все. Вот тогда и вспомните мои слова, и то, что не хрен всякую отраву в рот тащить, а химию эту лучше в противогазе разливать и перчатками резиновыми пользоваться.

Старший водитель громче всех вопил, что по мужской части у него все в порядке, и детей у него трое, и жена довольна была. И не только жена. Но я уже не слушал, гордо удаляясь к своему расчету. Еще один случай прищемить нос местным «шумахерам» выпал на следующий день. Если наше орудие возил новый «шевроле», то второе орудие взвода — ветеран, прошедший с батареей все перипетии прошедшей зимы. Естественно, аккумулятор на нем сдох. Плотность упала, заряд не держит. После некоторых мытарств аккумулятор для него добыли, наш, советский. Старый, еще американский, аккумулятор сняли, а дальше стоп. Дело в том, что на наших машинах плюс батареи шел на массу, а минус в цепь. У американских же все было наоборот: минус на массу, плюс в цепь. Водилы собрали консилиум. Я тоже не выдержал, присоединился, и выслушал мнения собравшихся. Мне эта проблема показалась надуманной.

— Да какая разница, чей аккумулятор? Направление тока для внешней цепи важно. Ставьте так, как у американцев стояло.

За свое столь категоричное высказывание я был с позором изгнан, хоть и был в своем мнении не одинок. Через пару часов Копытов вернулся в расположение расчета.

— Поставили?

— Поставили.

— И что?

— Да-а. Ничего.

— Стартер спалили или аккумулятор?

— Аккумулятор.

Раздолбаи. Однако к новому месту дислокации полк прибыл быстро и в полном составе. Без мелких происшествий, вроде этого, естественно, не обошлось, но в целом, марш прошел на удивление гладко. За пару месяцев водители опыта набрались, дороги подсохли, да и организация марша была на гораздо более высоком уровне.

Степной фронт — это еще не настоящий фронт, но уже фронтовой тыл. Над нами начали появляться немецкие самолеты-разведчики. И не только разведчики. У нового командира корпуса выявилась «самолетобоязнь». Судя по рассказам бойцов, принимавших участие в февральско-мартовском наступлении, асы Геринга тогда здорово порезвились над боевыми порядками и тылами корпуса и во время наступления, и во время отхода. Фрицы тогда летали с бетонированных аэродромов Запорожья и Днепропетровска, а наша авиация осталась далеко в тылу на раскисших весной грунтовых полосах. Да и зенитная артиллерия сидела на голодном пайке. Память о прежних боях выразилась в приказе: одну из батарей выделять для прикрытия штаба корпуса.

Жизнедеятельность штаба корпуса мне пришлось наблюдать впервые. Штаб это целый поселок: землянки, землянки, укрытия для техники, окопы, маскировочные сети, огневые позиции дежурной зенитной батареи. И население в сотни человек. Штабные, вспомогательные, тыловые и приданные подразделения: батальон связи, саперный и разведывательный батальоны, автотранспортная рота, две ремонтных мастерских, полевой хлебозавод, почтовая станция и даже авиазвено связи. Тут же всевозможные ординарцы, порученцы, канцелярская и хозяйственная сошка. И все это постоянно живет, движется, суетится. Поначалу за всем этим даже интересно было наблюдать, потом — надоело.

— Ты, глянь, глянь какая.

Тимофеев незаметно, как ему кажется, указывается первому номеру на проходящую мимо связистку. Я осматриваю небо — ни самолета, ни облачка. Редкое по нынешним временам явление. Войск в округе много, буквально из-под каждого куста ствол торчит. Если не гаубичный, то пушечный или танковый. Или, как наш — зенитный. Немцы пытаются с воздуха нащупать все это хозяйство и, если обнаруживают, то бомбят. Точнее, пытаются. Сейчас не сорок первый, и не сорок второй, и даже не начало сорок третьего — в воздухе идут ожесточеннейшие бои. Наших больше, фрицы — опытнее, но времена, когда их самолеты безнаказанно гонялись за каждой полуторкой безвозвратно прошли. Иногда, когда появляется возможность, стреляем и мы.