Василе Преда - Поздняя осень (романы)
Думитру улыбнулся. Это был хороший знак.
— Была уйма дел, иногда даже работали по воскресеньям, — спокойно сказал он. — Честно говоря, — быстро добавил Думитру, слегка смутившись, — раза два за это время я мог бы приехать, но… как бы тебе сказать… — Он растерянно пожал плечами. — Не знаю, поймешь ли ты меня, не начнешь ли искать других Объяснений… Так получается… — Он вздохнул. — Знаешь, какие бывают люда… Когда меня нет, пользуются случаем и норовят словчить… Если слышат в субботу во время обеда, что я еду в Бухарест и два дня меня не будет на стройке, они такие планы строят!.. И тогда мне приходилось их «надувать», как говорила Илинка, когда была маленькая. Я объявляю, что еду в Бухарест, а сам остаюсь! И являюсь на стройку, когда никто не ждет проверки…
— И?! — изумилась Кристиана.
— И! — ответил он победоносной улыбкой. Глаза его сверкнули тщеславным блеском.
— Значит, ты их «надувал»?! И даже дважды!
— А как же иначе?! — подтвердил Думитру все с той же триумфальной улыбкой на лице.
— Но разве ты их «надул»? — В ее голосе слышалось обвинение.
— Что ты имеешь в виду? — удивился было Думитру, но сразу понял направление ее мыслей и сокрушенно закончил: — Я так и знал, что ты заговоришь об этом!
Оба помолчали, избегая встречаться взглядом. Думитру закурил.
— Могу тебе повторить: единственное решение проблемы — переезжайте ко мне на стройку, — наконец решительно заявил он.
— А как же Илинка будет учиться? — поинтересовалась Кристиана. Ей уже надоело приводить одни и те же аргументы, которые Думитру считал несущественными.
— Там тоже есть школы… и ученики, и преподаватели. А тебе, я уверен, там было бы гораздо легче найти подходящую работу. Может быть, прямо на стройке юрисконсультом…
— А кто ее подготовит к поступлению в институт? — перебила она, будто не слышала его ответа. — На вашей стройке есть университетская профессура?
— Девочка должна сама пробиваться в жизни, — твердо сказал Думитру, — и рассчитывать на себя, а не на других. И может быть, мы к тому времени уже вернемся… — Он все-таки оставил ей надежду.
— Или окажемся еще бог знает где! — закричала Кристиана, ни во что уже не веря, разочарованная. — Ты понимаешь, что у меня нет сил в пятнадцатый раз упаковываться и распаковываться?
— Если бы ты не вела этот счет, — мягко упрекнул он ее, — эти цифры тебя бы так не пугали… Во всем есть доля риска! Что бы ты в жизни ни делал, надо рисковать, надо быть смелым! Иначе нельзя.
Кристиана молчала. Она решила больше никогда не возвращаться к этой теме. Все разговоры бесполезны. Для Думитру ее доводы были то же, что глас вопиющего в пустыне.
Глава вторая
После отъезда Думитру у Кристианы не выходила из головы сказанная мужем фраза: «Что бы ты в жизни ни делал, надо рисковать, надо быть смелым!» Это были не просто слова, это было жизненное кредо Думитру. Она об этом знала уже почти тридцать лет, и все это время она училась рисковать вместе с ним.
У нее было трудное, беспокойное детство. Когда умер отец, железнодорожник, ей еще не было и одиннадцати. В семье осталось пятеро детей, она была одной из старших. У матери не было никакой профессии, и после смерти мужа она стала работать служанкой в разных домах. Они жили на окраине Брашова, в домике из двух комнат, мама получила его в приданое. Ели чаще всего мамалыгу с сахаром. Мама забыла, что такое улыбка. Она была иногда как потерянная, глядя, как едят ее вечно голодные дети. «Влачим нищету», — сказала она однажды. Это были тяжелые послевоенные годы… Летом, на каникулах, Кристиана старалась найти какую-нибудь работу, чтобы купить осенью ботинки на толстой подошве для школы. Она шила, вязала крючком.
Вместе с соседкой она стала иногда ездить ночным поездом в Рупеа. Останавливались они в окрестных деревнях, куда добирались под утро. Покупали у крестьян молоко по дешевке, чтобы продать его подороже в Брашове, в тех домах, где их уже знали. Когда они возвращались, мама ждала их на вокзале, забирала бидон с молоком и вручала Кристиане портфель с книгами. Мама потом обходила соседей, продавая молоко постоянным клиентам, а Кристиана прямо с вокзала бежала в школу. К счастью, это продолжалось недолго — месяц или два. Однажды она заснула на уроке истории. Учительница заметила это и несколько раз окликнула Кристиану, но та спала так крепко, что ничего не слышала, пока соседка по парте, Регина, не встряхнула ее как следует. И Кристиане не оставалось ничего другого, как только рассказать учительнице о своих ночных рейсах за молоком. Взволнованная учительница выхлопотала для своей ученицы специальное пособие. Эта же учительница поговорила с мамой, убедив ее поступить работать в трикотажный кооператив, где можно было быстро получить специальность. А младших детей она помогла устроить в детский сад. Положение семьи стало гораздо лучше. Дети на всю жизнь запомнили это участливое внимание учительницы истории.
Однако в школу Кристиана ходила только до седьмого класса, а потом поступила ученицей на ткацкую фабрику. Одновременно она училась в лицее на вечернем отделении. Она была на последнем курсе, когда познакомилась с Думитру. Ей тогда едва исполнилось семнадцать… Она пришла на собрание со своей подругой Региной. Они всегда ходили вместе — и на фабрику, и в лицей. Все думали, что они сестры…
Когда они входили, Думитру выходил из зала и нечаянно наткнулся на Кристиану. Она повернулась к Регине и сказала довольно громко, так, чтобы и он услышал: «И где он только вырос!»
Думитру смерил ее с головы до ног удивленным взглядом — он был почти двухметрового роста — и ответил: «Неважно где, но вырос, кажется, неплохо». И ушел.
В следующую субботу они снова случайно встретились, на другом собрании (тогда собрания устраивались регулярно каждую неделю — это входило в план работы Союза рабочей молодежи как обязательное мероприятие, и ни одна организация не решилась бы нарушить установленный порядок). (Регина каждую неделю вела разъяснительную работу с Кристианой, которая стеснялась танцевать после собрания. С доводами подруги она соглашалась только в последнюю минуту.
Думитру уже надел фуражку и готов был уйти. Однако, заметив Кристиану, раздумал и снова положил фуражку на вешалку. Оркестр начал играть «И снова осень». Объявили белое танго. С легким поклоном он пригласил ее на танец. Она даже не успела сообразить, когда он успел появиться около нее.
«Это белое танго», — сказала Кристиана. Этот отказ мог звучать достаточно категорично для кого угодно, только не для Думитру.
«Это ничего!» — сказал он, не двигаясь с места.
И уже тогда по его взгляду и твердому уверенному голосу Кристиана поняла, что она никогда не сможет одержать над ним верх.
Они танцевали вместе весь вечер. Перед уходом он сказал ей тем же уверенным тоном: «Знаешь что, я хотел бы жениться». «А почему ты думаешь, что меня интересуют твои планы?» — спросила она, улыбаясь. «Да потому, что я хотел бы жениться на тебе!» Улыбка застыла на лице Кристианы. Она только и могла, что пробормотать: «Но я… я об этом не думала… — И, придя в себя от удивления, добавила: — У меня есть старшая сестра… Она должна первая выйти замуж!» «Это меня не интересует, — немедленно последовал невозмутимый ответ. — Я же на тебе хочу жениться!»
С этого времени каждый вечер Думитру, очень солидный в своем лейтенантском мундире, ожидал ее во дворе лицея после занятий. Кристиана всегда выходила вместе с Региной. Прошло четыре месяца, а они даже ни разу не поцеловались и никогда не оставались одни.
Со временем Кристиана познакомила наконец Думитру со своей мамой. Она много раз это откладывала, но все же подчинилась настояниям Думитру. Ей еще не было восемнадцати, и поэтому в Народном совете сказали, что для вступления в брак ей необходимо получить согласие матери. Просить у мамы согласия она не спешила, да и вообще не говорила ей о существовании Думитру. Кристиана не могла осмелиться так вдруг объявить о своих намерениях. Она опасалась, как бы мама не воспротивилась этому.
В конце концов ей все-таки пришлось привести к себе домой Думитру, и у нее будто камень с души свалился. 'Однако она так и не решилась сказать что-нибудь о своих планах относительно замужества. Она предоставила Думитру возможность самому объясниться с ее матерью.
Кристиана тогда не понимала положения своей матери — вдовы с пятью детьми, причем из них четыре дочери. Поэтому она была удивлена и смущена тем, когда Думитру сразу же и без малейшего сопротивления получил требуемое согласие.
«Не думала я, что ты только и ждешь, как бы от меня отделаться, — упрекала она мать после его ухода. — Тебе даже терпения не хватило до конца выслушать его, и сразу: «В добрый час! А когда сыграем свадьбу?» Что он может подумать?!»
