Вадим Полищук - Зенитчик
— По инструкции положено, чтобы пружины уравновешивающих механизмов не уставали.
— Какие пружины? Фриц одним снарядом всю батарею выбьет!
Сержант уходит обратно к дороге. А ведь он прав! Один удачно выпущенный снаряд или мина могут осколками пробить накатники орудий, и все – батарея не боеспособна. Мог бы, между прочим, и сам догадаться, тем более, что печальный опыт уже есть. Расслабился в тылу, привык к тому, что стволы должны быть постоянно подняты.
— Епифанов! Ваня, давай вниз, опусти ствол. Я к комбату.
Через три минуты стволы всех орудий были опущены в ноль.
Солнце опускалось все ниже, заканчивался длинный летний день. Когда канонада на западе внезапно стихла, в душу начал заползать черный липкий страх – немцы прорвались. Теперь только от скорости их танков зависело: выйдут они к переправе сегодня вечером или отложат до завтра. Я постарался загнать страх подальше, по крайней мере, не показывать вида, но нервное напряжение спрятать не удалось и оно невольно передалось расчету. Все замерли в томительном ожидании. Как ни ждали появления немцев, оно, как всегда, произошло неожиданно.
— Танки!!!
На правом берегу появились крохотные серые коробочки с растянутым шлейфом пыли. Коробочки ползли к переправе, расстояние около двух километров. Далековато, подпустим ближе. В нашей литературе зенитчики всегда уж если не останавливали окончательно, то, по крайней мере, надолго задерживали немецкие танки. Со стороны немецких танкистов все выглядело несколько по-другому. Схема приблизительно такая: нарвались на русские зенитки, потеряли пару машин, отошли, вызвали огонь артиллерии, подождали десять минут, поехали дальше. Вроде как надоедливое насекомое прихлопнули. Так кто же ближе к истине наши зенитчики или немецкий обер-лейтенант, воспоминания которого попались на глаза пару лет назад? Или почти семьдесят вперед? Неважно. Думаю, что в нашем случае, танкист все-таки ближе. Черт, как умирать-то не хочется. Но тут прибежал Шлыков, и стало не до мыслей о собственном тельце.
— Давай к комбату!
— Зачем?
— Не знаю. Давай бегом!
На НП батареи из всех приборов остались только буссоль и зенитная командирская труба. Филаткин буквально прикипел к трубе, рассматривая танки на другом берегу.
— Товарищ старший лейтенант, серж…
Комбат прервал мой доклад и сделал шаг в сторону.
— Посмотрите. Не могу понять, чьи это танки.
Влипаю в черный резиновый налобник. Десятикратная оптика приближает правый берег, позволяя рассмотреть мельчайшие детали танков. Хорошо видны только две крайние машины, остальные скрыты поднятой при движении пылью. По угловатому корпусу и цилиндрической нашлепке командирской башни опознаю немецкие "тройки". А вот что смутило комбата – на одной из машин висит красный флаг. Может это трофейные танки? Да ну, откуда? Или немцы пытаются обмануть наших и проскочить к переправе? В этот момент порывом ветра флаг развернуло и в его центре показался белый круг, с диагонально усевшимся в центре черным пауком свастики.
— Это немцы, товарищ старший лейтенант.
— Точно? Может все-таки наши, трофейные?
— Немцы это. Точно. Флаг на танке со свастикой.
Я уступил комбату место у трубы. Никого немцы дурить не пытаются. Красный флаг на башне – это опознавательный знак для люфтваффе. Парни у Геринга горячие, за железный крест и отпуск кого угодно разбомбить готовы, в том числе и своих. Недаром кригсмарине своей авиации боялось больше, чем союзнической. Огромные опознавательные знаки, намалеванные на верхних палубах помогали далеко не всегда. Немецкие пилоты сначала вываливали на судно бомбы и только потом разбирались с его национальной принадлежностью. Поэтому, учитывая господство в воздухе немецкой авиации, передовым танкам безопаснее следовать с таким опознавательным знаком, чем без него. Странно только, что флаг повесили, а не растянули на моторном отделении или башне.
Комбат оторвался от трубы.
— Немцы. Идите к орудию.
— Есть!
Когда я выскакивал с НП, в спину мне ударило:
— Батарея, к бою!
Пока я бежал к своему орудию, комбат успел распределить цели.
— По танкам противника! Первому по крайнему справа, второе по второму и так дальше.
Нам, следовательно, достается третий, если считать справа. Из-за поднятой пыли видно его плохо, темное пятно то исчезает, то появляется в серых клубах. Попробуй попади в него. Пока мне остается только дублировать команды Филаткина.
— Бронебойным!
Кланц – закрывается затвор.
— Готово!
Танки идут под углом к нам, градусов где-то тридцать. Как же такое движение называется? Слово еще такое… А! О! Точно! Облическое! Черт! В такой момент всякая чушь в голову лезет. Скорость у них приличная, для одна тысяча девятьсот сорок второго года, судя по поднятой пыли, в час дают километров двадцать пять, а то и все тридцать. Значит, нужно выносить точку прицеливания.
— Вправо полтанка!
— Прицел четырнадцать!
Все замерли, только Дементьев плавно поворачивает маховик горизонтальной наводки – сопровождает цель. Танки вот-вот выйдут на рубеж, соответствующий установленному прицелу.
— Огонь!
Как ни ждали команду на открытие огня, а она, как всегда, прозвучала неожиданно.
— Огонь!
Гах! Блямс.
— Откат нормальный.
Пороховые газы, вылетевшие из дульного тормоза, поднимают пыль перед орудием, мешая наблюдению за полетом снаряда. Приходится выскочить на бруствер, успеваю увидеть, как трассер исчезает в пыльном облаке на правом берегу. Мимо!
— Прицел тринадцать!
Кланц.
— Огонь!
Гах! Блямс. Недолгий полет трассера. Промах!
— Прицел тринадцать!
Кланц.
— Огонь!
Гах! Блямс. Мы опять мажем, а кто-то из первого взвода попал, сквозь пыль над серым коробком поднимается бензиновое пламя и столб черного дыма. Танки увеличивают скорость, стараясь как можно скорее укрыться от нашего огня за кромкой правого берега, там мы их достать не сможем.
— Прицел двенадцать!
Кланц.
— Огонь!
Гах! Блямс. Снаряд также исчезает в сером облаке. Надеяться на попадание глупо. Проклятая пыль! Горит! Еще один горит! Опять первый взвод отличился! У них и позиция выгодней, и цели не такой плотной пылью прикрыты.
— Прицел двенадцать!
Кланц.
— Огонь!
Гах! Блямс. Кто-то опережает нас, чужой трассер втыкается в серую коробочку. Танк спотыкается, и наш снаряд проходит перед ним. Угол для попавшего в танк снаряда не самый выгодный, но даже с такого расстояния броня "тройки" нашему калибру вполне по зубам. Передние танки уже уходят из зоны досягаемости.
— Прицел двенадцать!
Кланц.
— Огонь!
Гах! Блямс. Нет, не наш сегодня день.
— Прицел двенадцать!
Кланц.
— Огонь!
Гах! Блямс. Последний снаряд мы выпускаем скорее от отчаяния, уже не надеясь попасть. Немцы прорвались к переправе, мы не смогли им помешать. Страшно представить, что там сейчас начнется. Однако один из танков, оставшихся на дороге, так и не загорелся.
— Серега, давай вон по тому. Прицел тринадцать.
— Понял.
— Бронебойным!
Кланц.
— Готово!
— Огонь!
Гах! Блямс. Ну наконец-то попали! Гах! Гах! Первый взвод вслед за нами добивает подбитого зверя. Гах! Подключается второе орудие нашего взвода. Пыль почти осела и видно как над танком поднимается тонкий дымок.
— Стой! Прекратить огонь!
Сан Саныч вытягивает шею, глядя на правый берег.
— Как-то слабенько он горит.
— Ничего, авось разгорится.
Нашу дискуссию прерывает новая команда.
— Тягачи на батарею!
А вот это правильно, батарея демаскировала себя. Наши же пушки слишком велики и уязвимы для того, чтобы подставлять их под огонь немецкой артиллерии. Расчет бьет рекорд, ставя орудие на колесный ход. Ствол закрепить успели раньше, чем ЗиС Коляныча зафырчал на краю орудийного окопа. А вот цепляли орудие недопустимо долго, суетились, ругались, но, в конце концов, справились. Мотор трехтонки взвыл на высоких оборотах и грузовик, дернувшись, вытащил пушку на поверхность. Успели.
— Сашка, куда? Стой!
— А снаряды?
— Плюнь на них. Давай в машину!
Коновалов выбрался из окопа и его втянули в кузов.
— Коляныч, гони!
Дорога забита беженцами и отступающими. К счастью, можно проехать рядом по целине. Мотор трехтонки воет на высоких оборотах, а скорость всего километров двадцать. Кочки и тяжелая пятитонная зенитка на прицепе не дают машине двигаться быстрее. По нам не стреляют – либо немцам не до нас, либо их артиллерия отстала от передового отряда. На переправе началась паника, толпа, сметая все на своем пути, бросилась на левый берег. Узкий мост не мог вместить всех желающих, прочные перила выдержали напор, люди начали перелазить через них, некоторые стали прыгать в воду. В этот момент в скопище людей и машин врезалась немецкая бронетехника. К моему удивлению это не танки, а гробообразные бронетранспортеры. Откуда они тут взялись? Вроде, к переправе прорывались только танки, а может, я просто не заметил их в клубах пыли. Немцы тоже рвутся к наплавному мосту, он очень им нужен.
