Фальшивый талисман. Зашифрованный счет - Самбук Ростислав Феодосьевич
Непрошеный гость пытался убедить его, что начал писать книгу то ли по истории национал-социализма в Германии, то ли о бывших деятелях СС и что в связи с этим ему крайне необходимо увидеть господина Рудольфа Зикса, одного из высокопоставленных эсэсовских генералов, которые живут и поныне.
Другой на месте Ганса-Юргена Зикса поверил бы корреспонденту, однако у него был большой жизненный опыт, и он знал: настоящий проныра всегда обеспечит себе тыл и придумает такую версию, что и комар носа не подточит.
«Однако ж, — вполне резонно заметил Ганс-Юрген, — знает ли господин журналист, что Рудольф Зикс — человек больной, и контакты с ним разрешены только врачам да обслуживающему персоналу?»
Журналист ответил, что он в курсе дела, более того, знает, что группенфюрер иногда вспоминает много интересного, и в конце концов можно обратиться к врачебной помощи.
«Нет, — решительно встал Ганс-Юрген Зикс. — Я не могу дать разрешения на разговор с братом, ибо всякие воспоминания отрицательно влияют на его и без того расстроенную психику».
Гость откланялся. Он держался почтительно, но это еще больше насторожило господина Зикса.
Ганс-Юрген стал размышлять, что он потеряет, если пресса пронюхает о контактах их фирмы с людьми Либана?
Во-первых, они разнесут это по всему свету, что может повредить деловой репутации фирмы «Ганс-Юрген Зикс и К°». Во-вторых, Рудольф и эти южноамериканцы будут обсуждать проблемы возвращения в Федеративную Республику Германии некоторых эмигрантов и их детей, что в конечном итоге способствовало бы активизации деятельности существующих и созданию новых реваншистских организаций. В-третьих, этот пункт, очевидно, следовало бы передвинуть на передний план, согласно предварительной договоренности именно через фирму «Ганс-Юрген Зикс и К°» в Западную Германию будут переправляться капиталы для финансирования этих организаций — эсэсовцы успели положить значительные суммы на счета южноамериканских банков.
Одни только проценты от этих операций разожгли аппетит хозяина фирмы, а он знал, что не ограничится одними процентами.
Итак, любая гласность могла привести к непоправимым моральным — Ганс-Юрген лицемерил даже в мыслях, ставя это на первое место, — и материальным потерям. Ведь и реваншистские организации, и новая партия фон Таддена, которую они поддерживали, — основа «четвертого рейха». А «четвертый рейх» необходимо будет одеть в мундиры, и Ганс-Юрген Зикс абсолютно не сомневался, что право на это получит фирма, которая способствовала утверждению этого рейха. Здесь уже пахло такими суммами, что и проценты с южноамериканских капиталов, и сверхпроценты казались мелкой разменной монетой!
Зикс позвонил секретарше и распорядился позвать Роршейдта.
Лишь переступив порог кабинета, Генрих Роршейдт понял, что его ждет какое-то важное поручение: резкий запах сигары ударил в нос, и Генрих с удовольствием втянул воздух — так замирает на мгновение гончая, почуяв запах дичи.
— В наш город приехал швейцарский журналист Карл Хаген… — начал Зикс.
— Это тип, который только что морочил вам голову? — перебил Роршейдт: он выполнял самые деликатные поручения хозяина и позволял себе некоторую фамильярность.
— Да. — Зикс внимательно смотрел на подручного, хотя созерцание его внешности никому не могло принести удовольствия: деформированный от многочисленных драк нос, толстые губы и пронзительно-хитрые глаза под приплюснутым лбом. У Роршейдта была сила первобытного человека, звериная выдержка, он был неприхотливым, но самое главное — служил всю войну верно брату, сейчас ему, Гансу-Юргену Зиксу. — Этого журналиста… — Зикс выдержал паузу. Не потому, что ему тяжело было произнести следующие слова или вдруг совесть заговорила в нем, просто, давая такое распоряжение, невольно становишься соучастником, а всегда неприятно знать, что тебя может ждать вечная каторга.
К счастью, Генрих помог ему.
— Убрать? — спросил, словно речь шла о чем-то совсем обычном.
— Только тихо… — поморщился Зикс. — Не нужно шума!
— Попробуем сегодня вечером.
— Он остановился в отеле «Кинг».
Генрих переступил с ноги на ногу.
— Все?
Зикс махнул рукой.
Хорошо, что Генриху ничего не нужно объяснять: сказал и забыл — как и раньше, ощущаешь себя порядочным человеком, который только в силу определенных обстоятельств немного согрешил…
Гюнтер предпочел ресторан с музыкальным автоматом, а у Карла заболела голова от оглушительной музыки, и он решил погулять по городу. Еще днем заметил: сразу за центральной городской площадью с неизменной ратушей начинался парк — сквозь зелень поблескивала вода, там был пруд или даже озеро.
Вначале парк напоминал все парки мира: газоны и клумбы, скамейки. Карл прошел мимо двух или трех пар влюбленных на скамейках — все, как и полагается в таких местах, но незаметно аллея превратилась в тропинку, которая извивалась между густых кустов, запахло свежестью, и слева за редкими деревьями открылось озеро.
Карлу захотелось посидеть на берегу. Солнце заходило, и на воде пролегла кровавая дорожка. Карл шел прямо к ней. Не мог оторвать взгляда от блестящей дрожащей полоски, казалось, сейчас и само солнце коснется воды, нырнет и погаснет. Перепрыгнул канаву и остановился недалеко от берега, оперся о ствол толстой вербы. Да, сегодняшний день, первый их день в Загене, складывался неудачно, хотя все могло быть и гораздо хуже. Швейцар, который принес их вещи в номер, на вопрос, знает ли он Зикса, лишь усмехнулся: «Здесь каждый второй работает на господина Зикса».
Но когда Гюнтер стал осторожно разузнавать, что он знает о бывшем группенфюрере СС, швейцар ничего не рассказал.
Неподалеку от отеля они увидели бензоколонку и решили заправиться.
Заправившись, поехали в имение Зиксов и убедились, что попасть туда невозможно (настоящая тюремная стена с колючей проволокой и битым стеклом). Гюнтер заметил, что группенфюрер живет в обычных условиях — именно так отгораживались когда-то таинственные эсэсовские объекты.
Потом — посещение швейцарским журналистом господина Ганса-Юргена Зикса, и круг замкнулся.
Солнце уже село, и красная дорожка растворилась в воде, а Карл все стоял и думал, как им попасть за ограду. И ничего не мог придумать. Уже собрался возвращаться, но из-за кустов вышли двое и преградили ему дорогу.
Один спросил Карла:
— Это вы поставили машину у парковых ворот? Мы не можем заехать…
— Нет, я без машины…
— Не ври! — грозно произнес другой. — Я сам видел, как ты подъезжал.
— Однако вы ошибаетесь…
Первый, вдруг шагнув вперед, ударил Карла в подбородок.
— Вы что! — возмущенно крикнул юноша, поднял руки, чтобы защититься, но неизвестный нанес второй удар в солнечное сплетение. Карл задохнулся, но все же сам ударил мужчину коленом в пах. Тот только ойкнул и упал. Карл попробовал проскользнуть мимо него, но перед ним вырос другой — высокий, с длинными обезьяньими руками.
— Что вам нужно? — закричал Карл пронзительно. — Спасите!
— Молчи, падлюка!.. — зашипел высокий.
Карл попятился от него, но натолкнулся на второго. Тот схватил его сзади за руки, и в это мгновение высокий подскочил к нему: резкая боль пронзила Карла, он хотел вздохнуть и не мог, осел на землю, прикрыв руками лицо, и потерял сознание.
— Здорово ты его! — бросил Роршейдт высокому. — Сейчас нужно этого прощелыгу…
Вдруг где-то совсем близко заревела автомобильная сирена.
— Петер, сюда! — заорали в кустах. — Кто-то зовет на помощь!
Роршейдт зло выругался. Нагнулся и подхватил Карла под руки.
— Ну ты что?.. — взглянул на высокого. Тот понял и взял Карла за ноги. Пригнувшись, они побежали к берегу, зашли по пояс в воду и бросили тело в камыш.
— Если ты его не добил, — прошептал Роршейдт, — все равно ему конец!
Каммхубель поставил свой «опель» у берега и забросил удочки. Сидел, глядя на неподвижные поплавки, рыба не клевала, но, честно говоря, он и не надеялся на улов, просто любил сидеть над озером перед заходом солнца, выкурить сигарету, смотреть на спокойную воду и ни о чем не думать. Точнее, мысли в такие минуты были ленивые и спокойные, какие-то затяжные — вода успокаивала, и все вокруг казалось таким прекрасным — лучше не могло быть на свете. Ну что можно сравнить с золотисто-красной дорожкой на воде и мягким шелестом камыша?
